.. Уходили из цехов мужчины, на их места вставали женщины и подростки. Их надо было обучать, многие из них впервые видели станок... Да и сколько ни учи, разве даст мальчишка ту производительность, то качество, что давал ушедший на войну мастер...
Приходили изредка наниматься и мужчины. Иного по отбытии срока из колонии выпустят, другой заявится откуда-то из тайги или из тундры: все-таки Крайний Север. Здоровые приходили мужики, но первое условие: давай, хозяин, жилье! А где его взять? Уходя на фронт, семью с собой не берут, она остается, стало быть, и квартира не освобождается... Придут, спросят, услышат, что нет, и, понятно, уходят. А со своими квартирами только женщины и подростки...
А несколько дней назад донесся из Москвы первый тревожный отголосок войны. Снабженцы из наркомата сообщили, что экстрактовые заводы, расположенные в Белоруссии, выбыли из строя, и потому в снабжении дубильным экстрактом возможны перебои. Это, понятно, пишется «возможны», читается «неизбежны»...
Словом, работать с каждым днем становилось все труднее и труднее. Но не по этой причине стремился Петр туда, совсем не потому, что здесь стало труднее. Он понимал, что и там он своим появлением погоды не изменит, невелика птица старший сержант... Но оставаться здесь было совестно: стыдно было смотреть в глаза солдатским женам, особенно почему-то той маленькой, хрупкой Тане Агафоновой, наверно, потому, что не забывал, как поглядела она на него, когда провожала своего Сергея...
В таком вот состоянии повстречался он с третьим секретарем горкома Котловым, тем самым, который когда-то подвигнул его выступить со статьей в газете. Сидели рядом на каком-то совещании. Котлов был чем-то очень озабочен. Поделился с Петром. Оказывается, приехал из штаба Забайкальского военного округа бригадный комиссар со специальным заданием — отобрать из партийного актива кандидатов для зачисления на ускоренные курсы политсостава. Котлову поручено заниматься этим делом. А дело непростое. Кандидат должен удовлетворять следующим условиям: возраст — не старше сорока, образование — не ниже среднего, партстаж — не менее двух лет и обязательно отслужить действительную в армии.
И вот оказалось, что удовлетворяющих всем этим условиям не так-то много в городской партийной организации. Не говоря уже о том, что некоторых, вполне подходящих, брать не разрешено — номенклатура обкома.
— Итак,— завершил Котлов свой рассказ,— послезавтра последний срок, а мне надо еще пять человек найти. Хоть из-под земли вырой!..
— Не пять, а только четверых,— ответил Петр.— Пятый налицо. И подходит по всем статьям. По возрасту годится, образование тоже подходящее, вот только с партстажем маленькая неувязочка — одного месяца не хватает. Ну это пока до места доедешь, и партстаж набежит.
— Ты серьезно? — спросил обрадованный Котлов.
— Этим не шутят.
— А сам ты как?
— Спрашиваешь!
— Тогда завтра к десяти утра в военкомат на медкомиссию. Мы повестками вызываем, но ты приходи так. А повестку я тебе там вручу.
Медицинскую комиссию Петр прошел за несколько минут. Конечно, его признали годным. «Все бы такие были!» — сказал пожилой врач, откровенно любуясь плечистой фигурой Петра.
Военный комиссар, сидевший в центре стола, велел Петру обождать в приемной военкомата. И через несколько минут ему вручили повестку, в которой было указано, что военнообязанный имярек зачислен в учебную команду и обязан явиться в военкомат для отправки в часть такого-то числа к двенадцати ноль-ноль.
В личном его распоряжении оставалось ровно сорок восемь часов. Надо было использовать эти быстро бегущие часы как можно рациональнее.
Прежде всего Петр отправился в наркомат, предъявил там свою повестку заместителю наркома (сам нарком находился на каком-то правительственном заседании), договорился, что сдаст дела главному инженеру. Затем поехал на комбинат, вызвал к себе в кабинет главного инженера и главного бухгалтера и сказал им: первой — что на нее возлагается временное исполнение обязанностей директора; второму — что ему надлежит весьма срочно подготовить акт сдачи-приема дел.
— Я не могу, я не справлюсь! — взволнованно заявила Зинаида Тихоновна, и в ее больших, чуточку сдвинутых к переносью глазах проступил ненаигранный ужас.
— Надо приказ наркомата,— произнес главный бухгалтер.
Петр ответил, что приказ наркомата будет, а время сейчас военное, и поэтому отказываться от поручаемой работы никому не дозволено.
