Пока шепот радости слышался между уланами, Серрано обратился к Олоцаге, стоявшему возле него:
— Вы убили их всех, стало быть и Жозэ…
— И он лишился жизни, я не успел этому помешать! Но утешься, Франциско, вспомни, что он был в числе наших врагов!
Прим положил руку на плечо испуганного друга.
— Благороднейший человек, не жалей этого изменника, — прошептал он, — его постигла справедливая участь, он долго заставлял страдать тебя!
Франциско, в сопровождении Прима и Олоцаги, поспешил в окровавленную комнату, где первый дневной луч осветил четыре мертвых тела.
Жозэ уже не мог сказать Франциско, где была спрятана Энрика и ее дитя.
— Поедем поскорее в Мадрид, мой друг, — напомнил Олоцага, — я распоряжусь, чтоб сегодня же этот дом был объявлен казенной собственностью и занят караулом, а мертвые чтоб были погребены надлежащим образом.
Франциско последовал за своими друзьями. Хотя Жозэ и делал ему много зла, но в эту минуту великодушный брат его все-таки чувствовал боль в сердце.
Уланский офицер почтительно поклонился четырем дворянам, по изорванной, испачканной одежде которых было видно, сколько они претерпели всяких опасностей и трудов.
Когда взошло солнце, они сели на лошадей, которых им подвел Гектор и поскакали к ущелью Де-лос-Пикос, а оттуда во всю прыть в столицу, которой благополучно достигли через четыре часа езды.
Когда они подъехали ко дворцу, адъютант доложил королеве Изабелле, что дворяне гвардии прибыли в Мадрид невредимыми, после нескольких славных стычек.
— Хвала Пресвятой Деве! — прошептала молодая королева, потом прибавила, обращаясь к адъютанту, я хочу поговорить с моими храбрыми офицерами. Как только они приведут себя в порядок, сообщите им немедленно о моем желании. Я не нахожу достаточной почести для таких офицеров моего войска!
Между тем, в уединенном доме под горой один из карлистов, считавшийся убитым, медленно и осторожно встал с места. На его лице, искаженном злобой и болью, блуждала насмешливая улыбка. Это был Жозэ, принятый офицерами за мертвого. Он прислушался и злобно засмеялся:
— Постойте, я вас еще порадую, легковерные дураки! У Жозэ еще много дел на земле, ему нельзя умирать! А уж если вы попадетесь мне в руки, так я вас раню понадежнее, чем вы меня!
Удар Топете, не видевшего хорошенько в темноте, куда он метил, попал не в грудь Жозэ, а только в плечо. Он чувствовал только сильную боль, да лихорадочный озноб от раны, но через несколько недель он мог совершенно поправиться.
Зато оба карлиста и толстый Лопец лежали неподвижно, раскинув руки и ноги, без малейших признаков жизни.
— Что мне за дело до вас? Лишь бы мне только выбраться живым из этой западни! Воображаю, как разинет рот мой братец, когда я вдруг воскресну из мертвых! Вы хоть четвертуйте Жозэ, и тогда не можете быть вполне уверены, что он умер.
ПОСТАВЩИЦА АНГЕЛОВ
Поблизости от Пласо Педро, мадридского места казни, узкий переулок ведет к черным волнам Мансанареса. В этом месте он широк и не так загроможден домами, как в остальной части города. Берега с обеих сторон не вымощены и вечером не освещены, а вдоль реки попадаются кое-где низенькие полуразвалившиеся дома, притоны маньол и преступников. Днем жители их точно вымерли, но вечером и ночью выходят оттуда разряженные женщины и смелые разбойники.
Эта мертвая, уединенная улица на берегу Мансанареса называется Прадо Вермудес, в насмешку над великолепным Прадо в центре Мадрида, предназначенным для аристократии. Неприветливый Прадо Вермудес обязан своим прозвищем также и тому, что крайний его дом, или лучше сказать мыза, составляет собственность палача. Уже целые столетия это жилище принадлежит семейству Вермудес, в котором кровавая должность переходила всегда от отца к сыну, если только сын оказывался способным к ней по своей ловкости. Об этом заботился каждый раз отец, не только передавая своему наследнику многолетний опыт советами и ручными приемами, но и заставляя его делать упражнения, которые любому очевидцу внушили бы отвращение и ужас.
Прежде чем пойти дальше, заглянем во внутренность отверженного жилья и посмотрим на эти упражнения. Тогда мы, может быть, поймем отчего каждый Вермудес с таким хладнокровием, с таким равнодушием убивает подводимых к нему жертв.
Владение палача с одной стороны ограничено черными водами Мансанареса, с других трех сторон отделено от внешнего мира высоким толстым дощатым забором. В заборе проделана широкая дверь, запертая на замок, которую старый Вермудес сам отворяет и запирает, когда кто-нибудь является к нему. Внутри забора находится пустынный двор, а за ним дом палача, чрезвычайно комфортабельно устроенный. У больших веселых окон, стоят горшки с цветами; внутри мягкие кресла и старинная дорогая мебель, достающаяся по наследству от отца сыну. По-видимому, жители этого дома не отказывают себе ни в каком удовольствии, ни в каком желании, а все-таки им чего-то не достает, чего они не могут купить никакими деньгами. Им не достает доброго имени, любви и уважения их сограждан.
Когда вы ступите на задний двор этого дома через заднее крыльцо, то увидите, у кого находитесь. Доски и бревна эшафота, местами обрызганные кровью, в порядке расставлены с одной стороны, с другой стоят шесты виселицы и полированные плахи, а над ними сушатся черные сукна и чехлы. Тут же лежат веревки, лестницы, тележки и другие приспособления.
В глубине заднего двора находится низенькое широкое здание, разделенное на две половины. В одном из них, сидя за круглым столом, играют в карты шесть помощников Вермудеса. Их грубые, бородатые лица с диким исступлением следят за переменой счастья, и нередко хозяин должен прибегать к помощи своего сильного, увесистого кулака, чтобы водворить между ними порядок и спокойствие.
Другая половина здания предназначена для упражнений подрастающего сына палача. Тут уже несколько столетий каждый отец обучает своего наследника кровавому ремеслу.
У старого Вермудеса, который так мастерски казнил генералов Леона и Борзо, тоже был сын. Его он назначил своим наследником и каждый день обучает его, показывая разные необходимые приемы и посвящая его во все тайны своего ремесла.
Мрачная низенькая комната освещалась яркой лампой, подвешенной к потолку и горящей день и ночь. Трупы самоубийц, рядами расставленные по стенам, должны оставаться здесь три дня. В первый день их осматривает суд, чтобы письменно засвидетельствовать смерть, во второй день их посещают родственники, на третий они отдаются в полное распоряжение палача.
Вермудес входит в зловещую комнату, ведя за руку своего сына. Слуги ставят одну из гладко обточенных, низеньких плах на самую середину, так чтоб свет лампы озарял ее, потом приносят одного мертвеца за другим и кладут на круглый вырез плахи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185