Мной овладел леденящий ужас. Я бросился бежать по улицам и, запыхавшись, достиг, наконец, монастыря на улице Фобурго. В эту минуту я с ужасом увидел, что моя несчастная, ничего не подозревавшая дочь исчезла за воротами под руку с этим Мерино! Я побежал и грозно сжатым кулаком стал стучать по запертой двери, угрожающим голосом требовал я, чтобы меня впустили и отдали мне мое дитя. Меня назвали сумасшедшим и стали стращать священной одеждой.
— Да будет проклято Санта Мадре! — пробормотал в эту минуту какой-то голос.
— У меня похитили моего ребенка, мою Долорес! — заключил свою жалобу несчастный, уже стареющий дон Генрикуэц дель Арере.
— А через три дня — день святого Франциско, — напомнил замаскированный гроссмейстер ордена.
Все присутствующие поникли головой и закрыли глаза руками, так как все знали значение этих немногих слов.
В ночь, следовавшую за днем святого Франциско, инквизиторы совершали свое великое празднество.
— Дон Генрикуэц дель Арере, ты через три дня получишь свою дочь, живую или мертвую! — произнес гроссмейстер ордена.
Старый гранд низко поклонился. Несмотря на слабый свет, бросаемый луной в залу руины, можно было видеть глубокую скорбь, которую выражало его лицо.
— Да будет сделано по вашей воле, дон Рамиро. Я получу свою потерянную дочь живую или мертвую, как вы сами определите.
С этими словами Генрикуэц вернулся в толпу собравшихся, из которой вдруг раздался голос:
— Еще одна жертва готовится для дня святого Франциско.
— Назовите ее, — произнес гроссмейстер.
— Это молодая прекрасная женщина, которая живет у Марии Непардо. Фамилиары прокрались к Мансанаресу, и прекрасная женщина вместе с одноглазой будут посажены в Санта Мадре.
— Что касается одноглазой, то она недостойна никакого сожаления, — произнес другой голос, — она детоубийца.
— Она была детоубийцей, но с тех пор, как у нее поселилась неизвестная прекрасная женщина, она совершенно изменила свой образ жизни, — сказал первый голос.
Гроссмейстер прервал этот разговор, обратившись к стоявшему около него графу.
— Когда до нас дошли слухи о злодеяниях Марии Непардо, то вы, граф Манофина, получили приказ исследовать ее жизнь. Что вы узнали?
— У одноглазой нет теперь ни одного ребенка, а живет только молодая женщина, — отвечал граф громким голосом, — инквизиция добралась до обеих, чтобы вытребовать неизвестную прекрасную женщину.
— Так ей надо прийти на помощь, — сказал гроссмейстер и тихо сообщил свои приказания графу Манофина.
Из заднего плана темной залы выступили десять стройных молодых испанцев и подошли к дону Рамиро и графу, между тем как члены тайного союза, раскланиваясь, выходили постепенно из скрытого таинственного места сборища. На этих молодых, отважных людях были надеты короткие темные куртки, остроконечные шляпы с маленькими черными кокардами, красные широкие пояса, короткие бархатные панталоны, белые, обтягивающие ногу чулки и сандалии, от которых шаги их были легки и почти неслышны. В правой руке каждого из них была страшная летучая петля.
Почтительно склонившись перед благородным господином, они выслушали короткий, но решительный приказ. Не произнося ни слова, они поклонились, сделав изящное движение, в знак того, что они все поняли и ничего не хотят возразить.
Казалось, будто бы изысканные, грациозные и между тем рыцарские манеры гроссмейстера перешли даже к его подчиненным. Он раскланялся движением своей маленькой красивой руки, которая с такой силой умела держать опасные бразды и приобрела такое могущество.
Граф Манофина также удалился с низким поклоном и оставил благородного господина со старым Фрацко в зале руины Теба. Между тем как он прошел по коридору, окруженному развалинами, и вышел в потайную дверь, молодые, стройные исполнители страшного наказания пролетели по опушке темного каштанового леса на своих дивных арабских скакунах, каких не было даже у королевы.
Манофина сел на свою лошадь и также покинул развалины замка Теба, волшебно освещенные луной. Он вспомнил исчезнувшую тень и проговорил про себя:
— Почем знать, кто был виденный мной блуждающий черт. Во всяком случае это не человеческое существо.
Взгроможденные развалины, бросавшие темные тени своими страшными фигурами и зубчатыми обломками, производили в ночной тишине впечатление чего-то таинственного и привлекательного. Кто видел раз эти прекрасные исторические и чудесные руины, освещенные как в эту ночь луной, тот не скоро мог забыть эту волшебную картину.
