Да возвратит вас к нам скорее Пресвятая Дева с известиями о выздоровлении вашего отца! Я не привыкла видеть вас перед собой на коленях, дон Серрано, — прибавила она с двусмысленной и благосклонной улыбкой, подавая Франциско руку и заставляя его встать, — желаю вам всего лучшего во время вашего отсутствия в Мадриде, но надеюсь, что нам не долго придется обходиться без вас. Вы знаете, как нам необходимы храбрые воины, герцог, и я уверена, что вы не откажетесь мне помочь. Это было бы еще обиднее, чем…
Королева замолчала, и лицо ее сделалось серьезно, даже печально.
— Франциско Серрано вам навеки останется предан, королева. Меч его будет служить вам еще усерднее во время сражения! Рассчитывайте на меня и требуйте от меня все, что вам угодно. Франциско Серрано всегда готов умереть за свою королеву — это не пустые слова, ваше величество.
— Рана, которую волосы не в состоянии скрыть, лучше всего говорит мне о справедливости ваших слов. Да поможет вам Пресвятая Дева и да возвратит она здоровье отцу вашему, чтобы вы не долго оставались вдали от нас, — проговорила взволнованно Изабелла. Она сделала ему легкое движение своей маленькой красивой ручкой и исчезла за дверью.
Распростившись с Примом и Топете, Франциско в тот же день уехал в сопровождении одного слуги в замок Дельмонте.
С отцовской гордостью следил дон Мигуэль Серрано за блестящей карьерой своего старшего сына, но несмотря на это, на лице его, покрытом морщинами, лежала печать тяжелой грусти. Старый гранд, суровый по наружности, был, однако же, добрый, справедливый человек, и тот, кто пользовался его расположением, наверное был достоин его.
Когда дон Мигуэль узнал после отъезда Франциско в Мадрид, что бедная, обольщенная сыном его, Энрика успела собственными силами спастись из ужасного павильона и бросилась без всякой цели навстречу угрожавшей ей нужде, он был чрезвычайно тронут и должен был сознаться, что старший сын его был единственным виновником всех бедствий Энрики и что он сам еще увеличил их, слушая и следуя советам брата Франциско, который разжигал его гнев.
Старый дон Серрано стал с этих пор выказывать в обращении своем с сыновьями чрезвычайную холодность, свойственную его характеру. Когда же он узнал, хотя и не обо всех подлостях Жозэ, он страшно разгневался против него. Блестящая карьера Франциско не могла стереть обиды дона Мигуэля на сына за его поступок. Когда он сильно заболел, то его обрадовало, что он мог еще вовремя написать свою последнюю волю. Почувствовав приближение смерти, он велел известить сыновей, чтобы они спешили к его смертному одру.
Жозэ был первый, приехавший на этот призыв с выражением самых притворных чувств. Он прибыл к умирающему старику одним днем раньше Франциско и старался самым коварным образом уверить отца в благородстве своих поступков. Хотя старый дон Мигуэль и слушал все, что рассказывал его младший сын, но он верил ему только наполовину. Жозэ с радостью видел, как проходил час за часом, а Франциско все еще не приезжал. Между тем дон Мигуэль становился все слабее и слабее, так что его младший сын надеялся отнять все наследство от опоздавшего брата. Умирающим голосом позвал старик своего старшего сына, и этим он снова показал, что Франциско был его любимец.
— У него нет времени приехать к смертному одру своего отца, — сказал с ненавистью Жозэ, — он приедет только к разделу.
— Горе отцу, имеющему таких сыновей! — простонал старик.
В это время в комнату вошел бледный, взволнованный Франциско и тихо приблизился к постели умирающего отца. Не обращая внимания на ненавистного и презренного брата, наклонился он к отцу, который только теперь заметил его своим угасающим взглядом и еще узнал.
— Наконец-то ты приехал, мой Франциско, — сказал он шепотом, между тем как Жозэ, скрежеща зубами, отошел к окну, чтобы не быть свидетелем сцены, которая вызывала у него гнев и зависть, — умирающий отец твой уже много раз звал тебя. Я теперь благодарю Пресвятую Деву, что она дозволила мне увидеть тебя еще раз.
Франциско упал перед ним на колени и покрыл поцелуями протянутую ему руку.
— Простите меня за все, в чем я перед вами виноват… я делал все от чистого сердца и желал вам добра… будьте добрыми и храбрыми людьми, оставайтесь верными своей королеве.
— Ах, неужели я должен был приехать только чтобы проститься с тобой! Отчего хочешь ты нас уже покинуть, отец? — воскликнул Франциско вне себя от горя.
