В толпе находился этот пассажир, и, хотя было темно, я все же сумел рассмотреть его и только тогда понял, что мне в нем так знакомо. На правой щеке его красовался причудливый шрам в виде трезубца.
— Осиел, — сказал молчавший все это время барон. — Легок на помине ангел-хранитель Морозова.
— Кстати, шофер был какой-то вялый. Я заметил несколько трупных пятен на его лице.
— Старая привычка Осиела, — усмехнулся Гебриел, — хобби — оживлять мертвецов. Готов поклясться, что в каком-нибудь морге недосчитались трупа. Поразительный консерватор!
— А где Козлов? — осведомился граф, — он же был с тобой.
— Наводит справки, — ответил де ла Вурд, — я попросил его узнать, каким именем наградил себя Осиел в этот раз.
— Ну, что ж, джентльмены, — удовлетворенный этими новостями сказал Леонард, — давайте ужинать.
— Только вот, — сказал Гебриел, — все планы теперь летят к черту. Я не удивлюсь, если мы получим не то, на что надеялись. Случай сейчас займется нами вплотную. И вряд ли мы будем знать заранее, что нас ожидает. Осиел обладает поразительной способностью пускать пыль в глаза.
Де ла Вурд затянулся и сказал:
— Чувствую — город сильно поредеет и очень скоро... — Виконт хотел добавить еще что-то, но в этот момент в дверь позвонили.
Вельда поднялась, чтобы открыть. Через мгновение послышалось ее удивленное восклицание, а в зал зашел Козлов. Вся правая щека его была изодрана в кровь. Кожаный плащ исполосован, брюки мало чем отличались от плаща да, к тому же были мокрыми и заляпанными грязью. В свете свечей Ипполит Ипатьевич был похож на выходца с того света. Можно было предположить, не зная обстоятельств, что до такого состояния его довело желание выбраться из могилы, в которую зачем-то его поместили. Весь вид Ипполита говорил о том, что из переделки, которая случилась с ним, он вышел отнюдь не победителем.
— Хэллоу, монсеньор? — воскликнул Козлов.
Водрузилось молчание. У де ла Вурда с губ свисала готовая упасть потухшая сигара. Рука барона застыла с куском мяса на вилке по дороге ко рту. У Серебрякова отвалилась челюсть, да и Леонард, было видно, сам немало удивлен.
Первым заговорил Виконт:
— Я так понимаю — тебя в очередной раз похоронили?
— Не совсем, — ответил Ипполит, приглаживая свои ужасного вида усы и частями вырванную бороду. — Повздорил с собаками. Осиел всё же обставил меня. Пять собак! Удивляюсь, как только жив остался?
— А имя? — де ла Вурд встал, опасаясь, что зря понадеялся на Козлова. — Имя его ты узнал?
— Имя... — повторил Козлов задумчиво. — Имя… Николай Иванович Свинцов.
Глава XIII
ПОДРУГИ
Твой чудный взгляд, души моей коснувшись,
В ней пламень возродит благословенный.
И дрогну я, как будто бы очнувшись,
Перед тобой коленопреклоненный.
Будильник затрещал, возвращая из забытья и грез в холодный мир. Проснувшись, она еле нашарила рукой пуговку звонка и заставила замолчать его. «Как холодно, — подумала, втянув носом воздух, — батареи остыли, что ли?».
За окном еще было темно. Наташа посмотрела на соседнюю кровать — пусто. Тогда девушка, укрывшись теплее и закрыв глаза, попыталась снова заснуть. Но сон не шел из-за воспоминаний о вчерашнем дне. «Может, стоит попытаться, — подумала она, — он ведь так добр ко мне. Нельзя сказать, что красив, но это не главное. …Такие грустные глаза. Никогда не говорил, что любит меня. А ведь любит... Уж это я знаю. Виталька не догадывается об этом. Чудак! Достаточно заглянуть в глаза, — и всё ясно. Как книгу читаешь. Какой робкий! Даже не пытался обнять. Боится потерять меня. Может попытаться самой! Чувствую, что-то меня к нему тянет. Как бы не напугать его... Ну, дорогая, ты быстро сменила ориентир. — Наташа рассмеялась. — Да. Виталька... Он бы так и сказал...»
Послышался звук со стороны двери; кто-то открывал замок. Но тихо. Видимо открывавший думал, что она еще спит. Чуть слышно вошла соседка по комнате.
Наташа приподнялась на локтях и сказала:
— Ань, я же просила разбудить меня в семь.
Вошедшая девушка потянулась к выключателю, в комнате загорелся свет.
— Ты так сладко спала, что я не решилась тебя тревожить.
Девушка заперла за собою дверь и повесила на натянутую через всю комнату веревку полотенце, которым только что вытирала волосы.
— Ну, как ты? — спросила Аня и присела на краешек кровати.
Наташа, сидевшая полулежа, ответила:
— Спасибо, всё в порядке.
— Пожалуйста. Кстати, обрати внимание на Витальку. Он, по-моему, любит тебя. Только никогда не говорил этого вслух.
