Едва усвоив технику клеймения, Сильвер стал учиться
на цирюльника и брить рабам головы перед погрузкой на судно.
Вначале он обратился к Джорджу Томпсону.
- С какой стати мы их бреем? - спросил он. - Мне кажется, жестоко
оставлять их без волос на этом палящем солнце. Им же выжжет мозги. Нет,
мне это не нравится!
- Послушай, молодой мой Окорок, - отвечал Томпсон, - может быть, ты и
стал первосортным мастером по клеймению, но как я погляжу, твои мозги на
этой жаре просто испарились. Волосы тебе понравились! А не хочешь иметь
вшей, болезни и бог знает что еще на борту "Ястреба"? Капитан Фини знает
свое дело. Когда отплывем, увидишь достаточно болячек и грязи, попомни мои
слова.
Сильвер, замолчав, принялся за работу. Нагрузили рабов в лодки и так
пришли на "Ястреб". Одни трепетали и стенали от ужаса, взбираясь на борт
корабля, другие удивленно таращили глаза на "большую деревянную лодку"
белых, куда их привезли. Мужчин поместили в один трюм, женщин в другой,
мальчиков и девочек - в третий. Набитые в трюмы, как сельди в бочку,
обезумевшие от страха перед неизвестностью, начали эти несчастные свое
путешествие в Новый Свет.
Сильвер уверял, что по сравнению с другими капитанами, которых он
знал, Десмонд Фини проявлял много заботы о рабах. Он желал им доброго
здоровья - в случае повышенной смертности убытки были бы велики - и потому
ухаживал за ними так, что, погляди на это другие, жестокие капитаны,
смертность тоже повысилась бы, на сей раз среди самих капитанов, если это
правда, что от смеха помирают. Экипаж кормил затворников дважды в день
маисовой кашей с солью, перцем и кокосовым маслом. Трижды в неделю им
приносили вареные бобы, которые, утверждал Сильвер, воспринимались
узниками с такой неподдельной радостью, "как будто бы им подавали жареного
фаршированного гуся".
Хотя старые моряки вроде Джорджа Томпсона и ворчали, что им задают
дополнительную работу, и вздыхали по прежним беззаботным дням, в хорошую
погоду Фини всегда устраивал после полудня прогулку рабов по палубе. В
сущности, в начале плавания Сильвер смотрел на все это широко раскрытыми
глазами и ничто не вызывало его отвращения.
- Может быть, ты думаешь, Джим, - сказал он, хитро на меня
поглядывая, - что было жестоким заставлять этих дикарей спать на голых
досках, но ведь на Гвинейском берегу перины тоже не водятся, ты уж мне
поверь, сынок.
В одном отношении Фини был небрежен - в вопросе о дисциплине экипажа.
Чтобы команда выполняла работу, капитан делал вид, что не замечает, как
моряки напиваются дешевым черным ромом. Более того, он позволял им
свободно выбирать себе негритянок. Далеко не все матросы тешили так свою
похоть, но те, кто делал это, вытворяли с несчастными беззащитными
рабынями такое, что Сильвер содрогался от жалости и омерзения.
Хотя красота многих негритянок и вводила Сильвера в искушение, ему
был отвратителен царивший на судне разврат и те жестокости, что часто
сопровождали его. Наконец Джон собрался с духом и осмелился поделиться
тревогой с первым помощником.
- Не по душе мне все это, сэр! - заявил он равнодушному Грирсону. -
Не дело, что этих черных девушек силком оторвали от дома и запихали в
трюм, как скот, да еще измываются над ними, как могут. Не по-христиански
это, ведь, в конце концов, они женщины, сэр!
- Я не капитан, - раздраженно ответил Грирсон. - Здесь командует
капитан Фини.
- Точно так, сэр, - возразил Джон, - но приказ есть приказ. Капитан
Фини говорил еще на суше, в Гвинее: "Обращайтесь с ними хорошо. Строго, но
хорошо" - вот так он сказал. А у нас совсем другое дело, вы согласны, сэр?
- Когда подрастешь, - отрезал Грирсон, - может быть, научишься
держать язык за зубами и не лезть не в свои дела. Сдается мне, что ты или
бунтовщик, или начинающий молодой адвокат, а то и попик. А ну-ка, ваше
преподобие, живо за работу, иначе испробуешь линька! Я, парень, с тебя
глаз не спущу!
Сильвер замолчал, в который раз уже осознав, что мир гораздо более
жесток, чем он считал в своей неопытности.
Но в скором времени молодому Сильверу пришлось столкнуться с другими
отвратительными вещами, поскольку за двадцать четыре дня пути от
Гвинейского берега трюмы, где томились рабы, превратились в смердящий ад.
