У опушки леса и собиралось многочисленное изящное общество охотников верхом.
Все толпились на зеленом лугу. Раздавался лай собак, топот лошадей, щелканье курков. Все мужчины были одеты в зеленые костюмы и шляпы, украшенные перьями. Костюм этот особенно шел графу Рейсу. Его неподдельный рыцарский вид, борода и вызывающее выражение блестящих глаз сделали его в последние годы еще красивее, чем когда он представлял собою образ храброго воина, любящего приключения рыцаря, а потому и нечего удивляться, что как в Мадриде, так и везде, где ни показался бы Жуан Прим, сердца прекрасных женщин горячо бились ему навстречу.
Наконец, при громких звуках труб вышла королева с супругом к нетерпеливо ожидающим охотникам. Августейшие супруги ехали верхом на двух совершенно одинаковых серых в яблоках лошадях такой удивительной красоты, какие вряд ли найдутся в другой конюшне.
Маленький, с довольной улыбкой король был одет, как и все остальные придворные мужчины, в зеленое охотничье платье, на котором для отличия сиял большой крест ордена Изабеллы. Крест этот носят только члены испанской королевской фамилии.
На Изабелле была надета длинная зеленая амазонка, туго обхватывающая и обрисовывающая прелестные формы ее гибкого тела. Маленькая шляпа с белым развевающимся страусовым пером кокетливо украшала ее голову. В одной руке она держала хлыстик, а другой красиво и ловко управляла поводьями лошади, которая так гордо и грациозно скакала, точно сознавала, что несет на себе молодую красивую королеву.
Придворные, разделившись на две стороны и кланяясь, открыли дорогу, когда королевская чета проскакала мимо них, любезно раскланиваясь.
Серрано должен был сознаться, что королева сегодня поразительно хороша. Прим не мог досыта наглядеться на соблазнительно прекрасную, ласково улыбающуюся ему королеву. Даже Топете, никогда не соглашавшийся признавать эту красоту, не мог не прошептать рядом с ним ехавшему Олоцаге, что общее мнение о наружности королевы не лишено некоторого основания. Скоро охота разделила охотников: лесничий и загонщик погнали зверей к одному месту, собаки скоро взяли следы сильных оленей и боязливых лосей. Там и сям начали раздаваться выстрелы.
Солнце садилось, когда королева, разговаривая с инфантом Ивикаским, ехала между вековыми деревьями и встретила маршала Прима, уезжавшего вместе со своим товарищем Конхой от шума охоты. Так как Конха в последнее время навлек на себя немилость королевы, а инфант Ивикаский много содействовал тому, что королева доверялась бессовестным министрам, то скоро вышло так, что они вдвоем вступили в горячий спор и приблизились к той местности, откуда шли выстрелы. Королева, разговаривавшая с маршалом Примом, хотела вернуться в парк небольшим объездом.
Прим ехал, отставая на один шаг, так близко к Изабелле, что мог постоянно любоваться на ее хорошенькое личико и прекрасные формы. Он должен был часто извиняться, что на вопросы королевы отвечал совершенно невпопад, и сам время от времени чувствовал, что он говорил глупости, так как его мысли слишком путались от созерцания соблазнительной красоты королевы.
Так ехали они вдвоем, отделившись от охотников и свиты, вдали предававшихся удовольствию охоты, по лесу, на который тень ложилась все темнее и темнее.
Вдруг Изабелла испуганно вскрикнула, и, прежде чем Прим успел узнать причину испуга и прийти на помощь, лошадь королевы поднялась на дыбы, испугавшись чего-то, и королева выпала из седла.
Прим побледнел при виде такого неожиданного несчастья, соскочил с лошади, схватил лошадь королевы за поводья, чтобы она не могла ушибить упавшую, и только тогда увидал перед собою на высоко висящем сучке соседнего дерева красные глаза рыси, сидевшей на нем съежившись и ожидавшей ухода нарушителей ее охоты.
Прим привязал обеих лошадей к дереву за уздечки и нагнулся к королеве. Она лежала без чувств на том месте, где упала.
Ужасный страх овладел маршалом, который был один с лежавшей без чувств и, может быть, раненой королевой. Всегда решительный и никогда не терявший присутствия духа Прим в этих обстоятельствах нашелся не скоро, так как он не был доктором, чтобы определить положение королевы, и не знал, какую помощь следует оказывать женщинам в подобных случаях.
— Ваше величество, — восклицал он в ужасе и страхе, — о, ваше величество, избавьте меня от смертельного страха! Я молю только об одном взгляде, чтобы убедиться, что от этого проклятого падения с вами ничего не случилось!
