Каждый из собравшихся невольно подумал о странной судьбе разумной и красивой женщины, которой достался в мужья человек, только и помышляющий о еде да о выпивке. И по возрасту они неровня. Баю за пятьдесят, а Бегаим тридцати нет. Семья у нее, по слухам, знатная и богатая, зачем она выходила за Бая?
На помощь Асеину пришел Садак.
— Асеин, уважаемый наш зять, я вот что надумал,— как ни в чем не бывало заговорил он.— Не выучить ли тебе Кутуйана играть на комузе и слагать песни? Как он, способный к этому?
Асеин живо откликнулся с благодарным облегчением:
— Ты же знаешь, дорогой мой, что, кроме него да Казата, у меня никого нет. Что там комуз да песни, я душу за них готов отдать. Кутуйан очень способный, мой Казат попроще будет. У него все заботы обыкновенные, житейские, все больше о хлебе насущном. Парень добычливый, ничего не скажешь. А тот... тот совсем другой. Способный, сообразительный, и душа тонкая, все чувствует. Но я так считаю: мои песни ему в память не западают. Слушать слушает, но думает о своем.Мечтает. Я играю, а он сидит и смотрит куда-то вда-аль. Что он высматривает, чего ищет? Не знаю, вижу только, что задумывается крепко.
— Значит, понимает.
— Не понимал бы, не задумывался.
Бегаим повернулась к Асеину:
— Сколько ему сейчас?
— Погоди-ка...— Асеин по одному загибал пальцы, под
считывая годы.— Нынче у нас год барса? Та-ак... значит, ему пятнадцатый пошел.
В это время принесли воду полить на руки, и разговор оборвался.
2
По дороге домой уговорились съездить в Бишкек на следующий большой базар. Предложил это Садак... Зерна хватит до новины, семена запасены. Слава богу, урожай сей год был неплохой. Удастся рассчитаться за скотину на убой, за тягло, налоги внести. Да еще кое-что останется продать на базаре и купить чаю и тому подобного добра да ребятишкам одежонку.
Бишкек нынче уже не тот. Меняется день ото дня. Старая крепость обратилась в развалины. Раньше вокруг города жили, можно сказать, одни кокандцы, а теперь их почти нет. Большинство покинуло эти края, остались самые бедняки, которым деваться некуда — не под силу семью с места поднять. Кроме них живут под городом казахи, киргизы, живут ногайцы, эти в основном заняты мелкой торговлей. Ну и русские... Чиновники в белых кителях, купцы, люди грамотные, ученые. Ездят верхом на конях с подстриженными хвостами или в повозках. Денег у них полны руки. Богатые, выходит. Не все, конечно. Небогатых больше. Одеты так себе, обуты в лапти — вроде чарыков, только не из сыромятины, а из лыка. И то сказать, не от великой радости переселились сюда из своих мест. Выходит, что и у них одним выпало прохлаждаться в свое удовольствие да, ежели понадобится, писать распоряжения и указы, а другим — копаться в земле от зари до зари.
Да, Бишкек — не прежний Бишкек. Раньше место было голое, мало обжитое. Ну, торчала крепость. Был караван-сарай, вокруг него лачуги да лачужки, кузницы, мелкие мастерские, юрты. А нынче мало-помалу народ прибывает, люди строят дома, ставят загоны, город растет. Население увеличилось — стало быть, и базар большой.
Базар что надо: все купишь, чего душа пожелает, от ниток и прочей мелочи до верблюдов. Взять хотя бы материю. Раньше торговали бязью да матой1, слыхали про шеле-бейкасам и парчу, да только шелка эти не про бедняков сотканы, покупали их те, у кого есть на что купить. Теперь появились и
1 Мата — хлопчатобумажная ткань кустарного производства.
трайке1, и ситец, и кисея. Широкие, а недорогие. Продают на базаре и лопаты, кетмени, плуги. Ничего, это все добро, все людям на пользу.
В базарный день, нагрузив мешки с мукой на волов и лошадей, Асеин и Санджар еще до свету двинулись в дорогу. На радость Кутуйану, и его взяли с собой. Как же не радоваться — впервые в жизни увидит он город, базар, о которых раньше только слышал от отца. Скорее бы добраться, скорее бы своими глазами на все поглядеть.
Ехали по дороге у подошвы горы. Вот и Чон-Су. Садак говорил, что встретит их у переправы. Нет его. Или передумал ехать? Вроде бы хотел продать пару овец из тех шести, что дал ему Бай за работу...
Взошло солнце, и сразу все вокруг засияло чистым светом. Асеин повернул коня к небольшой луговине повыше переправы, Санджар последовал за ним. Решили дать животным передохнуть: с грузом идут, устали. Чобур так и водит боками, да и конь Санджара тоже. Волы дышат тяжело. И кони, и волы, едва их освободили от груза, направились к воде, но Санджар тотчас попросил Кутуйана:
— Кукентай, останови-ка их. Наглотаются сгоряча, это не годится.
