Продукция, выпущенная из дешевого сырья, обеспечивала огромные прибыли, каких в Англии получить было невозможно. Все это было обосновано самыми подробными и тщательными расчетами.
Вакшляк приехал в Лондон, получил аудиенцию у английского бизнесмена и изложил ему предложения польской стороны. Англичанин их выслушал и попросил сутки на размышление.
Когда Вакшляк пришел к нему на следующий день, англичанин произнес: «Я обдумал ваше предложение и решил от него отказаться».
Вакшляк начал его убеждать, повторил ему все доводы о высоком проценте прибыли на каждый фунт стерлингов, вложенный в расширение польского предприятия.
Англичанин не дал ему договорить: «Не трудитесь. Расчеты ваши совершенно верны. Я даже думаю, что прибыль могла бы быть значительно большей».
«Так в чем же дело?» — почти вскричал изумленный Вакшляк.
И тогда англичанин, пристально посмотрев ему в глаза, многозначительно произнес: «У Польши плохая география.— И так как собеседник явно его не понял, добавил:— Очень плохая география: с одной стороны Германия, с другой — Советский Союз».
После короткого молчания Иероним Вакшляк сказал Петру:
— Этот разговор с проницательным англичанином состоялся в конце апреля, а через четыре месяца, первого сентября, Германия напала на Польшу, а вскоре выступили советские войска, и Польша перестала существовать...
— Мы не могли поступить иначе,— ответил Петр.— К тому же мы выступили после того, как Польша перестала существовать как государство.
— Я не осуждаю,— вздохнул Вакшляк,— я просто отмечаю, что англичанин оказался во всем прав. Польша была как орех в щипцах: с одной стороны Германия, с другой — Советский Союз...
«Организационный период» Катеринушка успешно преодолела, и издали донеслись вкрадчивые звуки аккордеона, затем песня, сначала не очень дружная и согласная, но постепенно набирающая силу.
Петр понимал, что собеседник его взволнован своими воспоминаниями, искренне сочувствовал ему, но не мог сразу найтись, как отвлечь его от трудных мыслей. И в палатке зависло тяжелое молчание. Первым прервал его Вакшляк.
— Может быть, пойти выкупаться,— предложил он,— зарядиться, так сказать, бодростью...
— Я бы повалялся еще в палатке,— ответил Петр.
— Извините меня, я совсем упустил из виду, что вам надо отдохнуть... Тогда, с вашего позволения, покину вас на часок.
Петр поднял полы палатки, оставив только заслон от солнца, и теперь легкий ветерок умерял все усиливающийся зной.
Лето на Крайнем Севере жаркое. Петр вспомнил слышанное от кого-то из старожилов: «Летом в Прилен-ске так же жарко, как в Мадриде...»; фраза, правда, заканчивалась в несколько иной тональности: «...Зимой, однако, похолоднее...» Но сейчас под этим благодатным солнцем лютая зимняя стужа казалась не только неимоверно далекой, но как бы и вообще невозможной.
Солнце сегодня самое высокое в году, оно почти достигло зенита. На небе ни единого облачка, и все оно от края до края чистого, глубокого и предельно прозрачного голубого цвета. Белый песок, промытый обильными весенними дождями, сверкает на солнце. Густая тальниковая поросль, тесно обступившая песчаный пляж, одета свежей листвой. Сейчас она сочного зеленого цвета, как молодая, только что пробившаяся травка; позднее мелкие белесые ворсинки покроют нижнюю, исподнюю поверхность листьев и зелень их приобретет сероватый оттенок.
Но это будет позднее, в середине лета, а сейчас всё вокруг, вся природа: и глубокое голубое небо, и прокаленный солнцем песок, и сочная зелень тальника, и гладкая синева реки, и даже струящийся вдали над косогором, разогретый солнечными лучами воздух — все молодо и свежо, все сверкает и блещет.
Из отдаленного леска теперь вместо песен доносились веселые ритмы польки-бабочки, которые вскоре сменились плавным старинным вальсом. «Молодец Аля, что надумала пригласить подругу с аккордеоном»,— подумал Петр и... сладко задремал под плавно порхающую мелодию.
Проснулся Петр от веселого смеха. Веселились стоящие возле него Аля и Катеринушка. Вакшляк стоял поодаль и улыбался: смеяться над директором он не мог себе позволить.
— Мы хотим домой! — заявила Аля.
Петр посмотрел на Катеринушку, та закивала, подтверждая свое согласие с подругой.
А Петру очень не хотелось уезжать с острова, покидать всю эту олагодать. Попытался уговорить милых женщин, но безуспешно.
— А если поставить вопрос на голосование? — грозно произнес он.
