.. А там, на острове, сотни детей и с ними Ольга напрасно ждут от него помощи...
И вдруг где-то далеко впереди, с левого борта, мигнул слабый огонек. Мигнул и исчез.
— Огонь! Маяк! — закричал Петр.
— Где?..
Огонек снова мигнул, уже значительно левее.
— Держите на него! — скомандовал Ваня.
Тут же спрыгнул вниз, в машинное отделение, включил мотор на самый полный и снова поднялся на палубу.
Петр, до боли напрягая зрение, всматривался в темноту, стараясь держать катер на промелькнувший отблеск.
Огонек опять мигнул, но теперь уже справа.
— Что за дьявольщина! Пляшет он вокруг нас, что ли!..— со злостью закричал Петр.
Но моторист уже понял, в чем дело.
— Стоп, машина! — сказал он.
— Почему остановил? — не понял Петр.
— Мигающий бакен,— пояснил Ваня.— Ацетиленовая горелка. Стоит посреди плеса. Нам он ни к чему. Все равно к берегу не попадешь.
Моторист сбросил в воду тяжелый якорь и закрепил цепь на кнехтах.
— Утром разберемся, что к чему,— сказал он Петру.— Зачем зря горючее жечь.
— Пароход нас здесь не сомнет?
— Какой пароход в этакий туман!
На рассвете подул свежий ветерок и развеял туман, заполнивший речную долину. Петр проснулся первый.
— Ваня! — окликнул он спящего моториста.— Ты посмотри, где мы ночевали!
Ваня потянулся к окну, выглянул в него, улыбнулся и покачал головой:
— Здорово!
Катер стоял посреди широкого плеса, прямо напротив Медвежьего острова.
— Километра два и не доехали всего.
Петр стоял у штурвала, напряженно всматриваясь. Казалось, катер ползет невыразимо медленно.
«Как у них там? Все ли благополучно? — думал Петр.— Как переволновалась Ольга...» И вспомнил, как мягко и вместе с тем настойчиво просила она его не приезжать на остров. Вспомнил, какой печалью были наполнены ее глаза, когда говорила ему об этом... «По необходимости ведь,— попытался Петр убедить сам себя и тут же подумал: — Ну чего оправдываюсь, ведь рад, очень рад».
Паводок неузнаваемо изменил очертания курьи. Берега стали ниже, на месте отлого спускавшихся к воде полянок образовались глубоко вдающиеся в берег заливы. Вершина курьи соединилась с руслом реки, и курья превратилась в протоку. Все палатки школьников перебрались на противоположный высокий берег. На покинутом только угловые колья и остовы топчанов обозначали места, где были палатки. Вода уже вплотную подступила к ним.
Шаланды стояли около берега, загруженные огромными штабелями корья, и катер около них казался маленьким, почти игрушечным.
Только теперь Петр вздохнул с облегчением.
— Управились. Успели!..
В лагере было тихо. Все еще спали. Только у длинной и широкой, сложенной прямо на земле плиты хлопотала лагерная повариха, приготавливая завтрак.
Катер плавно пристал к отлогому травянистому берегу. На рокот мотора из палатки, разбитой поодаль от других, вышла высокая девушка в белом платье с короткими рукавами. Прикрываясь ладонью от бьющих в глаза солнечных лучей, она взглянула на незнакомый катер, увидела на палубе Петра и медленно пошла ему навстречу. А Петр почти подбежал к ней.
— Ну как вы тут? Я так о вас беспокоился!
— Все обошлось,— ответила Ольга.
Она была рада его видеть, понимала, что он это чувствует, хотела скрыть свою радость и не могла.
— Когда вода начала прибывать,— говорила ему Ольга,— мы тут же начали на лодке переправлять палатки. Когда пришел катер, на том берегу оставалось только корье. Вчера убрали и его. Я никак не думала, что вы приедете... Петр не совсем впопад ответил: — Я привез письма. И вам тоже.
Петр достал из портфеля кусок подошвенной кожи и подал коричневую глянцевитую пластину Инчутину.
— Из первой партии, изготовленной на местных дубителях.
— И завозного экстракта тут?..
— Ни грамма,— заверил Петр.
— Говоришь, на местных дубителях? — Инчутин взял в руки пластину и пощелкал по ней пальцем.— А точно на местных? А то ведь вы, директора, народ такой, любите начальству пыль в глаза пускать.
— Василий Егорович! — Петр даже с места вскочил.
— Ну, ну, не горячись, пошутил.—: Инчутин улыбнулся.— Я ведь тоже рад. За вашей работой мы здесь, в горкоме, внимательно следили. И надеялись на вас. Так что поздравляю, от души всех вас поздравляю.
Инчутин подошел к высокому шкафу со стеклянными дверцами, в котором у него хранились образцы изделий городских предприятий, и положил туда пластину кожи.
— За подарок спасибо. Но еще к тебе, директор, разговор есть. Как думают на кожкомбинате праздник встречать?