— Сейчас, ата!— Кутуйан подбежал, ухватил за повод коня.— Стой, куда? Стой, говорю!
— Вот-вот, милый, держи, не пускай.
— Тяжело им,— пожалел скотину Асеин.— Дорога долгая, пить захотели. Но Санджар прав, надо их придержать.
Вытащили из тороков бурдючок, в котором булькала джар- ма. Наломали лепешек, поели с джармой, немного отдохнули и снова в дорогу. Впрочем, задержались они тут не из-за отдыха — ждали, не появится ли Садак. Он не приехал.
Базар обычно начинается рано. Не поспеешь к разгару торговли — хорошую цену не возьмешь. И вообще, если уж ехать, так ехать, а иначе незачем и в путь отправляться, сиди себе дома, и конец делу. И оба старика двинулись дальше; груженых вьючных животных вели в поводу и неторопливо беседовали о разных разностях: то о хозяйстве, о повседневных заботах, то о временах прошедших, при этом подтрунивая друг над другом. Такой разговор — одна из радостей долгой дороги.
1 Т р а й к е — искаженное «трико», так называли дешевую бумажную плотную ткань для верхней одежды.
— ...Теперь уж те времена не вернуть, всему свой срок,— говорил Санджар, вспомнив беспечную пору веселой молодости.— Куда ни кинь, у каждого из нас его судьба на лбу написана. Испытаем что нам суждено. У тебя вот сын. У меня две дочери, обе, как ты знаешь, замужем, обе семейные. Сына мне бог не дал. Ну что ж, и дочь — тоже родное дитя. Надо и за это благодарить небо. Сколько людей томится желанием услышать первый крик хотя бы одного ребенка. А мы внуков- правнуков, гляди, дождемся, вот она и радость, вот оно и счастье. Живи себе тихо-мирно, что может быть лучше.
— Твоя правда,— отвечал задумавшийся Асеин.— Было бы пропитание, и за то слава богу. Мы хоть и состарились, но еще трудимся в меру сил, кой-кому из молодых за нами не угнаться. Не в богатстве, не во власти суть, она в самой жизни. Хорошо тебе или худо, а какое счастье встать на заре и помолиться на светлое солнышко. Какое счастье ходить по этой щедрой земле! Только и остается пожелать, как ты говоришь, чтобы бог нас, рабов своих, призвал раньше, чем вот их.
Кутуйан слушает и вникает. У стариков обо всем свое суждение, это и есть их богатство. Смотри-ка, у них чуть не каждое второе слово «бог», «жизнь», «смерть».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
На помощь Асеину пришел Садак.
— Асеин, уважаемый наш зять, я вот что надумал,— как ни в чем не бывало заговорил он.— Не выучить ли тебе Кутуйана играть на комузе и слагать песни? Как он, способный к этому?
Асеин живо откликнулся с благодарным облегчением:
— Ты же знаешь, дорогой мой, что, кроме него да Казата, у меня никого нет. Что там комуз да песни, я душу за них готов отдать. Кутуйан очень способный, мой Казат попроще будет. У него все заботы обыкновенные, житейские, все больше о хлебе насущном. Парень добычливый, ничего не скажешь. А тот... тот совсем другой. Способный, сообразительный, и душа тонкая, все чувствует. Но я так считаю: мои песни ему в память не западают. Слушать слушает, но думает о своем.Мечтает. Я играю, а он сидит и смотрит куда-то вда-аль. Что он высматривает, чего ищет? Не знаю, вижу только, что задумывается крепко.
— Значит, понимает.
— Не понимал бы, не задумывался.
Бегаим повернулась к Асеину:
— Сколько ему сейчас?
— Погоди-ка...— Асеин по одному загибал пальцы, под
считывая годы.— Нынче у нас год барса? Та-ак... значит, ему пятнадцатый пошел.
В это время принесли воду полить на руки, и разговор оборвался.
2
По дороге домой уговорились съездить в Бишкек на следующий большой базар. Предложил это Садак... Зерна хватит до новины, семена запасены. Слава богу, урожай сей год был неплохой. Удастся рассчитаться за скотину на убой, за тягло, налоги внести. Да еще кое-что останется продать на базаре и купить чаю и тому подобного добра да ребятишкам одежонку.
Бишкек нынче уже не тот. Меняется день ото дня. Старая крепость обратилась в развалины. Раньше вокруг города жили, можно сказать, одни кокандцы, а теперь их почти нет. Большинство покинуло эти края, остались самые бедняки, которым деваться некуда — не под силу семью с места поднять. Кроме них живут под городом казахи, киргизы, живут ногайцы, эти в основном заняты мелкой торговлей. Ну и русские... Чиновники в белых кителях, купцы, люди грамотные, ученые. Ездят верхом на конях с подстриженными хвостами или в повозках. Денег у них полны руки. Богатые, выходит. Не все, конечно. Небогатых больше. Одеты так себе, обуты в лапти — вроде чарыков, только не из сыромятины, а из лыка. И то сказать, не от великой радости переселились сюда из своих мест. Выходит, что и у них одним выпало прохлаждаться в свое удовольствие да, ежели понадобится, писать распоряжения и указы, а другим — копаться в земле от зари до зари.
