И все же под ногами предательски хлюпало.
Неожиданно Роол остановился и взял сестру за руку.
– Смотри.
Она вытянула шею, послушно всматриваясь туда, куда указывал ей брат.
Там, впереди, осока была приглажена, точно кто-то пытался расчесать великанские лохмы и уложить их на аккуратный пробор. И прямо на «проборе» лежало некое существо.
Оно было ощутимо выше ростом, чем обычный человек. Головы на две, если не больше. Непропорционально маленькой казалась голова с длинными серыми волосами, спутанными и разбросанными по плечам, спине, по смятой траве. Но самым удивительным были ноги этого существа. Точнее, одна нога, поскольку нижние конечности срослись, а расставленные в стороны ступни представляли собой нечто вроде плавника.
Как ни осторожны были подростки, существо все-таки услышало их и обернулось. Несколько мгновений Софена видела его лицо, сморщенное, серенькое и старое. Затем крохотный, похожий на рыбий, ротик исказился в отвратительной гримасе, обнажились остренькие зубки, и существо быстро поползло к ручью, отталкиваясь руками и сильно ударяя по мокрой траве хвостом.
Софена потянулась за луком, но Роол остановил ее.
– Пусть уходит.
Проскочил еще миг – и вот после сильного всплеска существо исчезло под водой. Только несколько беспокойных водоворотиков, последовательно вскипавших на водной поверхности, обозначали путь существа.
Софена уселась на берегу, потрогала траву, понюхала свои пальцы – пахло рыбой.
– Это была русалка? – спросила она.
– А кто же еще?
Роол устроился рядом.
– Зачем ты хотела застрелить ее?
– Не знаю. Инстинкт. – Софена быстро улыбнулась. – Она жуткая, правда?
– Может быть, и жуткая...
– Странно, почему она такая старая?
– Все когда-нибудь состарятся, Софена. В этом как раз нет ничего удивительного, – ответил Роол философски.
– Я думала, что русалки – молодые, прекрасные девушки, – продолжала Софена. – Они никогда не стареют, потому что это – беспокойные души умерших детей.
– Та, которую мы видели, вовсе не была чьей-то душой, – возразил Роол. – Она была сама по себе.
– Как ты думаешь, у нее есть душа?
– Так же, как у любого другого живого создания, – ответил брат. – У дерева, у цветка, у какой-нибудь птички.
– Она могла бы нас сожрать, – задумчиво молвила Софена.
– Нас – вряд ли, но какое-нибудь более мелкое животное... Рыбу или зверька... Или даже ребенка.
– Опасная, – с восхищением вздохнула Софена и улеглась на сырую траву.
Высоко над ней в небе проплывали легкие облачка, подкрашенные розовым и золотистым. Солнце посылало из-за горизонта своих первых лазутчиков. На секунду мир замер, погруженный в ласковую серость, а затем внезапно, причиняя боль глазам, вспыхнул мириадами разноцветных огоньков: всякая капля росы загорелась оранжевым, багровым, желтым, лазурным. Длилось это очень недолго: уже второй луч высушил росу, а третий широко разлился по лесу, принося с собой благоухание утренней листвы и торжествующий, оглушительный хор проснувшихся птиц.
Роол спустился к ручью, принес воды и развел маленький костер, чтобы согреть питье. Он неторопливо резал копченое мясо и лепешки с тмином, и Софена, всегда голодная, точно дикий зверек, уже раздувала ноздри, готовая наброситься на еду.
И все же девочка медлила, стараясь продлить эти минуты: блаженное лежание на сырой траве, примятой телом русалки, белоснежные, новенькие облачка на утреннем небе, шевеление зеленых ветвей в лесной вышине. Всем своим чутким юным существом Софена понимала, что наступили лучшие мгновения жизни, что ничего прекраснее и полнее уже никогда не будет.
Она громко застонала и, изогнувшись, посмотрела на брата с земли, так что он предстал ее глазам перевернутым.
– Вот таким я увидела тебя впервые, – сказала она.
– Не будь дурочкой. – Он махнул ножом, показывая, что завтрак готов. – Никто не помнит дня своего рождения.
– Только не я, – возразила она. – Я помню все.
– Просто потому, что я тебе рассказывал.
– Мне никто не рассказывал! – Софена перевернулась на живот. Ей не хотелось спорить и она могла бы уступить в любом вопросе, но только не в этом. – Вот, например, плащ у тебя в тот день был синий. Верно?
– У меня почти все плащи синие.
– Ну ладно... – Она призадумалась. – Ты так спешил, что взял сапоги не глядя, и у тебя оба были на правую ногу, из разных пар. Ну что? Об этом-то ты мне не рассказывал?
Роол вдруг улыбнулся – не обычной своей юношеской улыбкой, озорной и открытой, но растерянно, едва ли не по-стариковски.