Прим говорил последние слова с неподдельным отчаянием. Он опустился на колени перед обожаемой женщиной.
Королева не видала и не слыхала его, она неподвижно лежала в его объятиях, и ее всегда поразительно розовые щеки были покрыты смертельной бледностью.
Прим от страха чувствовал на своем лбу капли холодного пота, он не должен был долее колебаться, он должен был на что-нибудь решиться! Начать звать на помощь!
Но как это сделать, чтобы известить свиту о несчастии? Голос его не достиг бы так далеко. На выстрел они не обратили бы внимания, и, кроме того, выстрел мог бы опасно подействовать на лежавшую в обмороке королеву.
Прим, испуганный и обеспокоенный, старался найти какой-нибудь выход. Вдруг ему пришло на ум, что не более ста шагов от них, у самого парка, стояла беседка, где он мог потерявшей сознание королеве при наступающей темноте предоставить спокойное убежище, куда он сможет привести помощь.
Не колеблясь, осторожно и нежно поднял он Изабеллу с земли и понес ее на своих сильных руках к тому месту, где должен был быть домик, сверху покрытый корою, внутри же удобно отделанный.
К счастью, он не ошибся — вскоре он увидал впереди среди деревьев маленький восьмиугольный домик из коры с двумя разноцветными окнами и дверью, на плоской крыше которого в знак королевской собственности стоял немного потертый золотой лев.
Прим торопился, осторожно неся королеву к дверям — они не были закрыты. На столе, стоявшем посреди комнаты, были оставлены придворными недопитые стаканы и бутылки.
Прим очень обрадовался этой находке и наличию нескольких графинов воды, так как мог смочить лоб еще не пришедшей в себя Изабеллы холодной водой и потом несколькими каплями вина оживить и подкрепить ее.
Осторожно и быстро понес он бледную королеву на стоявший у внутренней стены беседки удобный и мягкий диван, нежно положил на него Изабеллу, подложил ей под голову подушку.
Он смачивал холодной водой изящный платок, который осторожно вынул из ее кармана, и прикладывал к ее голове, внимательно следя за ее дыханием и выражением лица. Наконец, ему показалось, что веки ее зашевелились — он стал на колени подле королевы, тревожным взглядом следя за ее лицом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185
Все толпились на зеленом лугу. Раздавался лай собак, топот лошадей, щелканье курков. Все мужчины были одеты в зеленые костюмы и шляпы, украшенные перьями. Костюм этот особенно шел графу Рейсу. Его неподдельный рыцарский вид, борода и вызывающее выражение блестящих глаз сделали его в последние годы еще красивее, чем когда он представлял собою образ храброго воина, любящего приключения рыцаря, а потому и нечего удивляться, что как в Мадриде, так и везде, где ни показался бы Жуан Прим, сердца прекрасных женщин горячо бились ему навстречу.
Наконец, при громких звуках труб вышла королева с супругом к нетерпеливо ожидающим охотникам. Августейшие супруги ехали верхом на двух совершенно одинаковых серых в яблоках лошадях такой удивительной красоты, какие вряд ли найдутся в другой конюшне.
Маленький, с довольной улыбкой король был одет, как и все остальные придворные мужчины, в зеленое охотничье платье, на котором для отличия сиял большой крест ордена Изабеллы. Крест этот носят только члены испанской королевской фамилии.
На Изабелле была надета длинная зеленая амазонка, туго обхватывающая и обрисовывающая прелестные формы ее гибкого тела. Маленькая шляпа с белым развевающимся страусовым пером кокетливо украшала ее голову. В одной руке она держала хлыстик, а другой красиво и ловко управляла поводьями лошади, которая так гордо и грациозно скакала, точно сознавала, что несет на себе молодую красивую королеву.
Придворные, разделившись на две стороны и кланяясь, открыли дорогу, когда королевская чета проскакала мимо них, любезно раскланиваясь.
Серрано должен был сознаться, что королева сегодня поразительно хороша. Прим не мог досыта наглядеться на соблазнительно прекрасную, ласково улыбающуюся ему королеву. Даже Топете, никогда не соглашавшийся признавать эту красоту, не мог не прошептать рядом с ним ехавшему Олоцаге, что общее мнение о наружности королевы не лишено некоторого основания. Скоро охота разделила охотников: лесничий и загонщик погнали зверей к одному месту, собаки скоро взяли следы сильных оленей и боязливых лосей. Там и сям начали раздаваться выстрелы.