К счастью для судна, обошлось без оспы, зато началась дизентерия. Сильвер
объяснял эпидемию спертым воздухом в трюмах, люки в которые были вечно
закрыты из-за плохой погоды. По моему же мнению, рассказанное им
свидетельствовало о наличии какой-то вредной примеси в еде, что и вызвало
вспышку болезни. Но в чем бы ни состояла причина, последствия оказались
ужасными. Трюмы, где содержали негров, и ранее не были особенно чистыми,
поскольку по нужде рабам приходилось ходить в один-единственный тесный
гальюн. Кроме того, судно кишело крысами, по ночам запросто расхаживающими
по телам спящих рабов. Но после начала эпидемии негры буквально залили
помещение извергнутой пищей, кровавой рвотой и испражнениями.
Фини и строгому Грирсону требовалось принудить моряков опуститься в
трюмы и попробовать навести хоть какой-то порядок в этом аду. Желудок
Сильвера так сжался от гнусного смрада и вида нечистот, что и его вырвало.
Но боцман и квартирмейстер, равно как и капитан с первым помощником, были
неумолимы в решимости заставить весь экипаж справиться с заразой. Сильвер
и другие моряки, спотыкаясь среди множества содрогающихся и стонущих тел,
выносили на палубу тех, кто, как им казалось, больше нуждается в свежем
воздухе. Сортируя "товар", они, конечно, не могли определить, кому из
рабов больше нужна помощь, но все же вынесенным на палубу полегчало от
свежего воздуха и полного покоя. Правда, некоторые из них, а также около
тридцати из оставшихся в трюме рабов, погибли в мучительной агонии, и тела
погибших даже без молитвы были выброшены за борт. Акулы, до той поры
следовавшие за судном в ожидании добычи, набросились на них и устроили
пиршество в покрасневшей от крови воде.
После почти трех месяцев плавания "Ястреб" достиг Барбадоса и вошел в
залив Карлайл, откуда открывался вид на Бриджтаун. За время плавания
количество рабов убавилось почти на четверть. Не считая умерших от
эпидемии, были случаи, когда рабы отказывались принимать пищу и погибли от
истощения. Одна женщина умерла во время родов, и еще двое, доведенные
насильниками до умоисступления, бросились в море.
С уцелевших рабов сняли оковы и принялись кормить их так, чтобы они
быстро оправились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
на цирюльника и брить рабам головы перед погрузкой на судно.
Вначале он обратился к Джорджу Томпсону.
- С какой стати мы их бреем? - спросил он. - Мне кажется, жестоко
оставлять их без волос на этом палящем солнце. Им же выжжет мозги. Нет,
мне это не нравится!
- Послушай, молодой мой Окорок, - отвечал Томпсон, - может быть, ты и
стал первосортным мастером по клеймению, но как я погляжу, твои мозги на
этой жаре просто испарились. Волосы тебе понравились! А не хочешь иметь
вшей, болезни и бог знает что еще на борту "Ястреба"? Капитан Фини знает
свое дело. Когда отплывем, увидишь достаточно болячек и грязи, попомни мои
слова.
Сильвер, замолчав, принялся за работу. Нагрузили рабов в лодки и так
пришли на "Ястреб". Одни трепетали и стенали от ужаса, взбираясь на борт
корабля, другие удивленно таращили глаза на "большую деревянную лодку"
белых, куда их привезли. Мужчин поместили в один трюм, женщин в другой,
мальчиков и девочек - в третий. Набитые в трюмы, как сельди в бочку,
обезумевшие от страха перед неизвестностью, начали эти несчастные свое
путешествие в Новый Свет.
Сильвер уверял, что по сравнению с другими капитанами, которых он
знал, Десмонд Фини проявлял много заботы о рабах. Он желал им доброго
здоровья - в случае повышенной смертности убытки были бы велики - и потому
ухаживал за ними так, что, погляди на это другие, жестокие капитаны,
смертность тоже повысилась бы, на сей раз среди самих капитанов, если это
правда, что от смеха помирают. Экипаж кормил затворников дважды в день
маисовой кашей с солью, перцем и кокосовым маслом. Трижды в неделю им
приносили вареные бобы, которые, утверждал Сильвер, воспринимались
узниками с такой неподдельной радостью, "как будто бы им подавали жареного
фаршированного гуся".
Хотя старые моряки вроде Джорджа Томпсона и ворчали, что им задают
дополнительную работу, и вздыхали по прежним беззаботным дням, в хорошую
погоду Фини всегда устраивал после полудня прогулку рабов по палубе. В
сущности, в начале плавания Сильвер смотрел на все это широко раскрытыми
глазами и ничто не вызывало его отвращения.
