Перевернулся на спину и, взяв под мышки почти невесомое в воде тело, поднял голову утопающей, стараясь поддерживать ее над водой. Общий шок прошел, и несколько парней бросились вслед за ним, подплыли и помогли вынести девушку из воды...
Катеринушка первая подбежала к ней, показала, как уложить ее, и растолковала обступившим утопленницу парням, как делать искусственное дыхание.
Пока Петр снимал мокрые брюки й рубашку, отжимал их, отыскивал и отчищал от песка и грязи полуботинки, снова одевался и обувался, приехала «скорая помощь».
— Как она? — спросила Катеринушка санитара, когда тот, уложив девушку в машину, усаживался рядом с шофером.
— Завтра на ногах будет,— ответил санитар и захлопнул дверцу.
— Ну вот, теперь вам медаль «За спасение утопающих» причитается,— сказала Катеринушка, подойдя к Петру
— Мне бы сейчас лучше кусок бинта,— ворчливо произнес Петр,— ногу ссадил о какое-то дурацкое бревно...
Он был доволен, можно сказать, горд тем, что не растерялся, проявил должное самообладание и опередил остальных. И ворчливый тон должен был помочь скрыть от окружающих его приподнято-радостное настроение.
От Али не укрылось оживление Петра, каковое она истолковала по-своему, и это задело ее.
Едва переступив порог квартиры, она с наигранным пафосом сообщила матери:
— Мой супруг и твой зять отличился сегодня. Он спас жизнь человеческую, рискуя собственной.
Глафира Федотовна уже успела разглядеть мокрую и мятую одежду Петра и потому спросила лишь:
— Чью жизнь?
— Он вытащил из воды прелестную девушку. Наверно, чувствовал, за кем бросался. Ты только посмотри на него, он до сих пор сияет, как новый гривенник.
— Всякому человеку приятно доброе дело сделать.
— Нет, мама, тут не так все просто...
— А ну тебя...— отмахнулась Глафира Федотовна.— Не морочь мне голову, у меня еще обед не готов. Не ждала я вас так рано...
Аля вышла к соседям, а Петр переоделся и присел с книгой в руках у раскрытого окна, из которого приятно тянуло ветерком.
На волейбольной площадке возле длинного дощатого барака, в котором помещался кожзаводский клуб, собралась молодежь.
— Петр Николаич, идите к нам! — закричали ему с площадки.— Шестого не хватает...
Петр, забыв про ушибленную ногу, проворно выскочил в окно и быстрым шагом направился к играющим.
Веселая и суматошная игра была в самом разгаре, когда раздался густой басовитый гудок электростанции. Шесть часов — конец первой смены.
Петр вышел на подачу и только собрался послать сильный и хитрый мяч, как его окликнули:
— Петр Николаич! Вас зовут из дому. Вон Алевтина Васильевна машет вам рукой из окна.
Оглянувшись на окно своей квартиры, Петр увидел, что Аля, необычно возбужденно жестикулируя, пытается что-то сообщить ему.
— Скорее, скорее! — кричала Аля.— Передают важное правительственное сообщение! Речь Молотова!..
Петр подбежал к окну и заглянул внутрь комнаты. Аля, непривычно растерянная, приникла к репродуктору и напряженно вслушивалась в слова, вылетавшие из круглой черной тарелки.
Глафира Федотовна стояла посреди комнаты, опустив руки. Лицо у нее было окаменевшее, чужое.
— Война...— негромко и глухо сказала она Петру.
Петр находился в приемной Инчутина уже более получаса. Было сказано, что у Василия Егоровича председатель горсовета и управляющий трестом «Лензолото». А ему велено ждать. Всего немногим более месяца прошло с тех пор, как был он в кабинете секретаря горкома в последний раз. Было это вечером того недоброго дня, когда прозвучал по радио голос беды. Сразу после речи Молотова весь партийный актив города без всякого вызова собрался в горкоме партии.
— Мы, весь народ наш ждали этой войны,— сказал тогда секретарь горкома Инчутин,— но надеялись, что она придет в наш дом позднее... Мы не благодушествовали, мы готовились к бою. Мы упорно работали. Но теперь этого мало. Теперь каждому придется работать за двоих, за троих... Многие уйдут на фронт. Тот, кто останется, будет работать за себя и за ушедших...
— Я воевал в гражданскую,— произнес высокий седой человек.— Меня обучили воевать. Мое место там, на фронте».
И еще несколько голосов громко заявили о том же.
— Все вы мобилизованы партией,— строго ответил Инчутин.— Каждому будет сказано, где ему быть... А сейчас все по своим местам. Соберите людей и скажите им: теперь всё для победы! И сделайте так, чтобы до каждого сердца дошли слова партии: «Наше дело правое. Победа будет за нами!»
