Им приносили пахнущие йодом морские деликатесы и кислое, сильно разбавленное ледяной водой вино. Лебовера, с гладкими жирными боками, смуглый от солнца, брал толстыми пальцами запеченных в тесте креветок, опускал их в томатный соус и отправлял в рот. Одна из девушек задумчиво наигрывала на флейте. «Купальщица» в полупрозрачном сером платье, прилипшем к мокрому телу, тянула вино сквозь зубы, и красные капельки блестели на ее губах.
– Они здесь, – сказал не то хозяин заведения, не то кто-то из прислуги, и под навес заглянул молодой мужчина. У него был тонкий подбородок, изящный нос с горбинкой и небольшие черные глаза. В полумраке Лебовера не видел, как тот одет, но, судя по манерам вошедшего, не сомневался: очень богато и сдержанно.
– Господин Лебовера, – заговорил пришелец, – мне нужно сказать вам несколько слов наедине. Впрочем, вы вправе отказаться.
После этого он бегло огляделся по сторонам, как будто ожидал, что девушки поднимутся с места и выйдут. Однако Лебовера заворочался, обтер пальцы о салфетку и встал сам.
– Я редко отказываюсь, – проговорил он, улыбнувшись каждой из девушек, после чего двинулся к выходу. Всей своей гигантской тушей Лебовера напирал на хрупкого незнакомца, так что со стороны казалось, будто он вытолкнул того наружу.
Оказавшись на берегу, под светом луны и раскачивающихся на ветру фонарей, они рассмотрели друг друга. Лебовера видел человека знатного, привыкшего к власти, а тот увидел веселую гору жира, увенчанную хитрой улыбкой.
– Как я понимаю, это ваше первое представление? – сказал незнакомец.
– Мне проще разговаривать, если я знаю, с кем, – ответил Лебовера.
– Гоар, королевский кравчий, – сухо представился чужак. – Вам разве не сообщили?
Лебовера повел плечами, не собираясь обсуждать эту тему.
– Придворный! – сказал он. – Забавно.
Гоар сузил глаза.
– Быть придворным интересно, почетно, трудно, сложно, но вовсе не забавно, – ответил он.
– Благодарю за откровенность. Да, это наше первое представление.
– И у вас, разумеется, уже разработаны идеи других представлений?
– Наверное, если я хочу зарабатывать этим деньги, – беспечно ответил Лебовера. На самом деле он еще не знал толком, чем будет заниматься.
Гоар сказал, глядя вдаль, на пляшущие гирлянды огней Изиохона:
– Давайте прогуляемся. Я хочу сделать вам несколько предложений...
В ту ночь Лебовера поступил на королевскую службу и никогда не жалел об этом. Отныне ему принадлежал маленький водоем и фонтан на одной из небольших площадей недалеко от королевского дворца, и раз в году, на ежегодном празднике, Лебовера показывал жителям столицы новый танец, в котором участвовали девушки, юноши, струи воды, цветы, факелы, лепестки и веера. Случалось, у королевского кравчего возникала в Лебовере надобность, и тогда он присылал в Изиохон верных людей, а Лебовера, прочитав письмо и отправив его в огонь, оставлял «Тигровую крысу» на попечение служанок и куда-нибудь уезжал.
Отлучки хозяина продолжались недолго, и об их целях и смысле никто никогда не спрашивал.
Лебовера всегда был снисходительным хозяином и не устраивал своим слугам сцен из-за разбитой посуды или подгоревшего жаркого. Он не прощал только одного: отсутствия таланта. Его танцовщицы переходили из «Тигровой крысы» в богатые театры, встречали богатых покровителей, выходили замуж, начинали увлекаться ремеслами и открывали собственное дело... Так или иначе, почти все они рано или поздно оставляли Лебоверу, но между ними навсегда сохранялись добрые отношения.
Лебовера никогда не испытывал недостатка в людях. Он приводил к себе уличных попрошаек, платил штрафы за пойманных воришек и несколько раз даже связывался с малолетними проститутками. Все эти юные люди работали на него в харчевне и учились музыке, танцам, стихосложению. Одни управлялись с веерами, гоняя по воздуху лепестки так, чтобы те складывались в калейдоскопические узоры; другие жонглировали горящими факелами и фехтовали струями воды; иные умели пускать ленту извиваться и оплетать тело танцовщицы.
Среди детей редко встречались никуда не годные, но если Лебовере случалось ошибиться в человеке, он попросту выставлял его за порог, снабдив пирогом, вареными яйцами и парой монет.
И девушки, и юноши время от времени становились возлюбленными Лебоверы, но и те и другие неизменно покидали его. Ему нравились непрерывные перемены в своем окружении. Лебовера боялся постоянства еще больше, чем одиночества. Он был центром крошечного, вечно вращающегося мирка, создателем его и направляющей силой. Где-то в мире жили внебрачные дети Лебоверы, о которых он ничего не знал, кроме того, что они существуют. В большом столичном банке хранилось его завещание: «Тигровая крыса» и все деньги, какие найдутся на момент смерти Лебоверы, предназначаются любому из его детей, если тот захочет владеть наследством такого отца, каким был Лебовера, и сумеет доказать свое происхождение от него.
– Я ведь еще не рассказал вам о контракте, – сказал Лебовера Гальену и Аббане. – О моей почетной обязанности ежегодно на королевском празднике давать представление. Каждый год мы показываем новый танец на маленькой площади недалеко от дворца. Почти двадцать лет я владею этим правом, и еще никому не удавалось предложить ее величеству нечто более занимательное и красивое.
– Вы поете? – спросила у Аббаны вертлявая девушка в желтом платье. Ее волосы, густо переплетенные распущенными лентами, постоянно извивались на худой жилистой спине и острых плечах.
– Я... не пою, – ответила Аббана. – Впрочем... Возможно, не существует бездарных людей! – добавила она с вызовом.
– Мы фехтуем, – сказал Гальен. – Немного. Может быть, вам понравится танец с мечами и кинжалами. Если представление дается в воде – то очень эффектно.
– Попробуем, – ответил Лебовера. Он говорил доброжелательно и даже с некоторым энтузиазмом, но почему-то Гальену явственно слышалось, что это напускное.
Гальен чувствовал усталость. Он не успевал за ходом разговоров. Мысли говорящих метались, не успевая довершиться и оформиться. Время от времени Гальену казалось, что он понимает происходящее, но затем на довольно простую реплику внезапно следовал какой-нибудь финт рипост – и смысл беседы опять убегал, сверкая насмешливыми босыми пятками.
У Аббаны было бледное лицо, и несколько раз она зевнула. А вечеру все не было конца. Девушка с лентами вскочила на стол, поднялась на пальцы и пробежала мимо посуды. Поравнявшись с Софиром, она кончиком пальца поддела чашку с виноградом и ловко опрокинула ее. Софир выбросил вперед руку и схватил чашку на лету. Ягоды, взметнувшиеся над краем посуды, медленно опали вниз, а Софир гибким движением взлетел на стол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115