Граф Манофина проехал мимо последних развалин и приближался уже к тени, бросаемой лесом; в это самое время он опять вспомнил сгорбленную тень и покачал головой. Вдруг из середины развалин тихо поднялась обворожительная белокурая головка ребенка, которая стала прислушиваться и выглядывать так же бесстрашно и самонадеянно, как будто она поднялась с мягких пуховых подушек. Вскоре среди развалин показался, насмешливо улыбаясь, весь ребенок. Это была девочка, лет шести, ребенок такой красоты, что ее можно было бы принять за маленькую фею. Белокурые локоны падали на ее хорошенькую шейку, белая коротенькая юбка испанского покроя плотно обхватывала ее хрупкие члены, на ее маленьких ножках были надеты сандалии и она, высоко подняв свои голые ручки, радовалась и танцевала так весело и ловко, как маленький лесной дух.
— Они меня не нашли! — говорила она, ликуя и танцуя, и эти слова звучали так же мило и очаровательно, как вся ее фигурка.
— Что на это скажет добрая старушка Жуана и дедушка, милый дедушка Фрацко? — восклицала она.
ТАЙНЫ РАЗВАЛИН ЗАМКА ТЕБА
Дон Рамиро, благородный господин с большим золотым крестом на груди, остался один со старым Фрацко в большой зале. Старый привратник подошел к гроссмейстеру тайного ордена.
— Мне нужно еще кое-что сообщить вам, мой благородный господин, — сказал согнувшийся старик, — кое-что очень важное, — кашель прервал старика.
— Так говори же, — сказал дон Рамиро и, взяв из рук старого слуги свой плащ, легко накинул его на плечи.
— Графиня и донна Евгения здесь! — шепнул Фрацко.
Гроссмейстер вздрогнул. Несмотря на то, что маска скрывала его лицо, видно было, что новость эта сильно подействовала на него.
— Донна Евгения здесь? — повторил он, и в этих словах слышалось все блаженство любящего сердца.
— Она здесь проездом со своей светлейшей матерью! — сказал старик. — Госпожа графиня в Мадриде, ваша светлость, а донна Евгения прискакала сегодня вечером сюда в руины замка своих праотцов, чтобы поговорить со старым Фрацко и особенно с Жуаной, но главным образом для того, чтобы спросить меня, не может ли она где-нибудь вас увидеть. Она этого не сказала, но я все-таки понял.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185
— Да будет проклято Санта Мадре! — пробормотал в эту минуту какой-то голос.
— У меня похитили моего ребенка, мою Долорес! — заключил свою жалобу несчастный, уже стареющий дон Генрикуэц дель Арере.
— А через три дня — день святого Франциско, — напомнил замаскированный гроссмейстер ордена.
Все присутствующие поникли головой и закрыли глаза руками, так как все знали значение этих немногих слов.
В ночь, следовавшую за днем святого Франциско, инквизиторы совершали свое великое празднество.
— Дон Генрикуэц дель Арере, ты через три дня получишь свою дочь, живую или мертвую! — произнес гроссмейстер ордена.
Старый гранд низко поклонился. Несмотря на слабый свет, бросаемый луной в залу руины, можно было видеть глубокую скорбь, которую выражало его лицо.
— Да будет сделано по вашей воле, дон Рамиро. Я получу свою потерянную дочь живую или мертвую, как вы сами определите.
С этими словами Генрикуэц вернулся в толпу собравшихся, из которой вдруг раздался голос:
— Еще одна жертва готовится для дня святого Франциско.
— Назовите ее, — произнес гроссмейстер.
— Это молодая прекрасная женщина, которая живет у Марии Непардо. Фамилиары прокрались к Мансанаресу, и прекрасная женщина вместе с одноглазой будут посажены в Санта Мадре.
— Что касается одноглазой, то она недостойна никакого сожаления, — произнес другой голос, — она детоубийца.
— Она была детоубийцей, но с тех пор, как у нее поселилась неизвестная прекрасная женщина, она совершенно изменила свой образ жизни, — сказал первый голос.
Гроссмейстер прервал этот разговор, обратившись к стоявшему около него графу.
— Когда до нас дошли слухи о злодеяниях Марии Непардо, то вы, граф Манофина, получили приказ исследовать ее жизнь. Что вы узнали?
— У одноглазой нет теперь ни одного ребенка, а живет только молодая женщина, — отвечал граф громким голосом, — инквизиция добралась до обеих, чтобы вытребовать неизвестную прекрасную женщину.