— Донна Эльвира, мать ваша, ждет меня; прощайте, прими мое благословение.
Умирающий дон Мигуэль видел в эту минуту одного Франциско, преклонившего колени у его постели, а потому он слабеющей рукой благословил только его, между тем как Жозэ неподвижно стоял в отдалении.
— Он скончался, — произнесли невнятно его губы, когда, бросив косой взгляд на постель, он удостоверился, что голова дона Мигуэля неподвижно погрузилась в подушки. — Ты явился слишком поздно, чтобы уменьшить мою часть из наследства, гордый герцог, — прибавил он так тихо, что молящийся Франциско не мог его расслышать, — королевская корона была тебе обещана цыганкой. Ты, правда, дошел уже до герцогской, но теперь мера твоего счастья наполнена. Как я тебя ненавижу! Если бы я мог, я ценой своей крови подкупил бы всех чертей, чтобы стереть тебя с лица земли. Два раза ты ускользнул от меня, братец Франциско, в третий раз, быть может, я буду счастливее!
Грустная весть о смерти дона Мигуэля Серрано распространилась очень скоро по всем окрестностям, и не только многочисленные управляющие и рабочие его больших имений собрались вокруг гроба любимого и уважаемого ими дворянина, но даже и владельцы окрестных имений поспешили отдать последнюю честь почитаемому всеми дону Мигуэлю. Гроб его был поставлен в обширный склеп, в котором покоились в продолжение веков его предки.
Чтобы показать свое участие и доказать особенную милость, королева послала на похороны герцога Валенсии, отчасти, может быть, для того, чтобы у гроба дона Мигуэля заключить мир с его сыном.
Нарваэц, который принял снова шпагу главнокомандующего единственно только потому, что видел, как в нем нуждаются при мадридском дворе, действительно протянул герцогу де ла Торре руку примирения. Этого бесчувственного человека, может быть, особенно тянуло к этой дружбе потому, что он видел гордого дона Серрано потрясенного горем.
Когда приказные, приехавшие из Бедой, чтобы исполнить последнюю волю дона Мигуэля, открыли завещание, то никто не был так заинтересован его содержанием, как Жозэ.
Завещание дона Мигуэля гласило так:
«Я, нижеподписавшийся, вполне все обдумав и в полном разуме, определяю сегодня 1-го ноября 1845 года следующее: владение Дельмонте со всеми его землями, с замком и другими строениями, в том состоянии, в каком оно будет находиться в день моей кончины, передаю бывшей служанке супруги моей, сеньоре Энрике Армеро в неограниченное и потомственное владение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185
Королева замолчала, и лицо ее сделалось серьезно, даже печально.
— Франциско Серрано вам навеки останется предан, королева. Меч его будет служить вам еще усерднее во время сражения! Рассчитывайте на меня и требуйте от меня все, что вам угодно. Франциско Серрано всегда готов умереть за свою королеву — это не пустые слова, ваше величество.
— Рана, которую волосы не в состоянии скрыть, лучше всего говорит мне о справедливости ваших слов. Да поможет вам Пресвятая Дева и да возвратит она здоровье отцу вашему, чтобы вы не долго оставались вдали от нас, — проговорила взволнованно Изабелла. Она сделала ему легкое движение своей маленькой красивой ручкой и исчезла за дверью.
Распростившись с Примом и Топете, Франциско в тот же день уехал в сопровождении одного слуги в замок Дельмонте.
С отцовской гордостью следил дон Мигуэль Серрано за блестящей карьерой своего старшего сына, но несмотря на это, на лице его, покрытом морщинами, лежала печать тяжелой грусти. Старый гранд, суровый по наружности, был, однако же, добрый, справедливый человек, и тот, кто пользовался его расположением, наверное был достоин его.
Когда дон Мигуэль узнал после отъезда Франциско в Мадрид, что бедная, обольщенная сыном его, Энрика успела собственными силами спастись из ужасного павильона и бросилась без всякой цели навстречу угрожавшей ей нужде, он был чрезвычайно тронут и должен был сознаться, что старший сын его был единственным виновником всех бедствий Энрики и что он сам еще увеличил их, слушая и следуя советам брата Франциско, который разжигал его гнев.
Старый дон Серрано стал с этих пор выказывать в обращении своем с сыновьями чрезвычайную холодность, свойственную его характеру. Когда же он узнал, хотя и не обо всех подлостях Жозэ, он страшно разгневался против него. Блестящая карьера Франциско не могла стереть обиды дона Мигуэля на сына за его поступок. Когда он сильно заболел, то его обрадовало, что он мог еще вовремя написать свою последнюю волю. Почувствовав приближение смерти, он велел известить сыновей, чтобы они спешили к его смертному одру.