— Ты не всё знаешь. В школе он был безумно влюблен в мою подругу. Ну, в Таньку, она вышла замуж за того придурка. Хотя, нет, не безумно… Первый раз, наверное, полюбил… Так вот... — Наташа сама перебила себя, видимо, вспомнив нечто важное, — кстати, он говорил, что писать настоящие стихи начал именно тогда.
— Он что, поэт? — спросила с небольшим удивлением Аня.
— Думаю — да, хотя он сам не любит, когда его называют поэтом. Любимые его слова: «Хорош поэт! — его не знает свет».
Наташа закуталась потеплее в одеяло и продолжала:
— Ты сама видела его и слышала. Можешь описать его?
— Ну, не знаю, — засомневалась Аня, — хотя попробую. Он очень начитан, любит поговорить, даже, я бы сказала, он — первостатейный болтун, если б не знала его хорошо. Хотя не очень-то общителен, с незнакомыми почти всегда молчит. Первое впечатление мое было негативным. Глядя на него, я бы никогда не подумала, что он поэт. Производит впечатление человека, который из-за одного опрометчиво сказанного слова после мучается, будто бы совершил преступление. Да, часто я замечала в нем вспышки гнева. Но он никогда, насколько мне известно, не выдавал своих чувств. Он никогда не раздражается и не теряет терпения. Его взгляд на некоторые вещи просто шокирует, а иногда его вообще трудно понять.
— Да, всё верно. Теперь отодвинь верхний ящик стола, пожалуйста. Достань тетрадь, — попросила Наташа.
Аня подошла к столу и, найдя тетрадь, отдала ее подруге. Та, полистав, перегнула пополам и протянула Анне со словами:
— Читай вслух.
Аня приняла тетрадь и прочла:
Лишь ты…
Отверженный, убитый и пустой,
Вперед идя и поднимая пыль,
Ты часто думал о минуте той,
Что обратит твои желанья в быль.
Не думай, не жалей и не моли;
Ничто тебя отныне не спасет,
И страсть твою ничто не утолит;
Вокруг тебя нерастопляем лед.
Отверженный, убитый — но — живой,
Ступай вперед ты по своей тропе,
Лишь ты руководишь своей судьбой,
Лишь ты виновен в том, что не успел.
В твоих руках всё: счастье и беда;
Свой путь способен ты один пройти.
Ты каждый день благословляй как дар,
А Господа — за каждый дюйм пути.
Аня оторвалась от тетрадки и удивленно поглядела на Наташу.
— Никогда бы не подумала, — сказала она. — Он что, дал тебе переписать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
— Осиел, — сказал молчавший все это время барон. — Легок на помине ангел-хранитель Морозова.
— Кстати, шофер был какой-то вялый. Я заметил несколько трупных пятен на его лице.
— Старая привычка Осиела, — усмехнулся Гебриел, — хобби — оживлять мертвецов. Готов поклясться, что в каком-нибудь морге недосчитались трупа. Поразительный консерватор!
— А где Козлов? — осведомился граф, — он же был с тобой.
— Наводит справки, — ответил де ла Вурд, — я попросил его узнать, каким именем наградил себя Осиел в этот раз.
— Ну, что ж, джентльмены, — удовлетворенный этими новостями сказал Леонард, — давайте ужинать.
— Только вот, — сказал Гебриел, — все планы теперь летят к черту. Я не удивлюсь, если мы получим не то, на что надеялись. Случай сейчас займется нами вплотную. И вряд ли мы будем знать заранее, что нас ожидает. Осиел обладает поразительной способностью пускать пыль в глаза.
Де ла Вурд затянулся и сказал:
— Чувствую — город сильно поредеет и очень скоро... — Виконт хотел добавить еще что-то, но в этот момент в дверь позвонили.
Вельда поднялась, чтобы открыть. Через мгновение послышалось ее удивленное восклицание, а в зал зашел Козлов. Вся правая щека его была изодрана в кровь. Кожаный плащ исполосован, брюки мало чем отличались от плаща да, к тому же были мокрыми и заляпанными грязью. В свете свечей Ипполит Ипатьевич был похож на выходца с того света. Можно было предположить, не зная обстоятельств, что до такого состояния его довело желание выбраться из могилы, в которую зачем-то его поместили. Весь вид Ипполита говорил о том, что из переделки, которая случилась с ним, он вышел отнюдь не победителем.
— Хэллоу, монсеньор? — воскликнул Козлов.
Водрузилось молчание. У де ла Вурда с губ свисала готовая упасть потухшая сигара. Рука барона застыла с куском мяса на вилке по дороге ко рту. У Серебрякова отвалилась челюсть, да и Леонард, было видно, сам немало удивлен.
Первым заговорил Виконт:
— Я так понимаю — тебя в очередной раз похоронили?
— Не совсем, — ответил Ипполит, приглаживая свои ужасного вида усы и частями вырванную бороду. — Повздорил с собаками. Осиел всё же обставил меня. Пять собак! Удивляюсь, как только жив остался?
