Таким образом ему удалось собрать армию, против которой карлисты вряд ли могли устоять.
На одной из плоских возвышенностей Сьерры-де-Ока, похожей на крепость, потому что со стороны города Бургоса к ней был доступ только через узкое, проложенное в горах ущелье, Кабрера раскинул свой обширный лагерь, представлявший дикую, живописную картину войны.
У входа в ущелье негостеприимного скалистого горного хребта спрятанный за возвышениями находился аванпост войска карлистов.
Солдаты, рассеянные тут и там, внимательно смотрели на равнину и на город Бургос.
Обмундирование войск дона Карлоса было чрезвычайно скудным и состояло отчасти из отдельных лоскутков иностранных военных мундиров.
Так, например, уланы были в синих сюртуках, красных штанах и шапках, а пехота в серых шинелях, доходивших до колен, так называемых понхо, с низкими касками на голове, какие были у королевского войска. Оружие было старое, сабли зазубрились и заржавели от небрежного обращения. Ноги были обуты только в сандалии, недостаточные для ходьбы по неровным, плохим дорогам, а многие даже лишены были того красного шерстяного шарфа, любимой одежды испанцев, называемого фаей, который для тепла крепко обматывают несколько раз вокруг ног и живота. Маленький кожаный мех для вина, la bota, который имел при себе каждый королевский солдат, также редко встречался у карлистов. Зато у гусар были прекрасные лошади, которых они отнимали у поселян, а офицеры пользовались всевозможными удобствами и наслаждениями, благодаря богатому жалованию, получаемому ими от претендента на престол. Артиллерии при войске Кабреры совсем не существовало.
Теперь подойдем незаметно через ущелье к лагерю и рассмотрим его. Была ночь. Солдаты аванпоста стояли, прислонившись к выступам скал, или лежали, держа во рту любимые глиняные трубки. Одни из них насвистывали удальскую песню, другие выражали недовольство тем, что именно сегодня прикомандированы к аванпосту, когда король, как карлисты привыкли называть дона Карлоса, появился в лагере и щедро угощает солдат деньгами, вином, ликерами и фруктами.
Темное ущелье было так узко, что в нем едва могли пройти рядом шесть человек солдат. Издали долетал несвязный шум и говор.
Тропинка вела к плоскогорью, освещенному луной, на котором было раскинуто множество серых палаток.
Войско доходило до десяти тысяч человек, так что на плоскогорье находился целый городок серых палаток, изрезанный улицами и переулками, оживленный солдатами. Множество разносчиков и маркитантов сновали туда и сюда, продавая табак, пучеро, ликеры, вино, а для офицеров шоколад и сигары. Каждый полк образовал четверть этого городка. Посередине стояли оживленные палатки генерального штаба, отличающиеся величиной и роскошью, при которых находился караул. Они были устроены с полным комфортом, так часто нравящимся высокопоставленным военным.
Перед одним из маркитантских шатров раздались шумные голоса.
— Да здравствует король Карлос! — кричал хриплый пехотинец и так высоко поднял свой стакан с вином, что забрызгал себя и своих раскрасневшихся соседей.
— Виват король! Он испанец, он брат нашего покойного короля! — воскликнул другой и безостановочно пил за здоровье дона Карлоса.
Вокруг грубо сколоченного, походного стола, с разгоряченными лицами сидели два гусара и один улан. Они жадными взорами следили за игрой в кости, не обращая внимания на крики и возгласы. Стук костей смешивался с восклицаниями «виват» и производил какой-то неясный гул.
— Вина! — сказал один из гусар, постоянно проигрывавший и с каждым разом уменьшавший свою ставку.
— Ты должен ставить столько же, сколько и я, — крикнул ему, счастливо улыбаясь, улан и стукнул кубком, — опять выиграл, платите, если у вас остался хоть какой-нибудь реал!
— Не бойся, у нас осталось денег больше, чем ты получишь, нищета! Ты, кажется, свои-то только игрой и накапливаешь! Вина сюда, ведь я приказывал, глух, что ли мерзавец-маркитант?
— Вы сердитесь, потому что проигрываете ставку за ставкой.
— Хвастуны, дурачье, — воскликнул улан, — уж не воображаете ли, что обыграете меня?
— Молчи, собака, а не то я тебе закрою рот!
— Попробуй, хвастун! Ведь я не боюсь вас, оборванцев!
— Вот тебе ответ, — воскликнул один из гусар и так сильно ударил улана по лицу, что кровь хлынула у него из носа и изо рта.