— Обязательство взяли, Василий Егорович, по сорок две тысячи пар давать каждый месяц против плановых сорока.
Петр ждал похвалы, хотя бы одобрения, но почему-то Инчутин холодно отнесся к его сообщению. Он достал из стола большую клеенчатую папку, отыскал в ней нужную бумагу, быстро пробежал ее и переспросил:
— Сколько, ты сказал?
— По сорок две тысячи в месяц,— повторил Петр. Ничего еще не понимая, Петр испытывал смущение под пристальным, строгим взглядом Инчутина.
— А сколько же вы дали в августе?
— Сорок одну тысячу семьсот,— ответил Петр, начиная догадываться, куда клонит Инчутин.
— Ну и как же ты думаешь, правильно вы решили, приняв такое обязательство?
Петр молчал.
— Решили остановиться на достигнутом уровне? Поставили себе предел? — Голос Инчутина звучал все резче.— Закрепились на завоеванных рубежах?..— Он сухо усмехнулся.— Это как же понимать? После хорошей работы передохнуть решили?.. Время ли?
— Мы считали,— потупясь, сказал Петр,— лучше перекрыть обязательство, чем не сдержать слово... Но мы надеялись сделать больше.
— Что же выходит?..— Инчутин встал за столом.— За дешевыми лаврами погнались? Вашему коллективу и тебе лично это не к лицу. Обязательства нельзя брать с запасом. Понял, какую вы допустили ошибку?
— Понял.
— Исправляй. И помни, никто, ни один человек не имеет сейчас права работать не в полную силу.
Это письмо шло очень долго. Последний в эту навигацию пароход не дошел до Приленска. Внезапные преждевременные холода создали на Лене опасную ледовую обстановку, и пароход с полпути вернулся на отстой в Киренский затон.
Почту вернули в Иркутск и затем доставили в Приленск самолетом. Письмо, отправленное в конце августа, дошло до адресата только в конце октября.
Письмо было из Прикамска. Мать Даши, Капитолина Сергеевна, просила помощи. Даша в тюрьме... Петр остолбенел, прочитав эти строки. Какое преступление могла она совершить?.. Да никакого!.. Даша и преступление — большей нелепости представить себе нельзя!.. Дальше Капитолина Сергеевна писала, что Юленька больна, да и сама она плоха. Прямо не писала, но нетрудно было догадаться, что недоедают. И давно уже... Старуха и девятилетний ребенок... А он сам-то каждый день ест досыта, и даже вкусно ест.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
И вдруг где-то далеко впереди, с левого борта, мигнул слабый огонек. Мигнул и исчез.
— Огонь! Маяк! — закричал Петр.
— Где?..
Огонек снова мигнул, уже значительно левее.
— Держите на него! — скомандовал Ваня.
Тут же спрыгнул вниз, в машинное отделение, включил мотор на самый полный и снова поднялся на палубу.
Петр, до боли напрягая зрение, всматривался в темноту, стараясь держать катер на промелькнувший отблеск.
Огонек опять мигнул, но теперь уже справа.
— Что за дьявольщина! Пляшет он вокруг нас, что ли!..— со злостью закричал Петр.
Но моторист уже понял, в чем дело.
— Стоп, машина! — сказал он.
— Почему остановил? — не понял Петр.
— Мигающий бакен,— пояснил Ваня.— Ацетиленовая горелка. Стоит посреди плеса. Нам он ни к чему. Все равно к берегу не попадешь.
Моторист сбросил в воду тяжелый якорь и закрепил цепь на кнехтах.
— Утром разберемся, что к чему,— сказал он Петру.— Зачем зря горючее жечь.
— Пароход нас здесь не сомнет?
— Какой пароход в этакий туман!
На рассвете подул свежий ветерок и развеял туман, заполнивший речную долину. Петр проснулся первый.
— Ваня! — окликнул он спящего моториста.— Ты посмотри, где мы ночевали!
Ваня потянулся к окну, выглянул в него, улыбнулся и покачал головой:
— Здорово!
Катер стоял посреди широкого плеса, прямо напротив Медвежьего острова.
— Километра два и не доехали всего.
Петр стоял у штурвала, напряженно всматриваясь. Казалось, катер ползет невыразимо медленно.
«Как у них там? Все ли благополучно? — думал Петр.— Как переволновалась Ольга...» И вспомнил, как мягко и вместе с тем настойчиво просила она его не приезжать на остров. Вспомнил, какой печалью были наполнены ее глаза, когда говорила ему об этом... «По необходимости ведь,— попытался Петр убедить сам себя и тут же подумал: — Ну чего оправдываюсь, ведь рад, очень рад».
Паводок неузнаваемо изменил очертания курьи. Берега стали ниже, на месте отлого спускавшихся к воде полянок образовались глубоко вдающиеся в берег заливы. Вершина курьи соединилась с руслом реки, и курья превратилась в протоку. Все палатки школьников перебрались на противоположный высокий берег. На покинутом только угловые колья и остовы топчанов обозначали места, где были палатки. Вода уже вплотную подступила к ним.
