– В этом нет никакой тайны. Мы направляемся из Коммарши в Изиохон, добрый человек, и припозднились с выездом, а времени терять не хочется.
Как и следовало ожидать, назидание пропало втуне.
– Достохвально, – изрек человечище и перебросил факел из руки в руку. Дубинка висела у него на поясе.
– Теперь и мы хотели бы задать вам пару вопросов, – продолжал Ренье.
– Сие весьма возможно, – важно согласился предводитель.
Прочие начали обступать братьев, однако пока что держались на некотором отдалении. Предводитель их поднял руку, призывая к молчанию и неподвижности, и они застыли, каждый приняв ту позу, которая – по его разумению – соответствовала торжественности и таинственности момента. Иные растопырили руки, другие, напротив, застыли как столбы, один расставил ноги пошире и оперся на дубинку, как на рыцарский меч.
Эмери, внимательно наблюдавший из телеги за странными людьми, отметил эту позу: так любила стоять Софена. Только Софена выглядела при этом трогательно – или так представляется теперь, когда она умерла? – а мужлан, пародирующий знатного воина, смотрелся жутко.
– Предполагаю я, – продолжал предводитель, обращаясь к Ренье, – что любопытствуете вы, уж не разбойников ли встретили. Отвечу сразу: отнюдь нет.
– У разбойников другие лица, – честно сказал Ренье. Он не стал уточнять свою мысль и потому был понят неправильно – в лестном для толпы смысле.
Предводитель обернулся к своим, и те разразились приветственными кликами, размахивая факелами и ухая на разные голоса. Затем предводитель вновь повернулся к Ренье.
– Да, благородный юноша, вы правы. Не разбойники мы, но вершители справедливости.
– Пусть участвуют! – гаркнул один из мужланов.
– А то! – поддержал его другой.
Казалось, они не двигаются с места, но тем не менее – Эмери видел это совершенно ясно, – с каждым мгновением все приближались, готовясь сомкнуть кольцо и навалиться на путников сплошной людской массой. Пока они еще порознь, хотя бы чуть-чуть, пока их плечи не соприкасаются, еще остается вероятность, что их удастся остановить. Но стоит им слиться воедино – и бесформенное, многорукое, разъяренное, тупое существо поглотит и Ренье, и Эмери, и всю музыку мира.
– Молчать! – рявкнул предводитель.
Недовольное ворчание прокатилось и стихло.
– Мы – за справедливость! – возгласил предводитель «черных» людей. – Мы – искатели истины и света!
– Поэтому вы бродите по ночам? – подал голос Эмери.
Предводитель подошел к телеге и посветил на нее факелом. Эмери ответил на его пытливый взгляд спокойно, почти равнодушно.
– Я так и не понял, о какой справедливости и о какой истине вы толкуете, – объяснил молодой человек. Он держался чуть свысока, как и подобает при разговоре с мужланом, и в то же время доброжелательно – как подобает в разговоре с мужланом, который пока что ни в чем не провинился.
– Вы братья? – Предводитель переводил взгляд с одного знатного молодого человека на другого.
– Это несомненная истина, и я охотно сообщаю ее тебе, – согласился Эмери. – А теперь поделись со мной своей правдой – и мы будем квиты.
– Да убить их! – заревел кто-то из толпы.
– Молчать! – заорал предводитель.
Ночь гудела, готовая в любое мгновение обратиться в чудовище. «Сколько еще по всей стране таких – тупых, сбитых с толку? – думал Эмери, прислушиваясь к угрожающему сопению и топотанию ног. – Сколько скрывается их в сегодняшней ночи? Кто они такие? И кто управляет этим роем, где их пчелиная матка?»
Конь удивленно дергал ушами, но смирно стоял на месте. Люди всегда приводили это животное в полнейшее недоумение, и он давно уже отказался от всяких попыток понять их поступки.
– Мы не разбойники, – снова повторил предводитель. – Мы за справедливость. А несправедливость – в том, что Королевство осквернено. Да, осквернено!
– А-а! – ревели в темноте и трясли огнями.
– Осквернено! Эльфийская кровь оскверняет нашу землю! – Предводитель постепенно распалялся. Он стал как будто еще выше ростом, рот его разевался все шире, превращаясь в черную пропасть, и оттуда вылетали слова: – Нелюди проникают в наши дома! Нелюди совокупляются с нашими юношами! Рано или поздно такая нелюдь залезет и в королевский дом! В королевскую постель! Эльфийская кровь возродится в жилах правящей династии, а это значит...
И тут он замолчал, как будто незримый нож разом обрубил его язык. Гул за спиной предводителя неуклонно нарастал: одетые в черное, озаренные факелами, люди раскачивались и мычали сквозь зубы все громче и громче пока наконец их голоса не слились в единый, мощный зов утробы.
Против воли зачарованный, Эмери слушал эту зловещую музыку. Для маленькой пьесы она была слишком страшна: такое может существовать только как эпизод внутри большого симфонического произведения.
«О чем я думаю? – сердито оборвал он себя. – На нас вот-вот обрушится толпа разъяренных мужланов, а я размышляю о симфониях...»
– ...а это значит, – закричал снова предводитель, дернувшись, как будто его подкололи сзади острым шомполом, – это значит, что на престоле Королевства опять на долгие века воцарятся эльфы! И снова наша многострадальная земля окажется в рабстве!
– Позвольте, – перебил Ренье, – на каких основаниях вы изволите называть нашу землю многострадальной? Насколько я знаю, урожайность... – Он попытался привести несколько цифр, которые заучивал для экзамена по почвоведению, но был бесцеремонно перебит.
Дружный топот обрушился на землю поляны. Гремело так, словно по ней шагал, переваливаясь с боку на бок, великан. Голоса гудели в лад:
– Неурожаи! Голод! Голод! Голод!
– Обычное нежелание работать! – фыркнул Эмери.
– Нас заставляют трудиться! – кричал предводитель. – Эльфы! Эльсион Лакар! Их кровь – это яд!
– М-м-м-м... – непрерывно гудело на поляне, низкий, нечеловеческий звук.
– Обобщим, – предложил Эмери. Он только что дал себе мысленную клятву: никто и ничто не выведет его из себя. – Вам не нравятся эльфы. По этой причине вы надеваете черное, вооружаетесь дубинками и собираетесь по ночам в лесу. Я правильно понимаю? В таком случае, ответьте на один вопрос: вы уверены, что это – действенное средство против эльфийской крови в жилах правящей династии?
Он помолчал и, не слыша ответа, добавил:
– Не подумайте, что я насмехаюсь. Просто мне хотелось бы выяснить все до конца. Возможно, мы даже присоединились бы к вам.
– Это было бы самым разумным из всего, что вы могли бы совершить во всей своей жизни! – торжественно изрек предводитель, и Эмери опять показалось, что он говорит не своим языком и не своим голосом. – Я могу убедить вас! Я могу убедить вас – как некогда убедили меня и всех этих добрых людей! И еще тысячи и тысячи других, по всей стране, – мы все знаем это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115