Это был сигнал ко всеобщей драке. В один миг солдаты разделились на партии и скоро вся четверть лагеря была в движении. Раздавались неясная брань, крики. Штыками были нанесены опасные раны и окровавлены многие головы.
Подобные сцены ежедневно случались в войске кар-листов. В последние месяцы это не было редкостью и повторялось все чаще и чаще, так что целые отделения дезертировали. И при первом удобном случае они переходили к королевским войскам, потому что жалованье платилось им неисправно, а дону Карлосу они только из-за жалованья и служили. Кто платил более и аккуратнее всех, кто менее всех делал учений, и в особенности менее всех водил их в огонь, тот более всех и привлекал их, тому они и служили всего охотнее.
Единственная причина, благодаря которой еще не разбежалась врозь вся эта толпа мошенников, бродяг, лентяев и честолюбцев, был страх, внушаемый Каб-рерой, а для некоторых, немногих, приверженность к нему.
Сегодня Кабрера был в своей генеральской палатке. У него находился дон Карлос, для которого он сражался и жил, инфант дон Карлос, из-за которого уже столько было пролито крови и который все еще не терял надежды добыть престол.
Пройдем мимо адъютантов и офицеров, стоящих группой перед высокой, украшенной флагом генеральской палаткой и вполголоса болтающих. Подняв портьеру, мы очутимся в широкой, четырехугольной, кверху суживающейся комнате. Пол покрыт толстым ковром, вдоль стен стоят походные кровати, столы и стулья посередине, так что комната имеет совершенно приличный вид.
На одном из столов стоят остатки роскошного ужина и недопитые стаканы и бутылки с вином. На другом лежат карты,рисунки и книги.
За этим столом сидят два человека в генеральских мундирах; один из них худощав, уже немолод, с орлиным носом и с суровыми, строгими чертами лица — это Кабрера. Он говорит мало, зато действует всегда с решимостью. Его дико сверкающие глаза соответствовали тому, что его называли манстраццовским тигром.
Перед ним стоит, указывая рукой на одну из карт, широкоплечий неуклюжий человек среднего роста. Если бы он не носил богатого мундира с множеством орденов, то его скорее можно! бы было принять за зажиточного поселянина, чем за инфанта. Его широкое лицо с выдающимися скулами и с большим ртом производит неприятное впечатление, а маленькие серые глаза безобразны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185
На одной из плоских возвышенностей Сьерры-де-Ока, похожей на крепость, потому что со стороны города Бургоса к ней был доступ только через узкое, проложенное в горах ущелье, Кабрера раскинул свой обширный лагерь, представлявший дикую, живописную картину войны.
У входа в ущелье негостеприимного скалистого горного хребта спрятанный за возвышениями находился аванпост войска карлистов.
Солдаты, рассеянные тут и там, внимательно смотрели на равнину и на город Бургос.
Обмундирование войск дона Карлоса было чрезвычайно скудным и состояло отчасти из отдельных лоскутков иностранных военных мундиров.
Так, например, уланы были в синих сюртуках, красных штанах и шапках, а пехота в серых шинелях, доходивших до колен, так называемых понхо, с низкими касками на голове, какие были у королевского войска. Оружие было старое, сабли зазубрились и заржавели от небрежного обращения. Ноги были обуты только в сандалии, недостаточные для ходьбы по неровным, плохим дорогам, а многие даже лишены были того красного шерстяного шарфа, любимой одежды испанцев, называемого фаей, который для тепла крепко обматывают несколько раз вокруг ног и живота. Маленький кожаный мех для вина, la bota, который имел при себе каждый королевский солдат, также редко встречался у карлистов. Зато у гусар были прекрасные лошади, которых они отнимали у поселян, а офицеры пользовались всевозможными удобствами и наслаждениями, благодаря богатому жалованию, получаемому ими от претендента на престол. Артиллерии при войске Кабреры совсем не существовало.
Теперь подойдем незаметно через ущелье к лагерю и рассмотрим его. Была ночь. Солдаты аванпоста стояли, прислонившись к выступам скал, или лежали, держа во рту любимые глиняные трубки. Одни из них насвистывали удальскую песню, другие выражали недовольство тем, что именно сегодня прикомандированы к аванпосту, когда король, как карлисты привыкли называть дона Карлоса, появился в лагере и щедро угощает солдат деньгами, вином, ликерами и фруктами.
Темное ущелье было так узко, что в нем едва могли пройти рядом шесть человек солдат. Издали долетал несвязный шум и говор.
Тропинка вела к плоскогорью, освещенному луной, на котором было раскинуто множество серых палаток.
