– спросила Аббана своего товарища.
Гальен, весь в пыли, чихнул.
– А что мы с тобой вообще знаем о Софене?
Аббана задумалась.
– Она сложный человек, – вымолвила наконец девушка.
– Я так не думаю, – возразил Гальен. – Обычная взбалмошная девица, которой не везет с мужчинами. Причем я уверен, что все было бы иначе, будь у нее менее скверный нрав.
– Ты несправедлив! – Аббана горячо вступилась за подругу. – Забываешь, что ее предал самый близкий друг. Ее брат.
– Предал? – переспросил Гальен. – Но почему она так носится с этим предательством? Приятно ей, что ли, быть преданной? И еще вопрос – что именно он сделал, этот ее брат.
– Не знаю, – сказала Аббана. – Он причинил ей страшную боль.
– Давай-ка подумаем о том, как нам лучше провести эту дуэль, – предложил Гальен.
– Я что-то не понимаю, кто будет сражаться: мы с тобой или Софена с Эгреем, – заметила Аббана.
– Это как свадьба, – сказал Гальен. – Те, кто ее подготавливает, меньше всего сообразуются с интересами жениха и невесты. Как будто молодоженам так уж важно обожраться и напиться! Они-то мечтают только о том, чтобы поскорее оказаться вдвоем в спальне, а их мучают тостами и терроризируют требованием «покушать еще немного, не обижать тетю Марту».
– Да, – согласилась Аббана, – чудовищно.
Они закончили возиться с узором к полудню. Лабиринт сверкал в серой пыли белоснежной змеей. Солнце играло на сколах камней. Неожиданно прямо на дорожке, которая предназначалась для Эгрея, показался синеватый язычок пламени, на ярком свету почти прозрачный. Он проплясал несколько шагов и скрылся.
– Как бы они ноги не обожгли, – озабоченно проговорил Гальен. – Предупреди Эгрея, пусть наденет сапоги с хорошими подметками. А я скажу Софене. Она ведь очень плохо фехтует. Даже не знаю, что и делать... Софена ведь ни за что в этом не признается.
– Надеюсь, Эгрей поведет себя достойно, – заметила Аббана.
– А я все-таки попробую хотя бы немного потренировать Софену. С ее-то неумением... Она может серьезно ранить человека и даже не понять, как у нее такое вышло.
Два дня, что прошли с момента вызова, Софена общалась исключительно с Гальеном, говорила ему «вы» и держалась с подчеркнутой вежливостью. Однако предложение потренироваться отклонила.
– Я достаточно владею оружием, чтобы доказать свою правоту или защитить честь, – объявила Софена.
Гальен не слишком удачно скрыл отчаяние.
– В таком случае, – выговорил он, вздыхая, – жду вас, госпожа Софена, на горелом пустыре завтра на рассвете. Мне зайти за вами или вы предпочитаете добираться до места поединка в одиночестве? Оба варианта одинаково законны.
– Я предпочитаю одиночество, – величаво произнесла Софена.
– Хорошо... Вы раздобыли белые одежды?
– Я предпочитаю черное, – сказала Софена.
– Условия поединка предполагают белое, – возразил Гальен. – Вы ведь не хотите, чтобы результат сражения был оспорен?
– А такое возможно? – Софена вдруг приняла озабоченный вид. – Это было бы... нежелательно. Я обязана победить!
– Вот именно, – подхватил Гальен, – а это будет невозможно, если вы пренебрежете указанным правилом. У секундантов оппонента всегда останется возможность утверждать, будто первую кровь пролил ваш противник. Просто на черной одежде царапина, мол, осталась незамеченной.
– Согласна, – гордо произнесла Софена.
«Ты чудовище, – подумал Гальен. – Я толкую тебе о белом платье уже второй день, а ты только сегодня соизволила это услышать».
– Вы сумеете обзавестись надлежащей одеждой? – спросил Гальен. – Или предпочитаете поручить это мне?
– Предпочитаю поручить, – сказала Софена.
– В таком случае, я... буду у вас завтра на рассвете с подходящей одеждой, – обещал Гальен. – Советую вам как следует выспаться.
– Я прекрасно знаю, что мне делать! – сообщила Софена. – Разумеется, перед сражением следует отдохнуть. Написать письма и все такое. Мне еще нужно простить... одного предателя. Если получится. Впрочем, я все равно никогда не забуду того, что он сделал!
– Вот и хорошо. – Гальен хотел поцеловать ее в лоб, но она качнула головой, и поцелуй неожиданно пришелся в губы. – До завтра.
Он вышел из ее комнаты и отправился в сад – разыскивать Элизахара.
Телохранитель находился подле своей госпожи. Фейнне пила на ходу холодный морс, а Элизахар отводил в стороны ветки кустов, если девушка проходила слишком близко.
Заслышав шаги, Фейнне остановилась.
– Это я, – сказал Гальен.
Она улыбнулась – не слишком весело.