— Так ей надо прийти на помощь, — сказал гроссмейстер и тихо сообщил свои приказания графу Манофина.
Из заднего плана темной залы выступили десять стройных молодых испанцев и подошли к дону Рамиро и графу, между тем как члены тайного союза, раскланиваясь, выходили постепенно из скрытого таинственного места сборища. На этих молодых, отважных людях были надеты короткие темные куртки, остроконечные шляпы с маленькими черными кокардами, красные широкие пояса, короткие бархатные панталоны, белые, обтягивающие ногу чулки и сандалии, от которых шаги их были легки и почти неслышны. В правой руке каждого из них была страшная летучая петля.
Почтительно склонившись перед благородным господином, они выслушали короткий, но решительный приказ. Не произнося ни слова, они поклонились, сделав изящное движение, в знак того, что они все поняли и ничего не хотят возразить.
Казалось, будто бы изысканные, грациозные и между тем рыцарские манеры гроссмейстера перешли даже к его подчиненным. Он раскланялся движением своей маленькой красивой руки, которая с такой силой умела держать опасные бразды и приобрела такое могущество.
Граф Манофина также удалился с низким поклоном и оставил благородного господина со старым Фрацко в зале руины Теба. Между тем как он прошел по коридору, окруженному развалинами, и вышел в потайную дверь, молодые, стройные исполнители страшного наказания пролетели по опушке темного каштанового леса на своих дивных арабских скакунах, каких не было даже у королевы.
Манофина сел на свою лошадь и также покинул развалины замка Теба, волшебно освещенные луной. Он вспомнил исчезнувшую тень и проговорил про себя:
— Почем знать, кто был виденный мной блуждающий черт. Во всяком случае это не человеческое существо.
Взгроможденные развалины, бросавшие темные тени своими страшными фигурами и зубчатыми обломками, производили в ночной тишине впечатление чего-то таинственного и привлекательного. Кто видел раз эти прекрасные исторические и чудесные руины, освещенные как в эту ночь луной, тот не скоро мог забыть эту волшебную картину.
Граф Манофина проехал мимо последних развалин и приближался уже к тени, бросаемой лесом; в это самое время он опять вспомнил сгорбленную тень и покачал головой. Вдруг из середины развалин тихо поднялась обворожительная белокурая головка ребенка, которая стала прислушиваться и выглядывать так же бесстрашно и самонадеянно, как будто она поднялась с мягких пуховых подушек. Вскоре среди развалин показался, насмешливо улыбаясь, весь ребенок. Это была девочка, лет шести, ребенок такой красоты, что ее можно было бы принять за маленькую фею. Белокурые локоны падали на ее хорошенькую шейку, белая коротенькая юбка испанского покроя плотно обхватывала ее хрупкие члены, на ее маленьких ножках были надеты сандалии и она, высоко подняв свои голые ручки, радовалась и танцевала так весело и ловко, как маленький лесной дух.
— Они меня не нашли! — говорила она, ликуя и танцуя, и эти слова звучали так же мило и очаровательно, как вся ее фигурка.
— Что на это скажет добрая старушка Жуана и дедушка, милый дедушка Фрацко? — восклицала она.
ТАЙНЫ РАЗВАЛИН ЗАМКА ТЕБА
Дон Рамиро, благородный господин с большим золотым крестом на груди, остался один со старым Фрацко в большой зале. Старый привратник подошел к гроссмейстеру тайного ордена.
— Мне нужно еще кое-что сообщить вам, мой благородный господин, — сказал согнувшийся старик, — кое-что очень важное, — кашель прервал старика.
— Так говори же, — сказал дон Рамиро и, взяв из рук старого слуги свой плащ, легко накинул его на плечи.
— Графиня и донна Евгения здесь! — шепнул Фрацко.
Гроссмейстер вздрогнул. Несмотря на то, что маска скрывала его лицо, видно было, что новость эта сильно подействовала на него.
— Донна Евгения здесь? — повторил он, и в этих словах слышалось все блаженство любящего сердца.
— Она здесь проездом со своей светлейшей матерью! — сказал старик. — Госпожа графиня в Мадриде, ваша светлость, а донна Евгения прискакала сегодня вечером сюда в руины замка своих праотцов, чтобы поговорить со старым Фрацко и особенно с Жуаной, но главным образом для того, чтобы спросить меня, не может ли она где-нибудь вас увидеть. Она этого не сказала, но я все-таки понял.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185