Шаланды стояли около берега, загруженные огромными штабелями корья, и катер около них казался маленьким, почти игрушечным.
Только теперь Петр вздохнул с облегчением.
— Управились. Успели!..
В лагере было тихо. Все еще спали. Только у длинной и широкой, сложенной прямо на земле плиты хлопотала лагерная повариха, приготавливая завтрак.
Катер плавно пристал к отлогому травянистому берегу. На рокот мотора из палатки, разбитой поодаль от других, вышла высокая девушка в белом платье с короткими рукавами. Прикрываясь ладонью от бьющих в глаза солнечных лучей, она взглянула на незнакомый катер, увидела на палубе Петра и медленно пошла ему навстречу. А Петр почти подбежал к ней.
— Ну как вы тут? Я так о вас беспокоился!
— Все обошлось,— ответила Ольга.
Она была рада его видеть, понимала, что он это чувствует, хотела скрыть свою радость и не могла.
— Когда вода начала прибывать,— говорила ему Ольга,— мы тут же начали на лодке переправлять палатки. Когда пришел катер, на том берегу оставалось только корье. Вчера убрали и его. Я никак не думала, что вы приедете... Петр не совсем впопад ответил: — Я привез письма. И вам тоже.
Петр достал из портфеля кусок подошвенной кожи и подал коричневую глянцевитую пластину Инчутину.
— Из первой партии, изготовленной на местных дубителях.
— И завозного экстракта тут?..
— Ни грамма,— заверил Петр.
— Говоришь, на местных дубителях? — Инчутин взял в руки пластину и пощелкал по ней пальцем.— А точно на местных? А то ведь вы, директора, народ такой, любите начальству пыль в глаза пускать.
— Василий Егорович! — Петр даже с места вскочил.
— Ну, ну, не горячись, пошутил.—: Инчутин улыбнулся.— Я ведь тоже рад. За вашей работой мы здесь, в горкоме, внимательно следили. И надеялись на вас. Так что поздравляю, от души всех вас поздравляю.
Инчутин подошел к высокому шкафу со стеклянными дверцами, в котором у него хранились образцы изделий городских предприятий, и положил туда пластину кожи.
— За подарок спасибо. Но еще к тебе, директор, разговор есть. Как думают на кожкомбинате праздник встречать?
— Обязательство взяли, Василий Егорович, по сорок две тысячи пар давать каждый месяц против плановых сорока.
Петр ждал похвалы, хотя бы одобрения, но почему-то Инчутин холодно отнесся к его сообщению. Он достал из стола большую клеенчатую папку, отыскал в ней нужную бумагу, быстро пробежал ее и переспросил:
— Сколько, ты сказал?
— По сорок две тысячи в месяц,— повторил Петр. Ничего еще не понимая, Петр испытывал смущение под пристальным, строгим взглядом Инчутина.
— А сколько же вы дали в августе?
— Сорок одну тысячу семьсот,— ответил Петр, начиная догадываться, куда клонит Инчутин.
— Ну и как же ты думаешь, правильно вы решили, приняв такое обязательство?
Петр молчал.
— Решили остановиться на достигнутом уровне? Поставили себе предел? — Голос Инчутина звучал все резче.— Закрепились на завоеванных рубежах?..— Он сухо усмехнулся.— Это как же понимать? После хорошей работы передохнуть решили?.. Время ли?
— Мы считали,— потупясь, сказал Петр,— лучше перекрыть обязательство, чем не сдержать слово... Но мы надеялись сделать больше.
— Что же выходит?..— Инчутин встал за столом.— За дешевыми лаврами погнались? Вашему коллективу и тебе лично это не к лицу. Обязательства нельзя брать с запасом. Понял, какую вы допустили ошибку?
— Понял.
— Исправляй. И помни, никто, ни один человек не имеет сейчас права работать не в полную силу.
Это письмо шло очень долго. Последний в эту навигацию пароход не дошел до Приленска. Внезапные преждевременные холода создали на Лене опасную ледовую обстановку, и пароход с полпути вернулся на отстой в Киренский затон.
Почту вернули в Иркутск и затем доставили в Приленск самолетом. Письмо, отправленное в конце августа, дошло до адресата только в конце октября.
Письмо было из Прикамска. Мать Даши, Капитолина Сергеевна, просила помощи. Даша в тюрьме... Петр остолбенел, прочитав эти строки. Какое преступление могла она совершить?.. Да никакого!.. Даша и преступление — большей нелепости представить себе нельзя!.. Дальше Капитолина Сергеевна писала, что Юленька больна, да и сама она плоха. Прямо не писала, но нетрудно было догадаться, что недоедают. И давно уже... Старуха и девятилетний ребенок... А он сам-то каждый день ест досыта, и даже вкусно ест.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108