За садом возвышалось огромное здание, в том же стиле что и монастырь, точно так же покрытое старинной серой краской и производившее такое же суровое впечатление.
Этот широкий, обширный дом — дворец Санта Мадре, судилище инквизиции. В подземельях его находятся отделения для пыток, а в доме устроены залы для судебных заседаний. В них-то писались и утверждались самые кровавые приговоры, которые когда-либо люди выносили другим людям. Каждое слово, сказанное или написанное в этих залах, сулило кровь, и все-таки над входом, куда вступали столь многие и откуда столь немногие выходили, стояла надпись большими золотыми буквами:
«ЦЕРКОВЬ НЕ ЖАЖДЕТ КРОВИ».
Кровь, впрочем, действительно не проливалась на лобном месте инквизиционного дворца: жертв сжигали и вешали, предварительно замучив их до полусмерти. Кровь проливать страшились, но зато располагали такими утонченными, искусно рассчитанными мучениями для несчастных, навлекших на себя вражду и месть одного из членов тайного суда, что они чуть слышным стоном умоляли своих палачей избавить их от пытки благодеянием смерти.
Кровь не текла во дворце Санта Мадре, но стонов и проклятий раздавалось в нем бесчисленное множество, и к небу возносились страшные жалобы. Лобное место Пласо Педро могло назваться спокойной обителью в сравнении с этим дворцом, имя которого было так благозвучно, но внутри которого совершались возмутительные жестокости. Старый Вермудес был агнец, мягкосердечный ребенок в сравнении с Мутарро, тайным исполнителем приговоров инквизиционного суда.
Кларет, монах из Бургоса, шел позади брата привратника по широким ступеням дворца. В трех больших углублениях находились двери. Привратник подошел к покрытой черной тенью двери, которая была посередине, и постучал железным молотком, подвешенным к ней.
Три раза повторился его стук, потом привратник громко проговорил:
— Отвори, брат Кларет из Бургоса желает быть представлен патерам.
Дверь тогда отворилась сама собой. Глубокий мрак окружил монаха, так что он уже намеревался идти назад на ступени, освещенные луной, но чья-то незнакомая рука крепко схватила его правую руку, и дверь без шума заперлась за ним, не пропуская ни одного луча света.
Кларет не мог видеть того, кто, не говоря ни слова, принял его во внутренность дворца Санта Мадре, он только чувствовал, как тащил его за собой незнакомец. Ни одного слова не сорвалось у него с языка, он беспрекословно шел за своим странным, молчаливым проводником. Несмотря на полную темноту, его окружавшую, Кларет заметил, что дорога шла пустынными коридорами, мимо колонн и углов, потом услышал эхо глухого звука шагов и убедился, что они находились в закрытой комнате.
— Помнишь ли ты три правила братства? — твердым голосом сказал проводник, внезапно остановившись.
— Я жизнью своей поклялся исполнить их, — отвечал Кларет.
— Каждому, кто вступает в священную комнату дворца Санта Мадре, я обязан напоминать их, — сказал невидимый проводник, — смотри вон туда!
Кларет широко раскрыл глаза и увидел перед собой озаренного ярким лучом света, как будто падавшим с потолка, нищего монаха. Лицо его было истомлено голодом, и в то время как правая рука бросала серебряные монеты в народ, левая — жадно протягивалась за куском черствого хлеба, который подавала ему чужая рука.
Это был обет нищеты.
Точно по волшебству все исчезло. Непроницаемый мрак водворился там, где за минуту перед тем стоял монах из плоти и крови. Снова упал луч света. Появился патер с гневно распростертой рукой, перед ним — полуокаменевший монах. Приговоренный смиренно опустил глаза и безропотно переносил наказание самой ужасной смертью.
Это был обет послушания.
Кларет в ужасе смотрел на происходившее, но все снова покрыла непроницаемая тьма.
Каким образом возникли эти волшебные явления, находившиеся столь близко от удивленного монаха, что он руками почти касался их? Хотя он часто слышал о таинственных чудесах и наказаниях инквизиционного дворца, но вход в него был дозволен не каждому доминиканскому монаху. Ему отворилась дверь страшного дома, только благодаря посольству от патера Розы к Маттео и Антонио.
Перед глазами Кларета еще раз упал ослепительный луч. Как раз подле него стояла, точно живая, обнаженная дивная женщина.
Изумленный монах, с поднятыми кверху руками, отшатнулся от пленительного зрелища, точно хотел воскликнуть: «Прочь от меня искушение!»
И все-таки он с любопытством, с наслаждением продолжал смотреть на эту женщину, прекрасная фигура которой стояла перед ним, озаренная ослепительным светом.
Она простирала к нему руки, как бы маня его на свою нежную грудь, по которой черные длинные волосы, волнами ниспадая с прекрасной головы, спускались почти до колен, — темные, большие глаза бросали на него горячие, страстные взоры, свежие губы, готовые на поцелуй, манили с такой неотразимой всемогущей силой, что монах, жадным взором впиваясь в стоявшую перед ним женщину, совершенно забылся и хотел броситься к ней.
В эту минуту дивное ведение исчезло, и его, еще взволнованного, окружила глубокая темнота.
Это был обет целомудрия.
Крепкая рука невидимого спутника опять схватила его и повела через бесчисленные перекрестки. Тут Кларет заметил, что незнакомец, обшаривая стену, что-то искал; он, вероятно, дернул за колокольчик, потому что вдруг вдали три раза послышался серебристый звон.
— Ты у цели! — басом проговорил проводник, выпустил его руку и скрылся в темноте позади Кларета. Перед последним отворилась дверь, до сих пор так плотно запертая, что ни один луч света не указывал на ее существование.
Из внезапно отворенной залы блеснул ему навстречу ослепительный свет, и теперь он увидел, что до сих пор шел по высокому, выкрашенному в черный цвет коридору, сверху закругленному сводом.
Кларет вошел в светлую большую комнату, высокие венецианские окна которой были плотно завешаны черными занавесями. Черным же покрыт был и стол, у которого сидели три патера: Маттео, высокий, крепкий, толстоголовый духовник королевы-матери, патер Антонио, старый тощий иезуит, на лице которого лежала печать хитрости, и патер Мерино, еще молодой монах с фанатическим блестящим взглядом. По лицу его можно было видеть, что этот страстный, суровый монах способен был сделаться цареубийцей, если бы фанатизм побудил его к тому.
Дверь затворилась за Кларетом, он склонил голову и сложил руки на груди.
— Что привело тебя во дворец Санта Мадре, благочестивый брат из Бургоса? — серьезно спросил патер Маттео.
— Преподобный патер Роза посылает вам свое приветствие и благословение! — отвечал Кларет, снова кланяясь.
— Да хранит и впредь Пресвятая Дева брата Розу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185