— Безнадежное дело, пан директор,— сказал Вак-шляк.— Где вы видели поляка, который бы осмелился поднять руку против женщины?
Пришлось подчиниться, пойти разыскать Василия Васильевича и потревожить его сладкий сон.
Катер высадил их возле электростанции. Подняться выше не позволяли плоты, тесно, впритык перекрывшие всю протоку.
— Вот кто богато живет, о сырье не тужит,— с завистью сказал Петр.
— Дерево растит пан бог,— заметил Вакшляк,— а корову или овцу приходится растить человеку. А возможности человека гораздо скромнее.
Аля пригласила Катеринушку и ее спутника отобедать. Катеринушка поблагодарила и отказалась.
— Мне надо побыстрее вернуться домой,— объяснила она.— Растолкуйте, как ближе пройти к стоянке автобуса.
— Прикажете проводить, ясновельможная пани? — галантно расшаркался Вакшляк.
— Если вы знаете дорогу.
— Мы пойдем вместе,— успокоил ее Петр.— Сейчас будет заливчик, по которому подводят плоты к лесозаводу. Мы пройдем берегом до моста. А там нам направо, вам налево...
— Если вы не соблаговолите зайти к нам,— вставила Аля.
— Нам налево...— сказала Катеринушка и сделала ручкой.
Миновав белостенное кубическое здание электростанции, они вышли к заливчику. Берега его были густо усеяны купальщиками и просто загорающими.
— Почему они не на острове? — удивилась Катеринушка.
— У кого-то нет времени, у кого-то нет лодки,— объяснил Иероним Вакшляк.
Две хорошенькие женщины и аккордеон на плече у одного из их спутников привлекли общее внимание. В меру раздетые девицы, приняв Вакшляка за аккордеониста, заулыбались ему и стали упрашивать подзадержаться и сыграть им что-нибудь лирическое. Иероним отшучивался, не теряя достоинства.
И вдруг с другого берега заливчика донесся пронзительный женский выкрик. Петр, как и все вокруг него, мгновенно обернулся на крик. У самого берега толпились люди. Застыв как вкопанные, они смотрели на середину заливчика...
Из воды показалась тонкая девичья рука и тут же скрылась. Никто из бывших у самого берега не кинулся на помощь, все словно оцепенели. Петр почти скатился с глинистого откоса, изловчился на бегу сорвать полуботинки и кинулся в воду...
Рука всплеснулась над водою еще раз, и Петр успел схватить ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Вакшляк приехал в Лондон, получил аудиенцию у английского бизнесмена и изложил ему предложения польской стороны. Англичанин их выслушал и попросил сутки на размышление.
Когда Вакшляк пришел к нему на следующий день, англичанин произнес: «Я обдумал ваше предложение и решил от него отказаться».
Вакшляк начал его убеждать, повторил ему все доводы о высоком проценте прибыли на каждый фунт стерлингов, вложенный в расширение польского предприятия.
Англичанин не дал ему договорить: «Не трудитесь. Расчеты ваши совершенно верны. Я даже думаю, что прибыль могла бы быть значительно большей».
«Так в чем же дело?» — почти вскричал изумленный Вакшляк.
И тогда англичанин, пристально посмотрев ему в глаза, многозначительно произнес: «У Польши плохая география.— И так как собеседник явно его не понял, добавил:— Очень плохая география: с одной стороны Германия, с другой — Советский Союз».
После короткого молчания Иероним Вакшляк сказал Петру:
— Этот разговор с проницательным англичанином состоялся в конце апреля, а через четыре месяца, первого сентября, Германия напала на Польшу, а вскоре выступили советские войска, и Польша перестала существовать...
— Мы не могли поступить иначе,— ответил Петр.— К тому же мы выступили после того, как Польша перестала существовать как государство.
— Я не осуждаю,— вздохнул Вакшляк,— я просто отмечаю, что англичанин оказался во всем прав. Польша была как орех в щипцах: с одной стороны Германия, с другой — Советский Союз...
«Организационный период» Катеринушка успешно преодолела, и издали донеслись вкрадчивые звуки аккордеона, затем песня, сначала не очень дружная и согласная, но постепенно набирающая силу.
Петр понимал, что собеседник его взволнован своими воспоминаниями, искренне сочувствовал ему, но не мог сразу найтись, как отвлечь его от трудных мыслей. И в палатке зависло тяжелое молчание. Первым прервал его Вакшляк.
— Может быть, пойти выкупаться,— предложил он,— зарядиться, так сказать, бодростью...
— Я бы повалялся еще в палатке,— ответил Петр.
— Извините меня, я совсем упустил из виду, что вам надо отдохнуть... Тогда, с вашего позволения, покину вас на часок.
