Прыжки танцующих делались все более безобразными: так лягушки взлетают над раскаленными камнями, на которых их пытается зажарить глупая хозяйка. Старая шутовская пантомима. Рессан, будучи ребенком, зарабатывал ею себе на жизнь.
И каждый толчок приближал Аббану и Гальена ближе к двери. Прочие завсегдатаи «Крысы» стояли вдоль стен, точно почетный караул, и хлопали в ладоши. Ритм становился все более быстрым, все громче отражался звук от старых каменных стен. Казалось, даже мятая жестяная посуда – наследие лихого торговца скобяными изделиями – резонирует и звенит в такт. Лебоверы нигде не было видно.
Перед глазами Аббаны все плыло. Ей невыносимо хотелось вырваться и убежать, но ее не выпускали из круга. Рессан крикнул:
– Хей!
И, подскочив особенно высоко, с громким хлопком опустился на пол. Остальные мелко и быстро затопали. Круг распался. Пошатываясь и хватаясь друг за друга, Гальен и Аббана устремились к выходу.
И тотчас все для них исчезло – осыпавшаяся штукатурка стен и тусклый блеск жести, мелькающие растопыренные руки танцоров, багровая неподвижность факельного огня, – осталась только жгучая чернота ночи, и они погрузились в нее.
Незатейливые кабачки в портовой части города распахнули им объятия, и они, точно продажная женщина, послушно переходили из рук в руки, жадных, отбирающих, шарящих по телу и душе в поисках дешевой поживы. От выпитого им становилось только темнее и тяжелее.
Они проснулись возле маленького каменного дома, где-то на окраине Изиохона.
Аббана подняла голову, сквозь муть разглядела равнодушное солнце и вдохнула влажный, тяжелый воздух.
– Мы все еще здесь, – раздался голос Гальена. – В Изиохоне.
Она села и заплакала, зло, остренькими, колючими слезами.
– Мы – не дрянь! Мы – не пустое место! – выталкивала она из груди неловкие слова, но каждое из них норовило застрять.
– Какая разница, – сказал Гальен. – Просто пора все изменить. Навсегда.
Он протянул ей руку и помог подняться. Погладил по лицу. Красивое молодое лицо, передернутое сейчас злостью, но все равно красивое. Аббана никогда не станет тихой, кроткой – в ней всегда будет гореть эта неудержимая тяга к полной, безраздельной свободе. Невероятное ощущение родства захлестнуло Гальена.
– Родная, – сказал он ей.
Она непонимающе глянула на него.
– Ты чего? – спросила Аббана с подозрением.
Он вздохнул.
– Ничего. Мы с тобой – одно и то же. Ты и я. Как брат и сестра. Понимаешь?
Она прищурила глаз, с вызовом бросила:
– Это любовь?
Гальен покачал опущенной головой:
– И да, и нет. В определенном смысле – да, несомненно. Но в другом смысле – нет. Просто родство. Ближе кровного.
Тогда Аббана прижалась растрепанными волосами к его плечу, длинно вздохнула и сказала просто:
– Пойдем, Гальен. Скорее уйдем отсюда.
Эта таверна сильно отличалась от «Тигровой крысы»: она была намного меньше, и народу в нее набивалось существенно больше.
Здесь запросто дозволялось быть никем. Просто сидеть с поникшими плечами и тянуть охлажденное вино или посматривать на женщин, ходящих между двумя длинными столами.
Гальен и Аббана пристрастились проводить остаток вечера именно здесь. Точнее, они приходили сюда уже в четвертый раз и постепенно начали считать свое появление в «Сапогах» традиционным.
Они знали, что не встретят знакомых. В подобном месте – нет, никогда. С каждым разом они выпивали все больше.
В тот вечер «Сапоги» были особенно шумными, но что происходило в полутемном душном помещении – разобраться сразу не удавалось. Друзья, уже сильно навеселе, поначалу и не пытались. Аббана сражалась с третьим кувшином, Гальен наблюдал за ней с пьяным интересом.
Время от времени его посещала мысль об Академии. Через неделю предстоит ехать обратно в Коммарши – их время в Изиохоне подходит к концу. Опять сады, лекции, разговоры об искусстве, о гидропонике, о полетах. Затем начнутся шушуканья: то одному, то другому студенту будут предлагать хорошее место. Прежняя жизнь представлялась теперь Гальену бесконечно далекой. Для того, чтобы вернуться ко всему этому, потребуется сделать над собой невероятное усилие.
И Гальен понимал, что сил совершить этот шаг у него недостанет.
Он даже в точности знал, почему. Обида на необъяснимое поведение братьев изглодала его. Они с Аббаной спасли их от толпы «черных». Аббана была – пусть недолгое время – подругой этого мальчишки Ренье. Ренье, между прочим, младше Аббаны на целых два года, но это не помешало девушке снизойти до него.
Гальена не оставляло ощущение, что Эмери властно вмешался в их жизнь. Заставил поступить по-своему, утащил в Изиохон, поселил в уютном домике, показал им море, беспечные танцы на берегу, прохладное вино теплыми, обволакивающими вечерами – а потом попросту бросил. Живите как хотите.
«Аристократы», – подумал Гальен.
И в тот же миг, словно в ответ на его мысли, по питейной прокатился чей-то презрительный хохот:
– Аристократы!
Гальен поднял голову, прислушался. И вдруг он заметил, что Аббаны рядом уже нет. Крепко пьяная, девушка сидела на коленях у какого-то могучего мужчины, одетого, несмотря на жару, в кожаный колет, очень замызганный. Мужчина что-то говорил об аристократах – жалких слабаках, и о настоящих воинах, о свободе, о женщинах из кочевых племен, о лошадях... Время от времени он проводил потной ладонью по растрепанным волосам Аббаны, и тогда она принималась громко хохотать.
Гальен поднялся со своего места и потащился к ней. Смутно он понимал, что тот здоровенный детина не сделает Аббане ничего дурного; однако ему не нравилось, как тот вытирает свои чумазые лапы о ее волосы.
– Гальен! – вскрикнул кто-то прямо над ухом у бывшего студента.
Покачнувшись, Гальен остановился. Прямо перед ним сидел Эгрей. И улыбался от уха до уха – открытой, обаятельной улыбкой.
– Что ты здесь делаешь? – Гальен нашел в себе силы удивиться.
– Я-то? А вон сидит мой сержант. – Эгрей показал на мужчину в кожаном колете. – Видишь? – Он чуть повертелся на скамье, не поднимаясь. И, замечая недоумение на лице бывшего однокашника, засмеялся: – Я солдат! Скоро предстоит дело: кочевники, по слухам, двинулись на Саканьяс. Якобы тамошние горожане отхватили под свои пашни кусок их пастбищ.
– А может, так и есть? – спросил Гальен.
– Дружище, да ведь это неважно! – Эгрей схватил его за руку, и Гальен поразился тому, каким сильным стал он теперь. – Садись! Я наливаю.
– Аббана... – попытался протестовать Гальен. – Слушай, я не хочу, чтобы Аббана...
– Да брось ты, – расслабленно махнул Эгрей. Он мельком глянул в сторону своего сержанта и тотчас отвернулся. – Он хороший парень. С Аббаной ничего не случится. Она ведь женщина.
Гальен сам не понял, как уселся рядом с Эгреем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115