Жозэ был первый, приехавший на этот призыв с выражением самых притворных чувств. Он прибыл к умирающему старику одним днем раньше Франциско и старался самым коварным образом уверить отца в благородстве своих поступков. Хотя старый дон Мигуэль и слушал все, что рассказывал его младший сын, но он верил ему только наполовину. Жозэ с радостью видел, как проходил час за часом, а Франциско все еще не приезжал. Между тем дон Мигуэль становился все слабее и слабее, так что его младший сын надеялся отнять все наследство от опоздавшего брата. Умирающим голосом позвал старик своего старшего сына, и этим он снова показал, что Франциско был его любимец.
— У него нет времени приехать к смертному одру своего отца, — сказал с ненавистью Жозэ, — он приедет только к разделу.
— Горе отцу, имеющему таких сыновей! — простонал старик.
В это время в комнату вошел бледный, взволнованный Франциско и тихо приблизился к постели умирающего отца. Не обращая внимания на ненавистного и презренного брата, наклонился он к отцу, который только теперь заметил его своим угасающим взглядом и еще узнал.
— Наконец-то ты приехал, мой Франциско, — сказал он шепотом, между тем как Жозэ, скрежеща зубами, отошел к окну, чтобы не быть свидетелем сцены, которая вызывала у него гнев и зависть, — умирающий отец твой уже много раз звал тебя. Я теперь благодарю Пресвятую Деву, что она дозволила мне увидеть тебя еще раз.
Франциско упал перед ним на колени и покрыл поцелуями протянутую ему руку.
— Простите меня за все, в чем я перед вами виноват… я делал все от чистого сердца и желал вам добра… будьте добрыми и храбрыми людьми, оставайтесь верными своей королеве.
— Ах, неужели я должен был приехать только чтобы проститься с тобой! Отчего хочешь ты нас уже покинуть, отец? — воскликнул Франциско вне себя от горя.
— Донна Эльвира, мать ваша, ждет меня; прощайте, прими мое благословение.
Умирающий дон Мигуэль видел в эту минуту одного Франциско, преклонившего колени у его постели, а потому он слабеющей рукой благословил только его, между тем как Жозэ неподвижно стоял в отдалении.
— Он скончался, — произнесли невнятно его губы, когда, бросив косой взгляд на постель, он удостоверился, что голова дона Мигуэля неподвижно погрузилась в подушки. — Ты явился слишком поздно, чтобы уменьшить мою часть из наследства, гордый герцог, — прибавил он так тихо, что молящийся Франциско не мог его расслышать, — королевская корона была тебе обещана цыганкой. Ты, правда, дошел уже до герцогской, но теперь мера твоего счастья наполнена. Как я тебя ненавижу! Если бы я мог, я ценой своей крови подкупил бы всех чертей, чтобы стереть тебя с лица земли. Два раза ты ускользнул от меня, братец Франциско, в третий раз, быть может, я буду счастливее!
Грустная весть о смерти дона Мигуэля Серрано распространилась очень скоро по всем окрестностям, и не только многочисленные управляющие и рабочие его больших имений собрались вокруг гроба любимого и уважаемого ими дворянина, но даже и владельцы окрестных имений поспешили отдать последнюю честь почитаемому всеми дону Мигуэлю. Гроб его был поставлен в обширный склеп, в котором покоились в продолжение веков его предки.
Чтобы показать свое участие и доказать особенную милость, королева послала на похороны герцога Валенсии, отчасти, может быть, для того, чтобы у гроба дона Мигуэля заключить мир с его сыном.
Нарваэц, который принял снова шпагу главнокомандующего единственно только потому, что видел, как в нем нуждаются при мадридском дворе, действительно протянул герцогу де ла Торре руку примирения. Этого бесчувственного человека, может быть, особенно тянуло к этой дружбе потому, что он видел гордого дона Серрано потрясенного горем.
Когда приказные, приехавшие из Бедой, чтобы исполнить последнюю волю дона Мигуэля, открыли завещание, то никто не был так заинтересован его содержанием, как Жозэ.
Завещание дона Мигуэля гласило так:
«Я, нижеподписавшийся, вполне все обдумав и в полном разуме, определяю сегодня 1-го ноября 1845 года следующее: владение Дельмонте со всеми его землями, с замком и другими строениями, в том состоянии, в каком оно будет находиться в день моей кончины, передаю бывшей служанке супруги моей, сеньоре Энрике Армеро в неограниченное и потомственное владение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185