— Послезавтра будут праздновать крестины инфанты, — заметила монахиня Патрочинио, — всех слуг государства будут угощать, служащих при государственной тюрьме тоже, верно, не забудут!
— Исключая сторожей, сестра Патрочинио, — с умыслом сказал благочестивый брат Кларет, — дежурные сторожа не принимают участия ни в каких празднествах.
— В таком случае, отчего бы брату исповеднику не уступить великому отцу своего платья и выпустить вместо себя из камеры. Он без всякой помощи мог бы выбраться на свободу! — предложила графиня генуэзская.
— Ты забываешь, что тогда брату исповеднику пришлось бы остаться в камере вместо отца Мерино. Я говорю это не из страха быть разорванному сторожами или народом, что может быть выше блаженства быть мучеником за веру, но из опасения, чтобы не догадались, кто был причиной этого освобождения! — сказал Кларет, лукаво поводя глазами.
— Ты прав, брат исповедник! — воскликнул Антонио. — Никто не должен подозревать, кто освободил отца Мерино!
— У меня есть другое предложение, благочестивый отец, — прошептал Кларет, — правда рискованное, но если удастся, то не оставит ни следа, ни подозрения.
— Сообщи нам его, благочестивый брат. Мы ценим твое усердие в нашем святом деле, — сказал Антонио.
— Отца Мерино надо освободить, минуя двери и коридоры.
— Что же, из окошка? — воскликнула испуганная графиня генуэзская. — Ты забываешь о высоте и оковах!
— Оковы можно распилить, дорога же из окошка в гондолу по крепкой веревочной лестнице, конечно, опасна, но легче и лучше, чем через проходы и двери, — пояснил исповедник государственных преступников.
— Брат Кларет прав, — воскликнул Антонио, — послезавтра вечером мы приступаем к делу, над Мерино не должен быть произнесен приговор Изабеллы Бурбонской! В ту же ночь он должен бежать на первом пароходе в Неаполь или Рим, там его уже спрячут!
Маттео и Фульдженчио преклонили головы.
— А любимцы королевы? — спросила монахиня.
— Должны слететь вместе с этим таинственным доном Рамиро! — отвечал престарелый Антонио.
Любимцы королевы, которым она была обязана сегодняшним своим спасением от неминуемой смерти, ничего не подозревали об этом таинственном совещании Санта Мадре.
Когда королева пришла в себя на руках Серрано, Мерино был уже удален от раненой королевы. Прим сам вывел его, а Топете ему помогал. У дверей они встретились с Серрано, который вел королеву к ее экипажу. Она села в него с маркизой де Бевилль. Супруг же ее вернулся во дворец с Марией Кристиной и герцогом Рианцаресом. Все были в сильном волнении.
В ту минуту, как Серрано усаживал в экипаж бледную, ослабевшую королеву, около него очутился человек, с ног до головы одетый в черное и с маленькой маской на лице.
Серрано удивился такому неожиданному появлению незнакомца, шепнувшего ему:
— Если бы вы не спасли королеву, Летучая петля спасла бы ее! — тогда только он вспомнил, что видел этого черного незнакомца в тени колонны в мрачной церкви святого Антиоха, но даже и теперь он не мог обратить на него должного внимания, так как королева, усевшаяся в экипаж, слабым голосом обратилась к нему:
— Я желаю принять у себя завтра вас, маршал Серрано, графа Рейса и контр-адмирала Топете!
Франциско низко поклонился. Изабелла кивнула головой особенно милостиво, и экипаж помчался во дворец. Серрано обернулся, но черный дон уже скрылся, а Прим и Топете не заметили его.
Три приближенных гранда королевы решили вместе явиться на следующий день, чтобы справиться о здоровье Изабеллы. Они были вполне счастливы, что могли доказать на деле всю свою преданность и готовность служить королеве.
Народ сильно волновался, так как весть о покушении в церкви святого Антиоха быстро распространилась по всему городу. Толпы народа стояли на улицах, по которым должна была проехать королева. Народ хотел увидеть ее и убедиться, что она была не смертельно ранена. Изабелла беспрерывно улыбалась и кланялась направо и налево, хотя чувствовала сильную слабость, утомление от потери крови и волнения, но сочувствие и привязанность, выраженные так горячо народом, поддерживали ее силы. После страшного злодейства монаха это ликование о ее спасении как бальзам действовало на взволнованную ее душу.
На Пласо-де-Палачио и в самом дворце было сильное волнение. Все радостно принимали королеву. Отдельные голоса даже требовали немедленной смерти злодея. Адъютанты успокаивали народ. Они от имени королевы благодарили его и объявляли, что монаха Мерино закуют в оковы и что в самом непродолжительном времени, по окончании необходимой процедуры суда, он подвергнется публичной казни.
— Смерть монаху! На виселицу его! — кричала разъяренная толпа.
Некоторые же лица, которые в подробности знали происшествие, рассказывали его другим, обступившим их. Они прерывали свой рассказ угрозами злодею и одобрением отважным спасителям.
Генерал Прим, маршал Серрано, Топете — эти имена беспрестанно повторялись в толпе. Наконец, расположение народа выразилось в возгласах:
— Да здравствуют Прим, Серрано и Топете!
С этого вечера имена этих трех деятелей стали до того популярны, как еще ничьи во всей Испании.
Маленький же король с Марией Кристиной и герцогом Рианцаресом пустились в различные догадки, стараясь отыскать причину, побудившую монаха на это неслыханное покушение. Они пришли, наконец, к заключению, что так как патер Мерино такой почтенный служитель церкви и к тому же великий инквизитор, то, по их мнению, он мог совершить это преступление, только в припадке непостижимого бешенства.
— Но объясните же мне, — воскликнул герцог Рианцарес, — как мог патер Антонио, вместо того чтобы проклинать злодея, отлучать от церкви спасителей королевы. Этого я никак не могу понять!
— Престарелый патер, вероятно, не знал, почему эти господа набросились на Мерино, он видел только, что его обступили, и считал своей обязанностью заступиться за него, — пояснила королева-мать.
Она никак не могла успокоиться после этого несчастного происшествия. Ее испугала опасность, угрожавшая ее дочери, и тревожило, что этот поступок опять будет причиной злосчастного раздора между двором и патерами.
— И такой раздор, — продолжала Мария Кристина, всегда вел к неминуемой грозящей беде! Поверьте мне, первое условие для поддержания испанского престола — согласие между ним и отцами Санта Мадре. Я предчувствую, что нам угрожает страшная опасность!
— Но зачем же так мрачно смотреть на вещи? — сказал маленький король. — Дело уладится. А сегодня будем благодарить Пресвятую Деву за то, что она спасла жизнь королевы.
Франциско де Ассизи поручил патеру Фульдженчио осведомиться о здоровье Изабеллы. Фульдженчио взял с собой монахиню Патрочинио и вместе отправился во внутренние покои королевы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185