— К тому же временное исполнение обязанностей,— утешил он встревоженную Зинаиду Тихоновну.— Я уверен, директора они быстро подберут.
Напомнив бухгалтеру, что акт должен быть готов к утру следующего дня, Петр отправился домой. Аля еще не вернулась со студии. Глафира Федотовна перенесла известие молча, только чуть побледнела и замкнулась в себе. Спустя несколько минут спросила, что собрать на дорогу.
Петр принялся разбирать бумаги в своем портфеле, Глафира Федотовна готовила на кухне обед. В квартире угнездилось тяжелое молчание. Оно оборвалось только с приходом Али. Она была ошеломлена, расстроена, огорчена и даже разгневана.
— Директоров на фронт не отправляют! — заявила она, выслушав Петра.— Если, конечно, нет особой необходимости избавиться от них...
— Тебе должно быть стыдно за свои слова,—- сказал ей Петр.— Неужели ты не понимаешь, какая пришла война? На фронт посылают лучших.
— И ты ужасно рад, что попал в лучшие!..
— Да,— подтвердил Петр.— Я сам просился.
— Ах сам!.. Теперь мне все понятно! — вскричала Аля, убежала в спальню, упала на постель и разрыдалась.
На следующее утро акт передачи дел был готов, но приказа из наркомата все еще не поступило. И главный бухгалтер отказывался выдать акт для подписи.
— Все равно без приказа акт недействителен,— объяснял он торопившему его Петру.
Незадолго до обеденного перерыва на комбинат позвонили из приемной горкома. Василий Егорович Инчутин вызывал к себе директора комбината. Немедленно.
Двойные двустворчатые двери кабинета распахнулись, и оттуда вышли, продолжая спорить на ходу, двое: оба высокие, плотные, с лысоватыми бритыми головами. Один из них, богатый усами, был председатель Приленского горсовета, прославленный партизан гражданской войны в крае.
— Проходи, ждет тебя,— обратился он к Петру.
Инчутин стоял за столом. Жестом показал на стул напротив себя. Сел сам и кивнул Петру, чтобы садился. Строго посмотрел на него и жестко спросил:
— Дезертировать задумал?
Каких угодно слов ждал Петр, только не этих. Едва не задохнулся от возмущения, но ответить ничего не сумел.
— Сколько надо объяснять, что фронт и тыл едины! Что это не бумажный лозунг, а требование самой войны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Приходили изредка наниматься и мужчины. Иного по отбытии срока из колонии выпустят, другой заявится откуда-то из тайги или из тундры: все-таки Крайний Север. Здоровые приходили мужики, но первое условие: давай, хозяин, жилье! А где его взять? Уходя на фронт, семью с собой не берут, она остается, стало быть, и квартира не освобождается... Придут, спросят, услышат, что нет, и, понятно, уходят. А со своими квартирами только женщины и подростки...
А несколько дней назад донесся из Москвы первый тревожный отголосок войны. Снабженцы из наркомата сообщили, что экстрактовые заводы, расположенные в Белоруссии, выбыли из строя, и потому в снабжении дубильным экстрактом возможны перебои. Это, понятно, пишется «возможны», читается «неизбежны»...
Словом, работать с каждым днем становилось все труднее и труднее. Но не по этой причине стремился Петр туда, совсем не потому, что здесь стало труднее. Он понимал, что и там он своим появлением погоды не изменит, невелика птица старший сержант... Но оставаться здесь было совестно: стыдно было смотреть в глаза солдатским женам, особенно почему-то той маленькой, хрупкой Тане Агафоновой, наверно, потому, что не забывал, как поглядела она на него, когда провожала своего Сергея...
В таком вот состоянии повстречался он с третьим секретарем горкома Котловым, тем самым, который когда-то подвигнул его выступить со статьей в газете. Сидели рядом на каком-то совещании. Котлов был чем-то очень озабочен. Поделился с Петром. Оказывается, приехал из штаба Забайкальского военного округа бригадный комиссар со специальным заданием — отобрать из партийного актива кандидатов для зачисления на ускоренные курсы политсостава. Котлову поручено заниматься этим делом. А дело непростое. Кандидат должен удовлетворять следующим условиям: возраст — не старше сорока, образование — не ниже среднего, партстаж — не менее двух лет и обязательно отслужить действительную в армии.
И вот оказалось, что удовлетворяющих всем этим условиям не так-то много в городской партийной организации. Не говоря уже о том, что некоторых, вполне подходящих, брать не разрешено — номенклатура обкома.