Петр поднял полы палатки, оставив только заслон от солнца, и теперь легкий ветерок умерял все усиливающийся зной.
Лето на Крайнем Севере жаркое. Петр вспомнил слышанное от кого-то из старожилов: «Летом в Прилен-ске так же жарко, как в Мадриде...»; фраза, правда, заканчивалась в несколько иной тональности: «...Зимой, однако, похолоднее...» Но сейчас под этим благодатным солнцем лютая зимняя стужа казалась не только неимоверно далекой, но как бы и вообще невозможной.
Солнце сегодня самое высокое в году, оно почти достигло зенита. На небе ни единого облачка, и все оно от края до края чистого, глубокого и предельно прозрачного голубого цвета. Белый песок, промытый обильными весенними дождями, сверкает на солнце. Густая тальниковая поросль, тесно обступившая песчаный пляж, одета свежей листвой. Сейчас она сочного зеленого цвета, как молодая, только что пробившаяся травка; позднее мелкие белесые ворсинки покроют нижнюю, исподнюю поверхность листьев и зелень их приобретет сероватый оттенок.
Но это будет позднее, в середине лета, а сейчас всё вокруг, вся природа: и глубокое голубое небо, и прокаленный солнцем песок, и сочная зелень тальника, и гладкая синева реки, и даже струящийся вдали над косогором, разогретый солнечными лучами воздух — все молодо и свежо, все сверкает и блещет.
Из отдаленного леска теперь вместо песен доносились веселые ритмы польки-бабочки, которые вскоре сменились плавным старинным вальсом. «Молодец Аля, что надумала пригласить подругу с аккордеоном»,— подумал Петр и... сладко задремал под плавно порхающую мелодию.
Проснулся Петр от веселого смеха. Веселились стоящие возле него Аля и Катеринушка. Вакшляк стоял поодаль и улыбался: смеяться над директором он не мог себе позволить.
— Мы хотим домой! — заявила Аля.
Петр посмотрел на Катеринушку, та закивала, подтверждая свое согласие с подругой.
А Петру очень не хотелось уезжать с острова, покидать всю эту олагодать. Попытался уговорить милых женщин, но безуспешно.
— А если поставить вопрос на голосование? — грозно произнес он.
— Безнадежное дело, пан директор,— сказал Вак-шляк.— Где вы видели поляка, который бы осмелился поднять руку против женщины?
Пришлось подчиниться, пойти разыскать Василия Васильевича и потревожить его сладкий сон.
Катер высадил их возле электростанции. Подняться выше не позволяли плоты, тесно, впритык перекрывшие всю протоку.
— Вот кто богато живет, о сырье не тужит,— с завистью сказал Петр.
— Дерево растит пан бог,— заметил Вакшляк,— а корову или овцу приходится растить человеку. А возможности человека гораздо скромнее.
Аля пригласила Катеринушку и ее спутника отобедать. Катеринушка поблагодарила и отказалась.
— Мне надо побыстрее вернуться домой,— объяснила она.— Растолкуйте, как ближе пройти к стоянке автобуса.
— Прикажете проводить, ясновельможная пани? — галантно расшаркался Вакшляк.
— Если вы знаете дорогу.
— Мы пойдем вместе,— успокоил ее Петр.— Сейчас будет заливчик, по которому подводят плоты к лесозаводу. Мы пройдем берегом до моста. А там нам направо, вам налево...
— Если вы не соблаговолите зайти к нам,— вставила Аля.
— Нам налево...— сказала Катеринушка и сделала ручкой.
Миновав белостенное кубическое здание электростанции, они вышли к заливчику. Берега его были густо усеяны купальщиками и просто загорающими.
— Почему они не на острове? — удивилась Катеринушка.
— У кого-то нет времени, у кого-то нет лодки,— объяснил Иероним Вакшляк.
Две хорошенькие женщины и аккордеон на плече у одного из их спутников привлекли общее внимание. В меру раздетые девицы, приняв Вакшляка за аккордеониста, заулыбались ему и стали упрашивать подзадержаться и сыграть им что-нибудь лирическое. Иероним отшучивался, не теряя достоинства.
И вдруг с другого берега заливчика донесся пронзительный женский выкрик. Петр, как и все вокруг него, мгновенно обернулся на крик. У самого берега толпились люди. Застыв как вкопанные, они смотрели на середину заливчика...
Из воды показалась тонкая девичья рука и тут же скрылась. Никто из бывших у самого берега не кинулся на помощь, все словно оцепенели. Петр почти скатился с глинистого откоса, изловчился на бегу сорвать полуботинки и кинулся в воду...
Рука всплеснулась над водою еще раз, и Петр успел схватить ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108