– Поверишь ли, Софена, – сказал он, проводя ладонью по лицу, – я ведь этого не помню. Может быть, и было такое, чтобы оба сапога на правую ногу. Или на левую. Я не помню.
– А я помню, – сказала она, как бы ставя точку.
Ее испугало выражение лица брата. Таким он еще не был.
Взрослым. Чужим.
Наваждение скоро прошло, особенно после того, как они умяли завтрак, загасили костер и углубились в чащу, чтобы настрелять уток. Собаки у них не было, так что они сами лазили в заросли и в ручей и вернулись в усадьбу совершенно мокрые, пахнущие тиной.
Даже по прошествии многих лет запах тины заставлял Софену вспоминать тот день. Самый прекрасный, неповторимый день ее жизни.
Кое-что о своем брате Софена рассказывала друзьям по Академии. Сперва Гальену, а потом, когда отношения с ним зашли в тупик и там оборвались самым жалким образом, – то Аббане.
– Давно хотела тебя спросить, – осторожно заговорила Аббана, когда подруги уединились в беседке, чтобы вволю посплетничать о новенькой студентке, об Эгрее, о магистре Даланн и вообще обо всех новостях. – Помнишь, ты говорила о своем брате?
– Разумеется, – отозвалась Софена. – Я помню все.
– Что с ним случилось?
– С ним? Ничего. – Софена небрежно повела плечами и поджала губы.
Ее глаза рассеянно бродили по листьям винограда. Желтые пятна солнца прыгали по лужайке, выстриженной перед входом в беседку.
– Он меня предал, – сказала наконец Софена. – И хватит об этом.
Аббана почувствовала, как сжимается ее сердце.
А Софена повернулась к ней и улыбнулась, так ласково, точно перед ней была маленькая сестренка, случайно сказавшая глупость.
– Ничего страшного, – мягко проговорила Софена. – Да это теперь и неважно.
– Как ты думаешь, – начала Аббана, – этот ее телохранитель, этот Элизахар, – кто он на самом деле?
– А кем ему быть? – Софена опять пожала плечами. – Телохранитель.
– Нет, он странный. Высказывает суждения об искусстве.
– Ну, и что тут странного? Здесь все высказывают какие-нибудь суждения.
– Ты понимаешь, что я имею в виду! – настойчиво повторила Аббана.
Софена посмотрела на нее еще ласковее.
– Нет, не понимаю.
– Я думаю, он в нее влюблен. – Аббана чуть понизила голос.
– Разумеется, – многозначительным тоном произнесла Софена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
Неожиданно Роол остановился и взял сестру за руку.
– Смотри.
Она вытянула шею, послушно всматриваясь туда, куда указывал ей брат.
Там, впереди, осока была приглажена, точно кто-то пытался расчесать великанские лохмы и уложить их на аккуратный пробор. И прямо на «проборе» лежало некое существо.
Оно было ощутимо выше ростом, чем обычный человек. Головы на две, если не больше. Непропорционально маленькой казалась голова с длинными серыми волосами, спутанными и разбросанными по плечам, спине, по смятой траве. Но самым удивительным были ноги этого существа. Точнее, одна нога, поскольку нижние конечности срослись, а расставленные в стороны ступни представляли собой нечто вроде плавника.
Как ни осторожны были подростки, существо все-таки услышало их и обернулось. Несколько мгновений Софена видела его лицо, сморщенное, серенькое и старое. Затем крохотный, похожий на рыбий, ротик исказился в отвратительной гримасе, обнажились остренькие зубки, и существо быстро поползло к ручью, отталкиваясь руками и сильно ударяя по мокрой траве хвостом.
Софена потянулась за луком, но Роол остановил ее.
– Пусть уходит.
Проскочил еще миг – и вот после сильного всплеска существо исчезло под водой. Только несколько беспокойных водоворотиков, последовательно вскипавших на водной поверхности, обозначали путь существа.
Софена уселась на берегу, потрогала траву, понюхала свои пальцы – пахло рыбой.
– Это была русалка? – спросила она.
– А кто же еще?
Роол устроился рядом.
– Зачем ты хотела застрелить ее?
– Не знаю. Инстинкт. – Софена быстро улыбнулась. – Она жуткая, правда?
– Может быть, и жуткая...
– Странно, почему она такая старая?
– Все когда-нибудь состарятся, Софена. В этом как раз нет ничего удивительного, – ответил Роол философски.
– Я думала, что русалки – молодые, прекрасные девушки, – продолжала Софена. – Они никогда не стареют, потому что это – беспокойные души умерших детей.
– Та, которую мы видели, вовсе не была чьей-то душой, – возразил Роол. – Она была сама по себе.
– Как ты думаешь, у нее есть душа?
– Так же, как у любого другого живого создания, – ответил брат. – У дерева, у цветка, у какой-нибудь птички.
– Она могла бы нас сожрать, – задумчиво молвила Софена.