— Итак,— завершил Котлов свой рассказ,— послезавтра последний срок, а мне надо еще пять человек найти. Хоть из-под земли вырой!..
— Не пять, а только четверых,— ответил Петр.— Пятый налицо. И подходит по всем статьям. По возрасту годится, образование тоже подходящее, вот только с партстажем маленькая неувязочка — одного месяца не хватает. Ну это пока до места доедешь, и партстаж набежит.
— Ты серьезно? — спросил обрадованный Котлов.
— Этим не шутят.
— А сам ты как?
— Спрашиваешь!
— Тогда завтра к десяти утра в военкомат на медкомиссию. Мы повестками вызываем, но ты приходи так. А повестку я тебе там вручу.
Медицинскую комиссию Петр прошел за несколько минут. Конечно, его признали годным. «Все бы такие были!» — сказал пожилой врач, откровенно любуясь плечистой фигурой Петра.
Военный комиссар, сидевший в центре стола, велел Петру обождать в приемной военкомата. И через несколько минут ему вручили повестку, в которой было указано, что военнообязанный имярек зачислен в учебную команду и обязан явиться в военкомат для отправки в часть такого-то числа к двенадцати ноль-ноль.
В личном его распоряжении оставалось ровно сорок восемь часов. Надо было использовать эти быстро бегущие часы как можно рациональнее.
Прежде всего Петр отправился в наркомат, предъявил там свою повестку заместителю наркома (сам нарком находился на каком-то правительственном заседании), договорился, что сдаст дела главному инженеру. Затем поехал на комбинат, вызвал к себе в кабинет главного инженера и главного бухгалтера и сказал им: первой — что на нее возлагается временное исполнение обязанностей директора; второму — что ему надлежит весьма срочно подготовить акт сдачи-приема дел.
— Я не могу, я не справлюсь! — взволнованно заявила Зинаида Тихоновна, и в ее больших, чуточку сдвинутых к переносью глазах проступил ненаигранный ужас.
— Надо приказ наркомата,— произнес главный бухгалтер.
Петр ответил, что приказ наркомата будет, а время сейчас военное, и поэтому отказываться от поручаемой работы никому не дозволено.
— К тому же временное исполнение обязанностей,— утешил он встревоженную Зинаиду Тихоновну.— Я уверен, директора они быстро подберут.
Напомнив бухгалтеру, что акт должен быть готов к утру следующего дня, Петр отправился домой. Аля еще не вернулась со студии. Глафира Федотовна перенесла известие молча, только чуть побледнела и замкнулась в себе. Спустя несколько минут спросила, что собрать на дорогу.
Петр принялся разбирать бумаги в своем портфеле, Глафира Федотовна готовила на кухне обед. В квартире угнездилось тяжелое молчание. Оно оборвалось только с приходом Али. Она была ошеломлена, расстроена, огорчена и даже разгневана.
— Директоров на фронт не отправляют! — заявила она, выслушав Петра.— Если, конечно, нет особой необходимости избавиться от них...
— Тебе должно быть стыдно за свои слова,—- сказал ей Петр.— Неужели ты не понимаешь, какая пришла война? На фронт посылают лучших.
— И ты ужасно рад, что попал в лучшие!..
— Да,— подтвердил Петр.— Я сам просился.
— Ах сам!.. Теперь мне все понятно! — вскричала Аля, убежала в спальню, упала на постель и разрыдалась.
На следующее утро акт передачи дел был готов, но приказа из наркомата все еще не поступило. И главный бухгалтер отказывался выдать акт для подписи.
— Все равно без приказа акт недействителен,— объяснял он торопившему его Петру.
Незадолго до обеденного перерыва на комбинат позвонили из приемной горкома. Василий Егорович Инчутин вызывал к себе директора комбината. Немедленно.
Двойные двустворчатые двери кабинета распахнулись, и оттуда вышли, продолжая спорить на ходу, двое: оба высокие, плотные, с лысоватыми бритыми головами. Один из них, богатый усами, был председатель Приленского горсовета, прославленный партизан гражданской войны в крае.
— Проходи, ждет тебя,— обратился он к Петру.
Инчутин стоял за столом. Жестом показал на стул напротив себя. Сел сам и кивнул Петру, чтобы садился. Строго посмотрел на него и жестко спросил:
— Дезертировать задумал?
Каких угодно слов ждал Петр, только не этих. Едва не задохнулся от возмущения, но ответить ничего не сумел.
— Сколько надо объяснять, что фронт и тыл едины! Что это не бумажный лозунг, а требование самой войны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108