Олоцага, между тем, сообщил своему другу Франциско, что он вовсе не одобрял этого замедления.
— Да ведь разница всего в нескольких часах, — сказал последний, рассчитывая, что он из гостиницы может пойти с Жозэ в то место, где спрятана Энрика, — а о покушении на бегство этих офицеров нечего и думать: они дали нам честное слово, да к тому же численное превосходство на нашей стороне.
Топете, Жозэ и Прим наконец свернули с дороги и поехали по узкой тропинке, ведшей в Сьерру-Гуадараму. Нападения королевские дворяне не могли ожидать. Они знали, что карлистам далеко было до этого места, и потому совершенно спокойно, без всякой мысли об опасности, ехали по направлению к далекой светившейся точке, которую Жозэ указал как цель их пути.
Вскоре они увидели вдали одиноко стоявшую на склоне горного хребта гостиницу, в которой хотели переночевать. Это было двухэтажное, довольно видное строение с обширными сараями и разными хозяйственными службами, так что казалось, будто здесь часто останавливалось множество проезжих. Но окрестность ее была пустынна и неприятно дика.
Гостиница находилась совершенно в стороне от всякого жилья, как раз возле серых утесов, неподвижно возвышавшихся за ней. Ни дома, ни дерева не было вокруг — ничего, что указывало бы на чью-нибудь хозяйственную, заботливую руку.
В эту ночь, по-видимому, не было никого в одиноком жилище. Все окна были темны, только внизу, около сеней, горел свет, который всадники заметили еще издали. Прим соскочил с лошади, переступил порог и позвал хозяина. Жозэ и Топете, зорко наблюдавший за всеми его движениями, вошли в дом.
Хозяин, маленький и толстый, почти совсем круглый человек с красным лицом и хитрыми, блестящими глазами, явился, неся свечу, и при виде дворян отвесил им более десяти низких поклонов.
— Можете вы дать нам сносное помещение для ночлега? — спросил Прим.
— Лопец счастлив, что ему пришлось принять у себя высоких гостей! Вся гостиница, все самые лучшие комнаты к вашим услугам, господа офицеры, — сказал он скороговоркой, оглядев их опытным взглядом. Узнав Жозэ, он уже широко раскрыл глаза и хотел поздороваться с ним, но Жозэ мигнул ему, чтобы он молчал.
— У меня и винный погреб есть порядочный, высокие господа, — продолжал он, в то время как Прим и Олоцага осматривались в доме.
Направо вела дверь в приемную, налево, как они скоро убедились, в спальню толстого хозяина.
В глубине была широкая, удобная лестница, а рядом с ней другая дверь, которая, как обнаружил Прим, была заперта.
— Прекрасные, удобные комнаты для знатных господ у меня наверху, — сказал Лопец, суетливо распоряжаясь.
— Нам нужно крепко запертое, но удобное помещение для этих трех дворян, наших военнопленных! — объяснил Олоцага.
— И об этом не беспокойтесь, высокие господа. Вот эта запертая комната — я сейчас принесу от нее ключи — совершенно безопасна, а вместе с тем удобна и отлично убрана, — говорил толстый человек, отправляясь в приемную. Они снова встретились взглядом с Жозэ, ловко и осторожно перемигнулись, давая знак, что понимают друг друга, и никто из четырех друзей этого не заметил.
Только Гектор, негр, стоявший подле двери и в один миг окинувший сени своими умными, лукавыми, зоркими глазами, заметил взгляд хозяина гостиницы, брошенный тайком. Поспешно привязав лошадей к шесту перед домом, он с хитростью, свойственной неграм, начал теперь из глубины сеней внимательнее следить за тем, что происходило.
Толстый маленький Лопец возвратился с ключами и отворил дверь подле лестницы.
Прим и Серрано заглянули туда, пока Топете и Олоцага осматривали приемную и другие внутренние комнаты гостиницы.
— Ничего, комната годится, окна расположены достаточно высоко и заперты решетками, постели и стулья есть, поэтому просим господ офицеров войти сюда. — громко сказал Прим, — хозяин принесет вам так же, как и нам, ужин и вино, чтоб вы не жаловались на житье в плену у королевских офицеров!
— Да кто же мог когда-нибудь пожаловаться на королевских офицеров? — прихваливал маленький хозяин с красным полным лицом. Потом, когда карлисты и Жозэ вошли в уютную комнату, напоминавшую тюрьму маленькими окнами, находившимися высоко от земли и запертыми решетками, он обратился к Серрано и дружеским тоном продолжал:
— Доны могут быть совершенно спокойны, тут уже сколько раз сидели проклятые карлисты и, как ни старались, не убежали отсюда! Дверь крепкая, окна от земли высоко, стены толстые. К тому же в доме никого нет, кроме меня да слуги. Моя добрая жена умерла три недели тому назад, — сказал он плачущим голосом и белым фартуком утер слезы, — но как знать, оно, может быть, и лучше. Женщины иногда некстати жалостливы и вообще ненадежны, а теперь уж я за все ручаюсь, и вы можете заснуть так же спокойно, высокие господа, как если бы сами стерегли здесь у дверей.
Три дворянина королевской гвардии и морской капитан Топете вошли в приемную, оставя негра в сенях, и подкрепились действительно очень хорошим вином Лопеца и превосходным ужином, который он им подал. Когда для военнопленных также был накрыт стол, Прим, Олоцага и Топете пошли наверх, в приготовленные для них спальни, но Серрано непременно пожелал остаться внизу, караулить пленных у дверей их комнаты.
— Гектор пусть позаботится о лошадях, чтоб нам наконец завтра пораньше добраться до Мадрида, а мне позвольте стеречь их внизу, тогда я буду спокоен, что никто из них не уйдет, — сказал Франциско и пожелал друзьям доброй ночи.
Они разошлись по своим спальням. Им не бросилось в глаза, что толстый, низко кланяющийся Лопец, шедший впереди них с подсвечником, назначил им всем комнаты, не имевшие сообщения одна с другой. Они были совершенно спокойны, особенно с тех пор как Серрано вызвался караулить внизу.
Каждый нашел у себя в спальне яркий огонь в камине, потому что ночью от Сьерры веял холодный воздух, удобную постель, состоявшую из матраца и нескольких толстых шерстяных одеял, и еще бутылку вина. Измученные усталостью, они завернулись в свои одеяла и заснули так же крепко, как бывало в Мадриде в своих роскошных квартирах.
Серрано, приказавший приторно любезному Лопецу, когда тот и ему пожелал спокойной ночи, зажечь свечу в сенях, остановился подле дверей. Шпага висела у него сбоку, а ключ к единственной двери в комнату пленных он держал в руке. Глаза его не смыкались сном, он с тоской думал лишь о своей возлюбленной, разлученной с ним.
— Где ты, когда я найду тебя опять, моя Энрика? — шептал он. — Может быть, уже сегодня ночью!
Он хотел заставить Жозэ провести его к ней.
Было около девяти часов. Глубокий мрак покрывал окрестности, в одиноком доме царствовала мертвая тишина.
Франциско, завернутый в свой плащ и прислонившись к лестнице, стоял перед самой дверью комнаты, где пленные, вероятно, уже улеглись спать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185