— А имя? — де ла Вурд встал, опасаясь, что зря понадеялся на Козлова. — Имя его ты узнал?
— Имя... — повторил Козлов задумчиво. — Имя… Николай Иванович Свинцов.
Глава XIII
ПОДРУГИ
Твой чудный взгляд, души моей коснувшись,
В ней пламень возродит благословенный.
И дрогну я, как будто бы очнувшись,
Перед тобой коленопреклоненный.
Будильник затрещал, возвращая из забытья и грез в холодный мир. Проснувшись, она еле нашарила рукой пуговку звонка и заставила замолчать его. «Как холодно, — подумала, втянув носом воздух, — батареи остыли, что ли?».
За окном еще было темно. Наташа посмотрела на соседнюю кровать — пусто. Тогда девушка, укрывшись теплее и закрыв глаза, попыталась снова заснуть. Но сон не шел из-за воспоминаний о вчерашнем дне. «Может, стоит попытаться, — подумала она, — он ведь так добр ко мне. Нельзя сказать, что красив, но это не главное. …Такие грустные глаза. Никогда не говорил, что любит меня. А ведь любит... Уж это я знаю. Виталька не догадывается об этом. Чудак! Достаточно заглянуть в глаза, — и всё ясно. Как книгу читаешь. Какой робкий! Даже не пытался обнять. Боится потерять меня. Может попытаться самой! Чувствую, что-то меня к нему тянет. Как бы не напугать его... Ну, дорогая, ты быстро сменила ориентир. — Наташа рассмеялась. — Да. Виталька... Он бы так и сказал...»
Послышался звук со стороны двери; кто-то открывал замок. Но тихо. Видимо открывавший думал, что она еще спит. Чуть слышно вошла соседка по комнате.
Наташа приподнялась на локтях и сказала:
— Ань, я же просила разбудить меня в семь.
Вошедшая девушка потянулась к выключателю, в комнате загорелся свет.
— Ты так сладко спала, что я не решилась тебя тревожить.
Девушка заперла за собою дверь и повесила на натянутую через всю комнату веревку полотенце, которым только что вытирала волосы.
— Ну, как ты? — спросила Аня и присела на краешек кровати.
Наташа, сидевшая полулежа, ответила:
— Спасибо, всё в порядке.
— Пожалуйста. Кстати, обрати внимание на Витальку. Он, по-моему, любит тебя. Только никогда не говорил этого вслух.
— Ты не всё знаешь. В школе он был безумно влюблен в мою подругу. Ну, в Таньку, она вышла замуж за того придурка. Хотя, нет, не безумно… Первый раз, наверное, полюбил… Так вот... — Наташа сама перебила себя, видимо, вспомнив нечто важное, — кстати, он говорил, что писать настоящие стихи начал именно тогда.
— Он что, поэт? — спросила с небольшим удивлением Аня.
— Думаю — да, хотя он сам не любит, когда его называют поэтом. Любимые его слова: «Хорош поэт! — его не знает свет».
Наташа закуталась потеплее в одеяло и продолжала:
— Ты сама видела его и слышала. Можешь описать его?
— Ну, не знаю, — засомневалась Аня, — хотя попробую. Он очень начитан, любит поговорить, даже, я бы сказала, он — первостатейный болтун, если б не знала его хорошо. Хотя не очень-то общителен, с незнакомыми почти всегда молчит. Первое впечатление мое было негативным. Глядя на него, я бы никогда не подумала, что он поэт. Производит впечатление человека, который из-за одного опрометчиво сказанного слова после мучается, будто бы совершил преступление. Да, часто я замечала в нем вспышки гнева. Но он никогда, насколько мне известно, не выдавал своих чувств. Он никогда не раздражается и не теряет терпения. Его взгляд на некоторые вещи просто шокирует, а иногда его вообще трудно понять.
— Да, всё верно. Теперь отодвинь верхний ящик стола, пожалуйста. Достань тетрадь, — попросила Наташа.
Аня подошла к столу и, найдя тетрадь, отдала ее подруге. Та, полистав, перегнула пополам и протянула Анне со словами:
— Читай вслух.
Аня приняла тетрадь и прочла:
Лишь ты…
Отверженный, убитый и пустой,
Вперед идя и поднимая пыль,
Ты часто думал о минуте той,
Что обратит твои желанья в быль.
Не думай, не жалей и не моли;
Ничто тебя отныне не спасет,
И страсть твою ничто не утолит;
Вокруг тебя нерастопляем лед.
Отверженный, убитый — но — живой,
Ступай вперед ты по своей тропе,
Лишь ты руководишь своей судьбой,
Лишь ты виновен в том, что не успел.
В твоих руках всё: счастье и беда;
Свой путь способен ты один пройти.
Ты каждый день благословляй как дар,
А Господа — за каждый дюйм пути.
Аня оторвалась от тетрадки и удивленно поглядела на Наташу.
— Никогда бы не подумала, — сказала она. — Он что, дал тебе переписать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87