- Может быть, ты думаешь, Джим, - сказал он, хитро на меня
поглядывая, - что было жестоким заставлять этих дикарей спать на голых
досках, но ведь на Гвинейском берегу перины тоже не водятся, ты уж мне
поверь, сынок.
В одном отношении Фини был небрежен - в вопросе о дисциплине экипажа.
Чтобы команда выполняла работу, капитан делал вид, что не замечает, как
моряки напиваются дешевым черным ромом. Более того, он позволял им
свободно выбирать себе негритянок. Далеко не все матросы тешили так свою
похоть, но те, кто делал это, вытворяли с несчастными беззащитными
рабынями такое, что Сильвер содрогался от жалости и омерзения.
Хотя красота многих негритянок и вводила Сильвера в искушение, ему
был отвратителен царивший на судне разврат и те жестокости, что часто
сопровождали его. Наконец Джон собрался с духом и осмелился поделиться
тревогой с первым помощником.
- Не по душе мне все это, сэр! - заявил он равнодушному Грирсону. -
Не дело, что этих черных девушек силком оторвали от дома и запихали в
трюм, как скот, да еще измываются над ними, как могут. Не по-христиански
это, ведь, в конце концов, они женщины, сэр!
- Я не капитан, - раздраженно ответил Грирсон. - Здесь командует
капитан Фини.
- Точно так, сэр, - возразил Джон, - но приказ есть приказ. Капитан
Фини говорил еще на суше, в Гвинее: "Обращайтесь с ними хорошо. Строго, но
хорошо" - вот так он сказал. А у нас совсем другое дело, вы согласны, сэр?
- Когда подрастешь, - отрезал Грирсон, - может быть, научишься
держать язык за зубами и не лезть не в свои дела. Сдается мне, что ты или
бунтовщик, или начинающий молодой адвокат, а то и попик. А ну-ка, ваше
преподобие, живо за работу, иначе испробуешь линька! Я, парень, с тебя
глаз не спущу!
Сильвер замолчал, в который раз уже осознав, что мир гораздо более
жесток, чем он считал в своей неопытности.
Но в скором времени молодому Сильверу пришлось столкнуться с другими
отвратительными вещами, поскольку за двадцать четыре дня пути от
Гвинейского берега трюмы, где томились рабы, превратились в смердящий ад.
К счастью для судна, обошлось без оспы, зато началась дизентерия. Сильвер
объяснял эпидемию спертым воздухом в трюмах, люки в которые были вечно
закрыты из-за плохой погоды. По моему же мнению, рассказанное им
свидетельствовало о наличии какой-то вредной примеси в еде, что и вызвало
вспышку болезни. Но в чем бы ни состояла причина, последствия оказались
ужасными. Трюмы, где содержали негров, и ранее не были особенно чистыми,
поскольку по нужде рабам приходилось ходить в один-единственный тесный
гальюн. Кроме того, судно кишело крысами, по ночам запросто расхаживающими
по телам спящих рабов. Но после начала эпидемии негры буквально залили
помещение извергнутой пищей, кровавой рвотой и испражнениями.
Фини и строгому Грирсону требовалось принудить моряков опуститься в
трюмы и попробовать навести хоть какой-то порядок в этом аду. Желудок
Сильвера так сжался от гнусного смрада и вида нечистот, что и его вырвало.
Но боцман и квартирмейстер, равно как и капитан с первым помощником, были
неумолимы в решимости заставить весь экипаж справиться с заразой. Сильвер
и другие моряки, спотыкаясь среди множества содрогающихся и стонущих тел,
выносили на палубу тех, кто, как им казалось, больше нуждается в свежем
воздухе. Сортируя "товар", они, конечно, не могли определить, кому из
рабов больше нужна помощь, но все же вынесенным на палубу полегчало от
свежего воздуха и полного покоя. Правда, некоторые из них, а также около
тридцати из оставшихся в трюме рабов, погибли в мучительной агонии, и тела
погибших даже без молитвы были выброшены за борт. Акулы, до той поры
следовавшие за судном в ожидании добычи, набросились на них и устроили
пиршество в покрасневшей от крови воде.
После почти трех месяцев плавания "Ястреб" достиг Барбадоса и вошел в
залив Карлайл, откуда открывался вид на Бриджтаун. За время плавания
количество рабов убавилось почти на четверть. Не считая умерших от
эпидемии, были случаи, когда рабы отказывались принимать пищу и погибли от
истощения. Одна женщина умерла во время родов, и еще двое, доведенные
насильниками до умоисступления, бросились в море.
С уцелевших рабов сняли оковы и принялись кормить их так, чтобы они
быстро оправились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61