— И она согласна отпустить тебя?
— Да, согласна.
— Тогда и я согласен,— как можно мягче произнес Петр.
Теплым, почти душным июньским вечером Петр провожал отъезжающих.
Нефедовы уже заняли свои места в вагоне. Даша молча стояла на перроне возле Петра. Все уже было переговорено, и наступили те последние томительные минуты, когда все — и отъезжающие, и провожающие — с нетерпением ждут отвального гудка.
И вдруг Петра словно кольнуло в сердце. Даша уезжает, и навсегда... Еще можно крикнуть стоящему у открытого окна Борису, чтобы выбросил Дашины чемодан и саквояж... Вполне можно успеть сделать это, но не хватило убежденности в том, что это необходимо.
Наверно, все это отразилось на лице Петра, потому что Даша порывисто обняла его и поцеловала нежно и крепко, как в первые дни их близости. Потом оторвалась и торопливо вскочила на подножку уже тронувшегося с места вагона.
Петр сидел в своем кабинете и готовился к уроку по истории СССР, который он должен был провести в выпускном четвертом «А» классе школы ФЗУ.
Материал был хорошо знаком с детства — разгром тевтонских рыцарей на льду Чудского озера,— но Петр никак не мог собраться с мыслями и решить, как понятнее объяснить, что такое рыцарский орден. Сосредоточиться мешали крики и шум, доносившиеся из вестибюля на первом этаже.
Там неизвестно кем и когда был поставлен настольный бильярд. И так как из трехсот с лишним учеников школы всегда кто-то оказывался свободен от работы и учебы (пришел раньше времени на смену, только что окончил ее в цехе учебной фабрики, а то и просто удален с урока), то игра на бильярде не прекращалась с утра до вечера.
Петр спустился на лестничную площадку между этажами и окликнул играющих. Увидев нового директора школы, некоторые из них смутились. Но не все. Высокий парень (по возрасту ему не могло быть больше шестнадцати, но роста хватило бы и на двадцатилетнего) в красной рубашке с кием в руках смотрел на Петра независимо, с едва приметной ухмылочкой. И еще несколько игроков вроде бы и не заметили появления директора.
— В классах идут уроки. Шуметь нельзя! — строго сказал Петр и поднялся к себе наверх.
Несколько минут в вестибюле было тихо. Потом снова стали слышны резкий металлический стук шаров и громкие выкрики.
— Вы что, не слышали? — спросил Петр, снова появляясь на лестничной площадке.— Или не поняли?..
Снова все стихло. Но едва Петр успел усесться за стол, как шум донесся снизу с удвоенной силой.
А что было дальше, Петр вряд ли сумел бы пересказать. Он сорвался с места, в несколько футбольных прыжков преодолел коридор и два марша лестницы, свалился сверху на остолбеневших игроков, вырвал из рук у высокого парня кий и что было силы хватил им по бильярдному столу. Кий разлетелся на несколько кусков.
— Вон отсюда! — крикнул взбешенный Петр, и всех игроков как ветром сдуло.
Потом вызвал к себе завхоза и приказал ему немедленно убрать бильярд из вестибюля.
— Куда убрать-то? — спросил завхоз.
— Куда хотите.
— Я поставлю в раздевалку на фабрике,— подумав, сказал завхоз.— Там никому не помешает.
— Поставьте в раздевалку,— согласился Петр.
Быстротечная, но впечатляющая сцена в вестибюле мгновенно стала известна в классах школы и цехах учебной фабрики. И, как потом дошло до Петра, вызвала разноречивые суждения.
Производственникам, мастерам и бригадирам учебной фабрики, строгость нового директора пришлась по душе. (Учебная фабрика была предприятием с законченным технологическим циклом. Она выпускала все виды обуви, изготавливаемой на обувной фабрике комбината. Всего восемьдесят тысяч пар в год, то есть примерно двести пятьдесят пар в сут-
ки.) Дисциплина в учебных цехах хромала, по этой причине часто срывалось выполнение плана, что прямо и достаточно болезненно сказывалось на зарплате производственников.
А вот среди учителей реакция была далеко не однозначной.
Учитель физики и математики, нервный и раздражительный, сдвинув на лоб очки в тонкой металлической оправе, решительно заявил:
— Наконец-то появился энергичный и смелый человек в этом вертепе!
На что учительница русского языка, обычно тихая и несколько меланхоличная девушка с толстой русой косой, возразила неожиданно резко:
— Вы что же, Василий Степанович, любой поступок унтера Пришибеева одобрите?
— Я, уважаемая Софья Никитична, кого угодно согласен одобрять, лишь бы порядок навел!
Петру, когда он узнал об этом обмене репликами в учительской, стало немного не по себе. Софья Никитична тоже состояла в хоровом ансамбле, а Петру совсем не хотелось, чтобы о его срыве узнали Елена Борисовна и особенно Алевтина Васильевна.
Они и узнали. Но, по-видимому, не осудили его. Елена Борисовна даже высказалась в том смысле, что приятно, когда человек наделен характером. И Алевтина Васильевна согласилась с нею.
С переходом на новую работу у Петра стало больше свободного времени, конечно, после того, как он освоился с новыми своими обязанностями. Петр не сразу согласился уйти из раскройного цеха, Александру Ефимовичу пришлось долго убеждать его. Пост директора школы ФЗУ в местной табели о рангах был значительно выше, нежели должность начальника цеха. Он шел следом за постами технического директора комбината и технического руководителя завода. Иначе говоря, на служебной лесенке он занимал (если не считать директора комбината, которого к тому же до сих пор еще не назначили) третье место, сразу после Александра Ефимовича Дерюгина и Михаила Ивановича Михайлова, что, кстати, подтверждалось и размером должностного оклада.
Нельзя сказать, чтобы Петр совсем уж был лишен честолюбия, нет, он ценил, что его хотят повысить по службе, но ему представлялось, что в новой должности он будет смахивать на охотника, устремившегося сразу за двумя зайцами. Зай-
мешься школой — упустишь фабрику, займешься фабрикой— упустишь школу.
— Ну а как же у меня,— убеждал его Александр Ефимович,— и завод, и фабрика, и та же школа ФЗУ?
— У вас,— возражал Петр,— на заводе Михайлов, на фабрике Собакин, кто-то и на школе ФЗУ...
— Так же и у тебя. За учебные дела отвечает завуч. За производство тоже есть с кого спросить. Кроме бригадиров-наставников сменные и старшие мастера в каждом цехе, а над ними старший мастер фабрики. А твое дело — спрашивать с них.
Так оно и оказалось, как говорил Александр Ефимович.
Спрашивать с других, в общем-то, легче, чем самому работать. Конечно, если есть с кого спрашивать. А тут было с кого спросить. И завуч, и старший мастер дело свое знали, к тому же и себя достаточно уважали, чтобы не доводить до положения, как говорится, мордой об стол.
Петр правильно оценил своих помощников и понял, что от него требуется не начальственное рвение, а повседневная помощь, и прежде всего в подтягивании дисциплины, потому что ученики — это не кадровые рабочие:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108