Петр хорошо помнил, как ждал он, да, наверно, и остальные тоже, еще каких-то слов от секретаря горкома. Но что он мог сказать им еще?..
Через несколько дней ушел из Приленска первый пароход с мобилизованными в армию. В числе их были сорок два рабочих и служащих кожкомбината. Не только семьи моби-
лизованных, но и все свободные от смены пришли проводить их. Отъезжающим дозволили проститься накоротке. Жена строгаля Сергея Агафонова Таня, маленькая, хрупкая, похожая на девчушку, припала молча к нему, и не было, казалось, силы, которая могла бы оторвать ее. После повторной команды: «Становись в строй!» — Сергей поцеловал ее, как ребенка, в голову, бережно отстранил от себя и занял свое место в строю.
На дебаркадер провожающих не пустили. Петр стоял на берегу в толпе женщин и детей. Погрузка закончилась. Отъезжающие заполнили обе палубы. Сергея Агафонова видно было в любой толпе — без малого выше на голову всех остальных. Таня не спускала с него глаз, а по лицу медленно текли слезы. Потом она почувствовала чужой взгляд, обернулась к Петру и посмотрела на него сухими глазами. Взгляда этого Петру не забыть никогда...
Несколько дней Петр провел почти что в смятении. Да, конечно, «каждому будет сказано, где ему быть...». Но ведь могут и забыть, могут и ошибиться, люди же решают, не боги... И он, молодой, здоровый и сильный, к тому же отбывший действительную и знающий армейскую службу, будет сидеть здесь, тогда как его место т а м...
Тем более что с тем же пароходом, на котором потом увезли первую партию мобилизованных, прибыла Петру замена. Да, вполне можно сказать так. Прислали специалиста с образованием, окончившего Московский технологический институт, на должность главного инженера кожкомбината. К тому же женщину!.. Вот это действительно в данных обстоятельствах полноценная замена.
Иначе сказать, теперь имел он моральное право идти, просить, требовать, в конце концов... Но к кому идти?.. К Василию Егоровичу бесполезно. Секретарь горкома достаточно ясно и четко определил свою позицию. Пойти мимо него — все равно завернут к нему, его не минуешь...
В таких терзаниях и сомнениях проходили дни и ночи. Точнее сказать, ночи: днем мало оставалось времени на терзания и сомнения. Новые и новые сложности и трудности сыпались как из рога изобилия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Катеринушка первая подбежала к ней, показала, как уложить ее, и растолковала обступившим утопленницу парням, как делать искусственное дыхание.
Пока Петр снимал мокрые брюки й рубашку, отжимал их, отыскивал и отчищал от песка и грязи полуботинки, снова одевался и обувался, приехала «скорая помощь».
— Как она? — спросила Катеринушка санитара, когда тот, уложив девушку в машину, усаживался рядом с шофером.
— Завтра на ногах будет,— ответил санитар и захлопнул дверцу.
— Ну вот, теперь вам медаль «За спасение утопающих» причитается,— сказала Катеринушка, подойдя к Петру
— Мне бы сейчас лучше кусок бинта,— ворчливо произнес Петр,— ногу ссадил о какое-то дурацкое бревно...
Он был доволен, можно сказать, горд тем, что не растерялся, проявил должное самообладание и опередил остальных. И ворчливый тон должен был помочь скрыть от окружающих его приподнято-радостное настроение.
От Али не укрылось оживление Петра, каковое она истолковала по-своему, и это задело ее.
Едва переступив порог квартиры, она с наигранным пафосом сообщила матери:
— Мой супруг и твой зять отличился сегодня. Он спас жизнь человеческую, рискуя собственной.
Глафира Федотовна уже успела разглядеть мокрую и мятую одежду Петра и потому спросила лишь:
— Чью жизнь?
— Он вытащил из воды прелестную девушку. Наверно, чувствовал, за кем бросался. Ты только посмотри на него, он до сих пор сияет, как новый гривенник.
— Всякому человеку приятно доброе дело сделать.
— Нет, мама, тут не так все просто...
— А ну тебя...— отмахнулась Глафира Федотовна.— Не морочь мне голову, у меня еще обед не готов. Не ждала я вас так рано...
Аля вышла к соседям, а Петр переоделся и присел с книгой в руках у раскрытого окна, из которого приятно тянуло ветерком.
На волейбольной площадке возле длинного дощатого барака, в котором помещался кожзаводский клуб, собралась молодежь.
— Петр Николаич, идите к нам! — закричали ему с площадки.— Шестого не хватает...
Петр, забыв про ушибленную ногу, проворно выскочил в окно и быстрым шагом направился к играющим.
