Она с восхищением видела, что он также горячо отвечал на ее любовь.
Дон Франциско Серрано, командор войска королевы, с обаятельной уверенностью, подымавшей его в глазах современников, чувствовал, что Изабелла отдавала ему предпочтение.
Умный Олоцага своим наблюдательным, опытным взглядом тотчас заметил, что Франциско нравилась прелестная, пышно расцветающая королева и что взоры Изабеллы на всех придворных праздниках охотнее всего устремлялись на его друга.
Прим, любимец генерал-капитана Нарваэца, был командирован с частью войска под Бургос.
Топете же еще оставался со своими друзьями в столице и в своем роскошном отеле задавал пиры. Он обладал громадным состоянием, был весьма гостеприимен и лучшим удовольствием его было собирать вокруг себя близких ему людей.
Франциско в первые недели после карнавала, приложил все усилия, чтобы отыскать таинственную гадальщицу и узнать от нее более подробные сведения об Энрике и ее ребенке, но все было напрасно: незнакомка, которая, по всей вероятности, принадлежала к высшему кругу, так как была приглашена на маскарад, скрылась бесследно. Никто не мог дать ему даже приблизительных сведений о таинственной гостье и, несмотря на ее обещание в скором времени известить его об Энрике и ее ребенке, он напрасно ждал хоть какого-нибудь известия от нее.
Старый Доминго, пораженный пулей Жозэ, умер и не мог напоминать своему господину о его долге перед Энрикой. Это был единственный человек, который не постеснялся бы откровенно поговорить с блестящим доном Серрано и помочь ему не забыть данных клятв. Но верный слуга крепко спал под великолепным памятником и не мог поддержать своего питомца.
Франциско Серрано был слишком опьянен наслаждениями придворной жизни и той любовной обольстительной атмосферой, которой веяло в убранных золотом покоях Изабеллы. После серьезного разговора с гадальщицей на балу в его душе ожил образ Энрики, но скоро он опять закружился в вихре удовольствий мадридского двора, где празднества и банкеты все сменялись одни другими, потому что не только принц Франциско еще считался гостем, но несколько недель тому назад приехал и младший сын Людовика-Филиппа, короля французов, Антон Монпансье, которого непременно следовало принять со всевозможным гостеприимством. Ведь Людовик-Филипп был высокоуважаемый приверженец испанского двора и, как он сам неоднократно говорил, «друг» королевы-матери, Марии Кристины.
Однажды в числе многих других гостей пригласили к ужину Олоцагу, Топете и Серрано. Мария Кристина любила похвастать умными, изящными, богатыми дворянами своего войска.
Таким образом, образовался блестящий кружок в залах королевы-матери, соединенных с комнатами Изабеллы галереями и коридорами.
Герцог Рианцарес, бывший солдат лейб-гвардии, оживленно разговаривал с Нарваэцем, герцогом Валенсии. Маленький, тщедушный принц де Ассизи, временами украдкой зевавший, вяло беседовал с герцогом Монпансье, а почтенный патер Маттео стоял в стороне с благочестивым патером Фульдженчио, сопровождавшим принца.
Королева-мать очень благосклонно приняла Серрано. Олоцага мило пошутил с очень молоденькой, часто хворавшей принцессой Луизой, которая, по-видимому, произвела глубокое впечатление на молодого Антона Монпансье. Топете обращал на себя внимание великолепной бриллиантовой булавкой, надетой им сегодня для того, чтобы не отстать от принцев, с богатством которых его состояние смело могло соперничать. Изабелла нарочно долго любовалась огромным сверкавшим всеми красками бриллиантом контр-адмирала, чтобы отвлечь свои мысли от Серрано.
Герцог Рианцарес повел свою супругу, Марию Кристину, все еще сиявшую оживленным румянцем, к длинному, изящно сервированному столу, на котором красовались самые редкие цветы, распространяя аромат. Принц де Ассизи предложил руку своей царственной кузине, герцог Монпансье — принцессе Луизе. Олоцага поспешил к маркизе де Бевилль, значительно и самонадеянно улыбавшейся.
Нарваэц без дамы пошел рядом с королевой-матерью, Серрано и Топете должны были удовольствоваться некоторыми приглашенными дамами, Маттео и Фульдженчио повели друг друга лакомиться превосходными блюдами и дорогими винами. Изабелла, не замечая принца, ведшего ее под руку, устремила свои взоры на того смелого стройного офицера, который на маскараде покрыл ее ручки поцелуями.
Серрано подошел к столу со своей донной. Взгляд его встретился со взглядом молодой королевы, которая первая должна была опуститься на свое кресло и этим подать знак всем другим усесться на свои места. Изабелла взглядом пригласила Франциско поместиться поближе к ней и тогда только села за стол. Все последовали ее примеру. Сначала, пока лакеи разносили жаркое, рагу и пучеро, разговор вертелся только вокруг армии, войске карлистов и разных новых учреждениях, к которому незаметно и очень внимательно прислушивался патер Маттео, но когда было подано шампанское, разговор принял, мало-помалу, более интимный характер. Королева украдкой пересмеивалась с Серрано, стараясь расшевелить своего кузена, сидевшего подле нее. Мария Кристина сидела со своим красавцем герцогом филлибхен, как будто еще продолжался их медовый месяц, герцог Монпансье, сын короля французов, краснощекий принц с толстым подбородком, любезничал с томно улыбавшейся принцессой Луизой, а Олоцага шутил с хорошенькой маркизой так мило и элегантно, как умел шутить только он.
Единственным молчаливым и угрюмым гостем за столом королевы, несмотря на вино, был Нарваэц, герцог Валенсии, этот железный человек без сердца и без радостей; по убеждению соправителя, он был возвышен до престола не для наслаждений, а для неусыпного и упорного труда.
После вкусно приготовленного мороженого королева подала знак встать из-за стола. Гости церемонно раскланялись и разбрелись в разные стороны, образовав отдельные маленькие группы.
Лакеи разносили мороженое, шампанское и любимый шоколад в небольших, раскрашенных в китайском вкусе чашках беседующим гостям, из которых одни удалились в ниши маленьких боковых зал, другие, весело болтая, непринужденно расхаживали взад и вперед.
Мария Кристина в сопровождении герцогов Валенсии и Рианцареса ушла в свой кабинет, а молодая королева улучила удобную минуту, чтобы незаметно обменяться несколькими словами с доном Франциско Серрано.
Олоцага, заметив удаление королевы-матери, постарался оживленным разговором отвлечь внимание маркизы от влюбленной парочки.
— Наконец, королева, настала минута, когда я могу быть подле вас! — прошептал Франциско Изабелле, жадно внимавшей его речам; они были сладкой музыкой для ее взволнованного сердца, которое с увлечением вторило им и заставляло ее забывать все окружающее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185