Да, Бишкек — не прежний Бишкек. Раньше место было голое, мало обжитое. Ну, торчала крепость. Был караван-сарай, вокруг него лачуги да лачужки, кузницы, мелкие мастерские, юрты. А нынче мало-помалу народ прибывает, люди строят дома, ставят загоны, город растет. Население увеличилось — стало быть, и базар большой.
Базар что надо: все купишь, чего душа пожелает, от ниток и прочей мелочи до верблюдов. Взять хотя бы материю. Раньше торговали бязью да матой1, слыхали про шеле-бейкасам и парчу, да только шелка эти не про бедняков сотканы, покупали их те, у кого есть на что купить. Теперь появились и
1 Мата — хлопчатобумажная ткань кустарного производства.
трайке1, и ситец, и кисея. Широкие, а недорогие. Продают на базаре и лопаты, кетмени, плуги. Ничего, это все добро, все людям на пользу.
В базарный день, нагрузив мешки с мукой на волов и лошадей, Асеин и Санджар еще до свету двинулись в дорогу. На радость Кутуйану, и его взяли с собой. Как же не радоваться — впервые в жизни увидит он город, базар, о которых раньше только слышал от отца. Скорее бы добраться, скорее бы своими глазами на все поглядеть.
Ехали по дороге у подошвы горы. Вот и Чон-Су. Садак говорил, что встретит их у переправы. Нет его. Или передумал ехать? Вроде бы хотел продать пару овец из тех шести, что дал ему Бай за работу...
Взошло солнце, и сразу все вокруг засияло чистым светом. Асеин повернул коня к небольшой луговине повыше переправы, Санджар последовал за ним. Решили дать животным передохнуть: с грузом идут, устали. Чобур так и водит боками, да и конь Санджара тоже. Волы дышат тяжело. И кони, и волы, едва их освободили от груза, направились к воде, но Санджар тотчас попросил Кутуйана:
— Кукентай, останови-ка их. Наглотаются сгоряча, это не годится.
— Сейчас, ата!— Кутуйан подбежал, ухватил за повод коня.— Стой, куда? Стой, говорю!
— Вот-вот, милый, держи, не пускай.
— Тяжело им,— пожалел скотину Асеин.— Дорога долгая, пить захотели. Но Санджар прав, надо их придержать.
Вытащили из тороков бурдючок, в котором булькала джар- ма. Наломали лепешек, поели с джармой, немного отдохнули и снова в дорогу. Впрочем, задержались они тут не из-за отдыха — ждали, не появится ли Садак. Он не приехал.
Базар обычно начинается рано. Не поспеешь к разгару торговли — хорошую цену не возьмешь. И вообще, если уж ехать, так ехать, а иначе незачем и в путь отправляться, сиди себе дома, и конец делу. И оба старика двинулись дальше; груженых вьючных животных вели в поводу и неторопливо беседовали о разных разностях: то о хозяйстве, о повседневных заботах, то о временах прошедших, при этом подтрунивая друг над другом. Такой разговор — одна из радостей долгой дороги.
1 Т р а й к е — искаженное «трико», так называли дешевую бумажную плотную ткань для верхней одежды.
— ...Теперь уж те времена не вернуть, всему свой срок,— говорил Санджар, вспомнив беспечную пору веселой молодости.— Куда ни кинь, у каждого из нас его судьба на лбу написана. Испытаем что нам суждено. У тебя вот сын. У меня две дочери, обе, как ты знаешь, замужем, обе семейные. Сына мне бог не дал. Ну что ж, и дочь — тоже родное дитя. Надо и за это благодарить небо. Сколько людей томится желанием услышать первый крик хотя бы одного ребенка. А мы внуков- правнуков, гляди, дождемся, вот она и радость, вот оно и счастье. Живи себе тихо-мирно, что может быть лучше.
— Твоя правда,— отвечал задумавшийся Асеин.— Было бы пропитание, и за то слава богу. Мы хоть и состарились, но еще трудимся в меру сил, кой-кому из молодых за нами не угнаться. Не в богатстве, не во власти суть, она в самой жизни. Хорошо тебе или худо, а какое счастье встать на заре и помолиться на светлое солнышко. Какое счастье ходить по этой щедрой земле! Только и остается пожелать, как ты говоришь, чтобы бог нас, рабов своих, призвал раньше, чем вот их.
Кутуйан слушает и вникает. У стариков обо всем свое суждение, это и есть их богатство. Смотри-ка, у них чуть не каждое второе слово «бог», «жизнь», «смерть».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77