Веселая и суматошная игра была в самом разгаре, когда раздался густой басовитый гудок электростанции. Шесть часов — конец первой смены.
Петр вышел на подачу и только собрался послать сильный и хитрый мяч, как его окликнули:
— Петр Николаич! Вас зовут из дому. Вон Алевтина Васильевна машет вам рукой из окна.
Оглянувшись на окно своей квартиры, Петр увидел, что Аля, необычно возбужденно жестикулируя, пытается что-то сообщить ему.
— Скорее, скорее! — кричала Аля.— Передают важное правительственное сообщение! Речь Молотова!..
Петр подбежал к окну и заглянул внутрь комнаты. Аля, непривычно растерянная, приникла к репродуктору и напряженно вслушивалась в слова, вылетавшие из круглой черной тарелки.
Глафира Федотовна стояла посреди комнаты, опустив руки. Лицо у нее было окаменевшее, чужое.
— Война...— негромко и глухо сказала она Петру.
Петр находился в приемной Инчутина уже более получаса. Было сказано, что у Василия Егоровича председатель горсовета и управляющий трестом «Лензолото». А ему велено ждать. Всего немногим более месяца прошло с тех пор, как был он в кабинете секретаря горкома в последний раз. Было это вечером того недоброго дня, когда прозвучал по радио голос беды. Сразу после речи Молотова весь партийный актив города без всякого вызова собрался в горкоме партии.
— Мы, весь народ наш ждали этой войны,— сказал тогда секретарь горкома Инчутин,— но надеялись, что она придет в наш дом позднее... Мы не благодушествовали, мы готовились к бою. Мы упорно работали. Но теперь этого мало. Теперь каждому придется работать за двоих, за троих... Многие уйдут на фронт. Тот, кто останется, будет работать за себя и за ушедших...
— Я воевал в гражданскую,— произнес высокий седой человек.— Меня обучили воевать. Мое место там, на фронте».
И еще несколько голосов громко заявили о том же.
— Все вы мобилизованы партией,— строго ответил Инчутин.— Каждому будет сказано, где ему быть... А сейчас все по своим местам. Соберите людей и скажите им: теперь всё для победы! И сделайте так, чтобы до каждого сердца дошли слова партии: «Наше дело правое. Победа будет за нами!»
Петр хорошо помнил, как ждал он, да, наверно, и остальные тоже, еще каких-то слов от секретаря горкома. Но что он мог сказать им еще?..
Через несколько дней ушел из Приленска первый пароход с мобилизованными в армию. В числе их были сорок два рабочих и служащих кожкомбината. Не только семьи моби-
лизованных, но и все свободные от смены пришли проводить их. Отъезжающим дозволили проститься накоротке. Жена строгаля Сергея Агафонова Таня, маленькая, хрупкая, похожая на девчушку, припала молча к нему, и не было, казалось, силы, которая могла бы оторвать ее. После повторной команды: «Становись в строй!» — Сергей поцеловал ее, как ребенка, в голову, бережно отстранил от себя и занял свое место в строю.
На дебаркадер провожающих не пустили. Петр стоял на берегу в толпе женщин и детей. Погрузка закончилась. Отъезжающие заполнили обе палубы. Сергея Агафонова видно было в любой толпе — без малого выше на голову всех остальных. Таня не спускала с него глаз, а по лицу медленно текли слезы. Потом она почувствовала чужой взгляд, обернулась к Петру и посмотрела на него сухими глазами. Взгляда этого Петру не забыть никогда...
Несколько дней Петр провел почти что в смятении. Да, конечно, «каждому будет сказано, где ему быть...». Но ведь могут и забыть, могут и ошибиться, люди же решают, не боги... И он, молодой, здоровый и сильный, к тому же отбывший действительную и знающий армейскую службу, будет сидеть здесь, тогда как его место т а м...
Тем более что с тем же пароходом, на котором потом увезли первую партию мобилизованных, прибыла Петру замена. Да, вполне можно сказать так. Прислали специалиста с образованием, окончившего Московский технологический институт, на должность главного инженера кожкомбината. К тому же женщину!.. Вот это действительно в данных обстоятельствах полноценная замена.
Иначе сказать, теперь имел он моральное право идти, просить, требовать, в конце концов... Но к кому идти?.. К Василию Егоровичу бесполезно. Секретарь горкома достаточно ясно и четко определил свою позицию. Пойти мимо него — все равно завернут к нему, его не минуешь...
В таких терзаниях и сомнениях проходили дни и ночи. Точнее сказать, ночи: днем мало оставалось времени на терзания и сомнения. Новые и новые сложности и трудности сыпались как из рога изобилия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108