Войско доходило до десяти тысяч человек, так что на плоскогорье находился целый городок серых палаток, изрезанный улицами и переулками, оживленный солдатами. Множество разносчиков и маркитантов сновали туда и сюда, продавая табак, пучеро, ликеры, вино, а для офицеров шоколад и сигары. Каждый полк образовал четверть этого городка. Посередине стояли оживленные палатки генерального штаба, отличающиеся величиной и роскошью, при которых находился караул. Они были устроены с полным комфортом, так часто нравящимся высокопоставленным военным.
Перед одним из маркитантских шатров раздались шумные голоса.
— Да здравствует король Карлос! — кричал хриплый пехотинец и так высоко поднял свой стакан с вином, что забрызгал себя и своих раскрасневшихся соседей.
— Виват король! Он испанец, он брат нашего покойного короля! — воскликнул другой и безостановочно пил за здоровье дона Карлоса.
Вокруг грубо сколоченного, походного стола, с разгоряченными лицами сидели два гусара и один улан. Они жадными взорами следили за игрой в кости, не обращая внимания на крики и возгласы. Стук костей смешивался с восклицаниями «виват» и производил какой-то неясный гул.
— Вина! — сказал один из гусар, постоянно проигрывавший и с каждым разом уменьшавший свою ставку.
— Ты должен ставить столько же, сколько и я, — крикнул ему, счастливо улыбаясь, улан и стукнул кубком, — опять выиграл, платите, если у вас остался хоть какой-нибудь реал!
— Не бойся, у нас осталось денег больше, чем ты получишь, нищета! Ты, кажется, свои-то только игрой и накапливаешь! Вина сюда, ведь я приказывал, глух, что ли мерзавец-маркитант?
— Вы сердитесь, потому что проигрываете ставку за ставкой.
— Хвастуны, дурачье, — воскликнул улан, — уж не воображаете ли, что обыграете меня?
— Молчи, собака, а не то я тебе закрою рот!
— Попробуй, хвастун! Ведь я не боюсь вас, оборванцев!
— Вот тебе ответ, — воскликнул один из гусар и так сильно ударил улана по лицу, что кровь хлынула у него из носа и изо рта.
Это был сигнал ко всеобщей драке. В один миг солдаты разделились на партии и скоро вся четверть лагеря была в движении. Раздавались неясная брань, крики. Штыками были нанесены опасные раны и окровавлены многие головы.
Подобные сцены ежедневно случались в войске кар-листов. В последние месяцы это не было редкостью и повторялось все чаще и чаще, так что целые отделения дезертировали. И при первом удобном случае они переходили к королевским войскам, потому что жалованье платилось им неисправно, а дону Карлосу они только из-за жалованья и служили. Кто платил более и аккуратнее всех, кто менее всех делал учений, и в особенности менее всех водил их в огонь, тот более всех и привлекал их, тому они и служили всего охотнее.
Единственная причина, благодаря которой еще не разбежалась врозь вся эта толпа мошенников, бродяг, лентяев и честолюбцев, был страх, внушаемый Каб-рерой, а для некоторых, немногих, приверженность к нему.
Сегодня Кабрера был в своей генеральской палатке. У него находился дон Карлос, для которого он сражался и жил, инфант дон Карлос, из-за которого уже столько было пролито крови и который все еще не терял надежды добыть престол.
Пройдем мимо адъютантов и офицеров, стоящих группой перед высокой, украшенной флагом генеральской палаткой и вполголоса болтающих. Подняв портьеру, мы очутимся в широкой, четырехугольной, кверху суживающейся комнате. Пол покрыт толстым ковром, вдоль стен стоят походные кровати, столы и стулья посередине, так что комната имеет совершенно приличный вид.
На одном из столов стоят остатки роскошного ужина и недопитые стаканы и бутылки с вином. На другом лежат карты,рисунки и книги.
За этим столом сидят два человека в генеральских мундирах; один из них худощав, уже немолод, с орлиным носом и с суровыми, строгими чертами лица — это Кабрера. Он говорит мало, зато действует всегда с решимостью. Его дико сверкающие глаза соответствовали тому, что его называли манстраццовским тигром.
Перед ним стоит, указывая рукой на одну из карт, широкоплечий неуклюжий человек среднего роста. Если бы он не носил богатого мундира с множеством орденов, то его скорее можно! бы было принять за зажиточного поселянина, чем за инфанта. Его широкое лицо с выдающимися скулами и с большим ртом производит неприятное впечатление, а маленькие серые глаза безобразны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185