Солнце садилось, когда королева, разговаривая с инфантом Ивикаским, ехала между вековыми деревьями и встретила маршала Прима, уезжавшего вместе со своим товарищем Конхой от шума охоты. Так как Конха в последнее время навлек на себя немилость королевы, а инфант Ивикаский много содействовал тому, что королева доверялась бессовестным министрам, то скоро вышло так, что они вдвоем вступили в горячий спор и приблизились к той местности, откуда шли выстрелы. Королева, разговаривавшая с маршалом Примом, хотела вернуться в парк небольшим объездом.
Прим ехал, отставая на один шаг, так близко к Изабелле, что мог постоянно любоваться на ее хорошенькое личико и прекрасные формы. Он должен был часто извиняться, что на вопросы королевы отвечал совершенно невпопад, и сам время от времени чувствовал, что он говорил глупости, так как его мысли слишком путались от созерцания соблазнительной красоты королевы.
Так ехали они вдвоем, отделившись от охотников и свиты, вдали предававшихся удовольствию охоты, по лесу, на который тень ложилась все темнее и темнее.
Вдруг Изабелла испуганно вскрикнула, и, прежде чем Прим успел узнать причину испуга и прийти на помощь, лошадь королевы поднялась на дыбы, испугавшись чего-то, и королева выпала из седла.
Прим побледнел при виде такого неожиданного несчастья, соскочил с лошади, схватил лошадь королевы за поводья, чтобы она не могла ушибить упавшую, и только тогда увидал перед собою на высоко висящем сучке соседнего дерева красные глаза рыси, сидевшей на нем съежившись и ожидавшей ухода нарушителей ее охоты.
Прим привязал обеих лошадей к дереву за уздечки и нагнулся к королеве. Она лежала без чувств на том месте, где упала.
Ужасный страх овладел маршалом, который был один с лежавшей без чувств и, может быть, раненой королевой. Всегда решительный и никогда не терявший присутствия духа Прим в этих обстоятельствах нашелся не скоро, так как он не был доктором, чтобы определить положение королевы, и не знал, какую помощь следует оказывать женщинам в подобных случаях.
— Ваше величество, — восклицал он в ужасе и страхе, — о, ваше величество, избавьте меня от смертельного страха! Я молю только об одном взгляде, чтобы убедиться, что от этого проклятого падения с вами ничего не случилось!
Прим говорил последние слова с неподдельным отчаянием. Он опустился на колени перед обожаемой женщиной.
Королева не видала и не слыхала его, она неподвижно лежала в его объятиях, и ее всегда поразительно розовые щеки были покрыты смертельной бледностью.
Прим от страха чувствовал на своем лбу капли холодного пота, он не должен был долее колебаться, он должен был на что-нибудь решиться! Начать звать на помощь!
Но как это сделать, чтобы известить свиту о несчастии? Голос его не достиг бы так далеко. На выстрел они не обратили бы внимания, и, кроме того, выстрел мог бы опасно подействовать на лежавшую в обмороке королеву.
Прим, испуганный и обеспокоенный, старался найти какой-нибудь выход. Вдруг ему пришло на ум, что не более ста шагов от них, у самого парка, стояла беседка, где он мог потерявшей сознание королеве при наступающей темноте предоставить спокойное убежище, куда он сможет привести помощь.
Не колеблясь, осторожно и нежно поднял он Изабеллу с земли и понес ее на своих сильных руках к тому месту, где должен был быть домик, сверху покрытый корою, внутри же удобно отделанный.
К счастью, он не ошибся — вскоре он увидал впереди среди деревьев маленький восьмиугольный домик из коры с двумя разноцветными окнами и дверью, на плоской крыше которого в знак королевской собственности стоял немного потертый золотой лев.
Прим торопился, осторожно неся королеву к дверям — они не были закрыты. На столе, стоявшем посреди комнаты, были оставлены придворными недопитые стаканы и бутылки.
Прим очень обрадовался этой находке и наличию нескольких графинов воды, так как мог смочить лоб еще не пришедшей в себя Изабеллы холодной водой и потом несколькими каплями вина оживить и подкрепить ее.
Осторожно и быстро понес он бледную королеву на стоявший у внутренней стены беседки удобный и мягкий диван, нежно положил на него Изабеллу, подложил ей под голову подушку.
Он смачивал холодной водой изящный платок, который осторожно вынул из ее кармана, и прикладывал к ее голове, внимательно следя за ее дыханием и выражением лица. Наконец, ему показалось, что веки ее зашевелились — он стал на колени подле королевы, тревожным взглядом следя за ее лицом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185