– Расскажите, что происходит, ладно? – попросила девушка.
– Завтра состоится дуэль, – выпалил Гальен. – Согласно правилам, все желающие могут присутствовать. Вы придете?
– Разумеется, – ответил Элизахар.
Фейнне удивленно двинула бровями.
– Я не уверена, – возразила она.
– Думаю, госпоже Фейнне лучше остаться дома, – сказал Гальен. – Дело будет на рассвете. Назначен поединок до первой крови. Фактически – до первой царапины. Если говорить совсем честно, исход этого поединка ничего не решает. Поэзия останется поэзией, и для одних она будет источником дохода и способом соблазнять женщин, в то время как другие по-прежнему будут видеть в ней смысл всей своей жизни.
– Я чувствую, что как-то связана с происходящим, – заметила Фейнне. – И мне это не нравится.
– Тем более лучше не присутствовать, – горячо сказал Гальен. И, решившись, осторожно поинтересовался: – Вам нравится Эгрей?
– Я не уверен, что госпожа Фейнне... – начал было Элизахар, но Фейнне остановила его властным движением руки.
– Все-таки я еще в состоянии решить за себя сама, отвечать мне на подобный вопрос или возмутиться, – сказала она. – Помолчи, Элизахар.
Он прикусил губу и отступил.
– Я думала над этим, Гальен, – продолжала Фейнне. – Мне кажется, вы спрашиваете не из праздного любопытства. Действительно, вокруг меня что-то происходит. Что-то не слишком красивое. Возможно, есть нечто в самой личности Эгрея, о чем я не знаю. Не нужно мне об этом рассказывать, хорошо? Пусть я останусь слепой во всех смыслах. Мне было забавно с этим человеком. Я получала удовольствие от его общества. Он мне даже немного нравился. Но это и все. Я ответила на ваш вопрос?
– Да, – сказал Гальен.
– Да, – прошептал Элизахар.
– Я не уверена в истинной причине дуэли, – продолжала Фейнне. – Поэзия? Разумеется, из-за стихов можно убить и умереть. Однако ни Софена, ни Эгрей не принадлежат к тому типу людей, которые способны умереть ради поэзии. Нет, за их ссорой скрывается нечто иное. Поэтому, Элизахар, – она не оборачиваясь протянула телохранителю руку, и он тотчас коснулся ее пальцев подставленной ладонью, – для господина Эгрея у меня больше не будет времени. Что до госпожи Софены, то она, насколько я помню, и без того терпеть меня не может.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
Гальен, весь в пыли, чихнул.
– А что мы с тобой вообще знаем о Софене?
Аббана задумалась.
– Она сложный человек, – вымолвила наконец девушка.
– Я так не думаю, – возразил Гальен. – Обычная взбалмошная девица, которой не везет с мужчинами. Причем я уверен, что все было бы иначе, будь у нее менее скверный нрав.
– Ты несправедлив! – Аббана горячо вступилась за подругу. – Забываешь, что ее предал самый близкий друг. Ее брат.
– Предал? – переспросил Гальен. – Но почему она так носится с этим предательством? Приятно ей, что ли, быть преданной? И еще вопрос – что именно он сделал, этот ее брат.
– Не знаю, – сказала Аббана. – Он причинил ей страшную боль.
– Давай-ка подумаем о том, как нам лучше провести эту дуэль, – предложил Гальен.
– Я что-то не понимаю, кто будет сражаться: мы с тобой или Софена с Эгреем, – заметила Аббана.
– Это как свадьба, – сказал Гальен. – Те, кто ее подготавливает, меньше всего сообразуются с интересами жениха и невесты. Как будто молодоженам так уж важно обожраться и напиться! Они-то мечтают только о том, чтобы поскорее оказаться вдвоем в спальне, а их мучают тостами и терроризируют требованием «покушать еще немного, не обижать тетю Марту».
– Да, – согласилась Аббана, – чудовищно.
Они закончили возиться с узором к полудню. Лабиринт сверкал в серой пыли белоснежной змеей. Солнце играло на сколах камней. Неожиданно прямо на дорожке, которая предназначалась для Эгрея, показался синеватый язычок пламени, на ярком свету почти прозрачный. Он проплясал несколько шагов и скрылся.
– Как бы они ноги не обожгли, – озабоченно проговорил Гальен. – Предупреди Эгрея, пусть наденет сапоги с хорошими подметками. А я скажу Софене. Она ведь очень плохо фехтует. Даже не знаю, что и делать... Софена ведь ни за что в этом не признается.
– Надеюсь, Эгрей поведет себя достойно, – заметила Аббана.
– А я все-таки попробую хотя бы немного потренировать Софену. С ее-то неумением... Она может серьезно ранить человека и даже не понять, как у нее такое вышло.
Два дня, что прошли с момента вызова, Софена общалась исключительно с Гальеном, говорила ему «вы» и держалась с подчеркнутой вежливостью. Однако предложение потренироваться отклонила.