– Нас – вряд ли, но какое-нибудь более мелкое животное... Рыбу или зверька... Или даже ребенка.
– Опасная, – с восхищением вздохнула Софена и улеглась на сырую траву.
Высоко над ней в небе проплывали легкие облачка, подкрашенные розовым и золотистым. Солнце посылало из-за горизонта своих первых лазутчиков. На секунду мир замер, погруженный в ласковую серость, а затем внезапно, причиняя боль глазам, вспыхнул мириадами разноцветных огоньков: всякая капля росы загорелась оранжевым, багровым, желтым, лазурным. Длилось это очень недолго: уже второй луч высушил росу, а третий широко разлился по лесу, принося с собой благоухание утренней листвы и торжествующий, оглушительный хор проснувшихся птиц.
Роол спустился к ручью, принес воды и развел маленький костер, чтобы согреть питье. Он неторопливо резал копченое мясо и лепешки с тмином, и Софена, всегда голодная, точно дикий зверек, уже раздувала ноздри, готовая наброситься на еду.
И все же девочка медлила, стараясь продлить эти минуты: блаженное лежание на сырой траве, примятой телом русалки, белоснежные, новенькие облачка на утреннем небе, шевеление зеленых ветвей в лесной вышине. Всем своим чутким юным существом Софена понимала, что наступили лучшие мгновения жизни, что ничего прекраснее и полнее уже никогда не будет.
Она громко застонала и, изогнувшись, посмотрела на брата с земли, так что он предстал ее глазам перевернутым.
– Вот таким я увидела тебя впервые, – сказала она.
– Не будь дурочкой. – Он махнул ножом, показывая, что завтрак готов. – Никто не помнит дня своего рождения.
– Только не я, – возразила она. – Я помню все.
– Просто потому, что я тебе рассказывал.
– Мне никто не рассказывал! – Софена перевернулась на живот. Ей не хотелось спорить и она могла бы уступить в любом вопросе, но только не в этом. – Вот, например, плащ у тебя в тот день был синий. Верно?
– У меня почти все плащи синие.
– Ну ладно... – Она призадумалась. – Ты так спешил, что взял сапоги не глядя, и у тебя оба были на правую ногу, из разных пар. Ну что? Об этом-то ты мне не рассказывал?
Роол вдруг улыбнулся – не обычной своей юношеской улыбкой, озорной и открытой, но растерянно, едва ли не по-стариковски.
– Поверишь ли, Софена, – сказал он, проводя ладонью по лицу, – я ведь этого не помню. Может быть, и было такое, чтобы оба сапога на правую ногу. Или на левую. Я не помню.
– А я помню, – сказала она, как бы ставя точку.
Ее испугало выражение лица брата. Таким он еще не был.
Взрослым. Чужим.
Наваждение скоро прошло, особенно после того, как они умяли завтрак, загасили костер и углубились в чащу, чтобы настрелять уток. Собаки у них не было, так что они сами лазили в заросли и в ручей и вернулись в усадьбу совершенно мокрые, пахнущие тиной.
Даже по прошествии многих лет запах тины заставлял Софену вспоминать тот день. Самый прекрасный, неповторимый день ее жизни.
Кое-что о своем брате Софена рассказывала друзьям по Академии. Сперва Гальену, а потом, когда отношения с ним зашли в тупик и там оборвались самым жалким образом, – то Аббане.
– Давно хотела тебя спросить, – осторожно заговорила Аббана, когда подруги уединились в беседке, чтобы вволю посплетничать о новенькой студентке, об Эгрее, о магистре Даланн и вообще обо всех новостях. – Помнишь, ты говорила о своем брате?
– Разумеется, – отозвалась Софена. – Я помню все.
– Что с ним случилось?
– С ним? Ничего. – Софена небрежно повела плечами и поджала губы.
Ее глаза рассеянно бродили по листьям винограда. Желтые пятна солнца прыгали по лужайке, выстриженной перед входом в беседку.
– Он меня предал, – сказала наконец Софена. – И хватит об этом.
Аббана почувствовала, как сжимается ее сердце.
А Софена повернулась к ней и улыбнулась, так ласково, точно перед ней была маленькая сестренка, случайно сказавшая глупость.
– Ничего страшного, – мягко проговорила Софена. – Да это теперь и неважно.
– Как ты думаешь, – начала Аббана, – этот ее телохранитель, этот Элизахар, – кто он на самом деле?
– А кем ему быть? – Софена опять пожала плечами. – Телохранитель.
– Нет, он странный. Высказывает суждения об искусстве.
– Ну, и что тут странного? Здесь все высказывают какие-нибудь суждения.
– Ты понимаешь, что я имею в виду! – настойчиво повторила Аббана.
Софена посмотрела на нее еще ласковее.
– Нет, не понимаю.
– Я думаю, он в нее влюблен. – Аббана чуть понизила голос.
– Разумеется, – многозначительным тоном произнесла Софена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115