Ну а разве мне сверкнуть уже нельзя? Или только красота дается выдре? Истомилось, может, сердце-то мое В ожиданье незнакомца молодого. Как же мне не поиграть, не пошутить — На себя его вниманье обратить? Иль считаешь, что лишь девушке пристало — Молодухе, ты считаешь, не к лицу?
Гулом одобрения встретили ее пение девушки и молодухи. Но Кутуйан запел в ответ:
Красота все остается красотой — Молодуха иль девица пред тобой.
Лишь бы ласковой и доброю была, Не утратила душевного тепла. Вот явился я, пришел, встречай меня. Не такого ли ждала день ото дня? Друг на друга поглядим, рука в руке. Ты не мешкай, дорогая дженеке!
Тут первыми отозвались джигиты, хваля Кутуйана, но девушки, быстро спохватились, принялись подбадривать молодуху:
— Пой, не уступай ему, Какылдак1! Отвечай ему за всех нас, не давай нас в обиду.
И Какылдак — то ли это было ее настоящее имя, удачно нареченное в младенческие дни, то ли прозвище, которое пристало к ней, когда она выросла,— снова запела, глядя на Кутуйана и словно бы не замечая, что обращается к нему уже на «ты».
Ах, мой милый незнакомец молодой, Почему так неприветлив ты со мной? Или думаешь, что не сдержу я слова? Нет, зависит от тебя лишь все теперь. Обещанье мое искренно, поверь, И его я повторить готова снова. Не сверну с пути, не обману, не струшу — Без остатка отдаю тебе всю душу.
Кутуйан на этот раз откликнулся не сразу. Взлетали и опускались качели, а он смотрел куда-то вверх, далеко, обдумывал слова новой песни. Наконец он перевел взгляд на свою соперницу и запел мягко и спокойно:
Дженеке, дружочек, золотце мое! Мне б сказать тебе «спасибо» не мешало За возвышенный души твоей настрой, За вернувшийся утраченный покой И за шутку, что на шутку отвечала. Дни разлуки, дни тоски не сосчитать, Когда землю мы покинули родную И пришлось нам на чужбине кочевать, Испытал народ кунту годину злую. Пусть во всем теперь сопутствует успех. Мы вернулись в отчий край к своим истокам. Пусть отныне будет радость, будет смех, Перестанем о судьбе вздыхать с упреком.
Отзвучали последние слова, и встретило их задумчивое молчание: видно, за душу задела всех эта песня, всколыхнула тяжелые воспоминания о том, что, не дай бы бог, повторилось.
Кутуйан, который сегодня особенно остро воспринимал происходящее, спохватился: «Зачем же я тронул больное место, зачем я это сделал в тот день, когда впервые после долгих страданий к людям пришло беспечное веселье? Чем так поступать, лучше было бы не участвовать в играх». И он, с улыбкой заглянув в глаза джене, пропел:
Значит, повод настоящий, дженеке.
На качелях разгонись ты что есть силы,
Все желания твои исполнить рад.
Что есть силы разгорись ты! Что есть силы!
Снова вспыхнул общий смех, да какой! Джигиты требовали, чтобы джене поцеловала Кутуйана, а девушки спорили с ними: вот еще, в первый раз увиделись, и целуй его! Да ни за что! Не уступай, Какылдак, он тебя не стоит!
Смеялась вместе со всеми и молодая женщина, поправляя сбившийся назад белый шелковый платок. То ли устала она, то ли признала себя побежденной, но только больше ничего петь не стала. Качели остановились, Кутуйан спрыгнул на землю и, взяв женщину под руку, помог ей сойти. Джене, прикрыв лицо платком, быстро замешалась в толпу женщин и девушек. Джигиты окружили Кутуйана.
— Молодец! — похвалил его джигит, который приезжал за ним на пригорок.— Ты настоящий молодец, Кутуйан! Тебя, кажется, так зовут?
— Так,— улыбнулся Кутуйан.
Его собеседник повернулся к своим товарищам:
— Эй, ребята, чего стоите? Несите-ка сюда кумыс!
А качели уже снова взлетали и опускались, и состязалась в пении новая пара. Скоро принесли кумыс. Первую чашку подали Кутуйану, но он в знак уважения протянул ее старшему.
— Спасибо, пей сначала ты,— сказал тот.— Ты у нас нынче гость. Утоли свою жажду. Мы еще долго будем веселиться. И жгут играть, на конях состязаться, может, и козлодрание устроим. Хоть и пострадало племя кунту, но мы еще живы и покажем канаевским, кто мы такие!
Кутуйан поднес к губам чашку с кумысом и начал пить. Ненароком заметил молодуху Какылдак, она о чем-то оживило переговаривалась с подругами, то и дело они, наклоняясь друг к другу, что-то особо важное шептали на ухо и Иигом заливались смехом. Чуть поодаль стояла, накручивая на палец кончик одной из косичек, девушка в длинном цве- ) и том платье с оборками. Она не принимала участия в пощем песелье, и лицо у нее было задумчивое, неулыбчивое.
Если бы Кутуйан был повнимательнее, он заметил бы, что она к нему все приглядывается исподтишка. Но он увидел ее только теперь, и она показалась ему знакомой. Откуда? Присмотрелся — девушка ответила ему взглядом, улыбнулся — посветлела, улыбнулась и она. Да ведь это же Айдай! Кутуйан поспешил подойти к ней.
— Айдай, ведь это ты? — спросил он и вдруг ощутил незнакомую до сих пор робость перед красивой девушкой.
— Кутуйан...— поднялись тонкие брови, дрогнули яркие губы.— Ах, Кутуйан, уж не во сне ли я вижу вас?
— Айдай, ты совсем взрослая... как ты живешь?
— Хорошо, Кутуйан, только...— Айдай запнулась.— Только моя Бегаим-джене...
— Да, я знаю.— Кутуйан вздохнул, ему вспомнились дни на джайлоо, Казат, Аим-апа...— Что поделаешь, такова судьба... Слушай, а что мы тут стоим, в стороне ото всех? Пойдем и мы играть.
Игры кончились уже в сумерках. Обычно их проводят по ночам, но на этот раз намеренно устроили днем, чтобы все в округе знали про них. Были и скачки, и борьба, и даже козлодрание. Кутуйан во всем, кроме козлодрания, успел принять участие. Уважил неотступную просьбу матери: игра опасная, в ней легко получить увечье. К такому привыкнуть надо, а где ему было привыкать?
Праздник кончился, люди разъехались.
4
Кутуйан был счастлив, что вернулся к своим. В самом деле, что за жизнь без родного народа, родной земли? Никакого смысла в ней нет. Как говорится, чем быть султаном у чужого народа, лучше быть подметкой у своего. И еще старики говорят: «На чужбине и солнышко не радует, а над родной землей и черные тучи не страшат».
Что касается черных туч, то над головой Кутуйана их довольно, но есть в них и светлое окошко: Айдай.
Наступили холода, зима была у порога. Если весной никто не пахал, то осенью нет и урожая. А как прокормить зимой скотину, если пасти ее негде, хоть бы и по той же стерне?
Байтик ведет себя все так же. Никаких вестей от него. Высоко занесся, ни до кого ему дела нет. И ни до чего.
За примерами далеко ходить незачем, взять хотя бы недавний случай — из ряда вон выходящий. Перерезали косяк отборных кобылиц, принадлежавший Байтику,— и сделали
это намеренно, чтобы выразить свою обиду и недовольство.
Когда по этому поводу держали совет, позвали и Кутуйана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77