– Я достаточно владею оружием, чтобы доказать свою правоту или защитить честь, – объявила Софена.
Гальен не слишком удачно скрыл отчаяние.
– В таком случае, – выговорил он, вздыхая, – жду вас, госпожа Софена, на горелом пустыре завтра на рассвете. Мне зайти за вами или вы предпочитаете добираться до места поединка в одиночестве? Оба варианта одинаково законны.
– Я предпочитаю одиночество, – величаво произнесла Софена.
– Хорошо... Вы раздобыли белые одежды?
– Я предпочитаю черное, – сказала Софена.
– Условия поединка предполагают белое, – возразил Гальен. – Вы ведь не хотите, чтобы результат сражения был оспорен?
– А такое возможно? – Софена вдруг приняла озабоченный вид. – Это было бы... нежелательно. Я обязана победить!
– Вот именно, – подхватил Гальен, – а это будет невозможно, если вы пренебрежете указанным правилом. У секундантов оппонента всегда останется возможность утверждать, будто первую кровь пролил ваш противник. Просто на черной одежде царапина, мол, осталась незамеченной.
– Согласна, – гордо произнесла Софена.
«Ты чудовище, – подумал Гальен. – Я толкую тебе о белом платье уже второй день, а ты только сегодня соизволила это услышать».
– Вы сумеете обзавестись надлежащей одеждой? – спросил Гальен. – Или предпочитаете поручить это мне?
– Предпочитаю поручить, – сказала Софена.
– В таком случае, я... буду у вас завтра на рассвете с подходящей одеждой, – обещал Гальен. – Советую вам как следует выспаться.
– Я прекрасно знаю, что мне делать! – сообщила Софена. – Разумеется, перед сражением следует отдохнуть. Написать письма и все такое. Мне еще нужно простить... одного предателя. Если получится. Впрочем, я все равно никогда не забуду того, что он сделал!
– Вот и хорошо. – Гальен хотел поцеловать ее в лоб, но она качнула головой, и поцелуй неожиданно пришелся в губы. – До завтра.
Он вышел из ее комнаты и отправился в сад – разыскивать Элизахара.
Телохранитель находился подле своей госпожи. Фейнне пила на ходу холодный морс, а Элизахар отводил в стороны ветки кустов, если девушка проходила слишком близко.
Заслышав шаги, Фейнне остановилась.
– Это я, – сказал Гальен.
Она улыбнулась – не слишком весело.
– Расскажите, что происходит, ладно? – попросила девушка.
– Завтра состоится дуэль, – выпалил Гальен. – Согласно правилам, все желающие могут присутствовать. Вы придете?
– Разумеется, – ответил Элизахар.
Фейнне удивленно двинула бровями.
– Я не уверена, – возразила она.
– Думаю, госпоже Фейнне лучше остаться дома, – сказал Гальен. – Дело будет на рассвете. Назначен поединок до первой крови. Фактически – до первой царапины. Если говорить совсем честно, исход этого поединка ничего не решает. Поэзия останется поэзией, и для одних она будет источником дохода и способом соблазнять женщин, в то время как другие по-прежнему будут видеть в ней смысл всей своей жизни.
– Я чувствую, что как-то связана с происходящим, – заметила Фейнне. – И мне это не нравится.
– Тем более лучше не присутствовать, – горячо сказал Гальен. И, решившись, осторожно поинтересовался: – Вам нравится Эгрей?
– Я не уверен, что госпожа Фейнне... – начал было Элизахар, но Фейнне остановила его властным движением руки.
– Все-таки я еще в состоянии решить за себя сама, отвечать мне на подобный вопрос или возмутиться, – сказала она. – Помолчи, Элизахар.
Он прикусил губу и отступил.
– Я думала над этим, Гальен, – продолжала Фейнне. – Мне кажется, вы спрашиваете не из праздного любопытства. Действительно, вокруг меня что-то происходит. Что-то не слишком красивое. Возможно, есть нечто в самой личности Эгрея, о чем я не знаю. Не нужно мне об этом рассказывать, хорошо? Пусть я останусь слепой во всех смыслах. Мне было забавно с этим человеком. Я получала удовольствие от его общества. Он мне даже немного нравился. Но это и все. Я ответила на ваш вопрос?
– Да, – сказал Гальен.
– Да, – прошептал Элизахар.
– Я не уверена в истинной причине дуэли, – продолжала Фейнне. – Поэзия? Разумеется, из-за стихов можно убить и умереть. Однако ни Софена, ни Эгрей не принадлежат к тому типу людей, которые способны умереть ради поэзии. Нет, за их ссорой скрывается нечто иное. Поэтому, Элизахар, – она не оборачиваясь протянула телохранителю руку, и он тотчас коснулся ее пальцев подставленной ладонью, – для господина Эгрея у меня больше не будет времени. Что до госпожи Софены, то она, насколько я помню, и без того терпеть меня не может.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115