Магистр Даланн рекомендовала этот труд особенно и подчеркнула несколько раз, что будет снисходительна к тем студентам, которые выкажут знакомство с означенным текстом.
– Написанная легким, прозрачным стилем, – сказала Даланн, – эта книга вместе с тем обладает надлежащей глубиной и освещает проблематику наиболее полно. Можно даже сказать, практически исчерпывающе.
После такой рекомендации Софена отправилась в библиотеку и забрала единственный имеющийся там экземпляр. Прочие студенты толкались у нее на пороге и жалобно просили «поторопиться», потому что «всем ведь надо, не только тебе»; однако Софена вывесила у себя на двери объявление «Не мешать!» и на стук никак не откликалась.
«Смысл бытования предметов искусства заключается в том, чтобы именно данный предмет искусства был создан, причем именно тем способом, каким он был создан, и никак иначе. Говоря проще, уникальность каждого предмета искусства представляет собой основную тему их существования и бытования в пространстве и времени, данного человеку в ощущении, осязании, зрении или слухе. При этом пространственные произведения искусства воспринимаются осязанием и зрением, а временные – слухом или мысленно», – бормотала Софена. – И это она называет «прозрачным стилем»? Что же, в таком случае мутный стиль? И самое главное – для чего все это написано?
– Для того, чтобы воспитывать в студентах твердую волю и умение заглядывать в глаза Самой Смерти, – раздался под окном голос Аббаны. Затем послышался смешок: – Ты читай, читай. Я тут конспектирую. И не только я.
– Я вам что, чтец-декламатор? – возмутилась Софена. – Сколько вас собралось?
– Всего трое... пока. Читай, говорю тебе!
– Ну вас, – сказала Софена. Она встала, сунув книгу под мышку, и вышла из дома.
На лавке под окнами ее комнаты действительно сидели Аббана, Ренье и Гальен, все с дощечками.
– Привет, Софена! – Гальен встал. – Я тут подумал: если мы запишем и выучим хотя бы по абзацу из каждой главы, нам будет чем блеснуть на экзамене.
– Полагаю, Даланн хорошо знает все эти студенческие хитрости, – заметила Аббана. – Но что поделаешь! Таковы условия игры. Надеюсь, она не будет их нарушать.
– Может быть, для нее главное наслаждение – поймать нас на поверхностном знании этого ужасного сочинения, – заметила Софена.
– Захочет – поймает, – согласился Ренье. – А не захочет – так и не поймает. Давайте заниматься.
Софена прочитала вслух еще несколько абзацев, выбранных наугад.
– Записали?
– Приблизительно, – ответила за всех Аббана.
И вдруг, насторожившись, приподнялась.
– Что там? – спросил Гальен.
– Элизахар... Какой-то он сегодня странный.
– Вероятно, пришел хлебнуть премудростей исторической эстетики, – предположил Ренье.
– Нет, он действительно странный, – настойчиво повторила Аббана. – Я его таким еще не видела.
– Элизахар – кладезь жизненного опыта и бесконечный источник для нашего удивления, – сказал Гальен.
Тем временем телохранитель Фейнне вышел к дому Софены и, увидев сразу четверых студентов, остановился. Взгляд его блуждал, Элизахар сутулился и выглядел постаревшим.
– Здравствуйте, – Ренье чуть привстал и кивнул ему, – что это вы так глупо выглядите сегодня? Неподходящее утро для взъерошенного вида!
– Госпожа Фейнне – она разве не с вами? – спросил Элизахар невпопад.
– Почему она должна быть с нами? – холодно удивилась Софена. – Скорее, ей следовало бы находиться рядом с вами, милостивый государь!
– Да, конечно. – Элизахар криво улыбнулся, глядя куда-то в сторону, а затем боком метнулся к выложенной кирпичом дорожке и, вскочив на нее, побежал прочь.
– Что-то с ним странное творится, – заметила Аббана. – Должно быть, погода так действует. Скоро начнутся дожди. Некоторые люди дуреют от этого климата.
– Думаешь, дело в погоде? – переспросил Гальен. – Я так не думаю.
– Вы будете слушать дальше? – осведомилась Софена. – Или мне читать про себя? Мне в принципе так даже проще. И времени меньше занимает.
– Нет, ты читай, читай, – спохватилась Аббана и снова взялась за палочку. – Без тебя нам этого экзамена не осилить.
Софена прочитала еще несколько строк.
Ренье вдруг сложил дощечки.
– Вы, ребята, занимайтесь, а я потом... – извиняющимся тоном произнес он и побежал догонять Элизахара.
Софена зло глянула ему в спину и снова уткнулась в книгу. «Вечно эта Фейнне, – думала она, машинально произнося слова, смысла которых больше не понимала. – Всегда она! И что в ней такого? Они все точно с ума посходили!»
Ренье догнал Элизахара на дороге. Тот искоса глянул на молодого человека.
– Как я погляжу, ваша нога почти совсем зажила, – заметил он.
– Ну... да. – Ренье сообразил, что шел слишком быстро для человека, который еще несколько дней назад еле ползал, опираясь на трость. – На мне вообще все заживает как на собаке. Так и бабушка наша говорит. Это у нас семейное.
– А, – сказал Элизахар.
И замолчал.
Глянув на него сбоку, Ренье заметил:
– Вы какой-то совершенно серый... Что-то случилось?
– Она пропала, – сказал Элизахар.
– Кто?
– Госпожа Фейнне!
Ренье остановился. Элизахар продолжал шагать по дороге, и Ренье снова догнал его.
– Но это невозможно! Она ведь все время с вами!
– Вот именно, – сказал Элизахар. – Она и была со мной, а потом вдруг пропала. Я ведь не могу не отходить от нее ни на шаг.
– Почему?
– Потому что она – живой человек и иногда нуждается в одиночестве, – сказал Элизахар. – Мы слишком носимся с людьми, которым не выжить без нашей помощи. Понимаете?
– Не совсем...
– Поводырь начинает считать слепого своей собственностью. Принимается диктовать ему – как поступать, как не поступать. Чего хотеть, от чего отказываться. Даже подбирает ему друзей. И все потому, что служит чем-то вроде живой трости, готовой всегда поддержать под локоть и не дать оступиться. Я не хочу опускаться до такого.
– Послушайте, господин Элизахар, откуда вам все это известно? Все эти тонкости и сложности?
– Оттуда... – Он безнадежно махнул рукой. – Какая разница! Знаю и все. На собственной шкуре испытал. Понятно вам?
– Более или менее. Кстати, почему вы разговариваете со мной так, словно я вас обидел?
– Не знаю... Простите меня. Я очень встревожен. Она гуляла по саду, а потом вдруг исчезла. Я выпустил ее из виду – ненадолго. Она трогала цветы, листья, пыталась рисовать. Она любит рисовать. Порой у нее получаются удивительные картинки – отражение мира, который существует только для нее.
– Вот бы посмотреть! – вырвалось у Ренье.
Элизахар посмотрел на него искоса.
– Может быть, я вам покажу, – сказал он. – Да, может быть, вам и стоит увидеть это. Тогда вы, может быть, поймете наконец, кто она такая. В ее мире нет ничего болезненного, ничего безобразного или просто дурного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115