К десяти часам вечера всё закончилось, Сидоренко сложил все листы, поблагодарил всех присутствующих за содействие и в заключении добавил:
— Мы еще не раз увидимся, чтобы уточнить некоторые детали, а сейчас вас всех развезут по домам.
Когда Сидоренко, Просвиркин и еще несколько следователей, участвовавших в расследовании этого запутанного дела, остались одни в кабинете, майор сказал:
— И что вы на это скажете?
— Я немало удивлен, — сказал один из следователей, молодой лейтенант, — всё это смахивает на какую-то дьявольщину.
— Сатанисты, — произнес Просвиркин, — или, как еще их там называют. Все газеты просто пестрят заголовками. Приписывают всё новые пакости этой легендарной шайке. Правды там и на грош не наскребешь, а вранья — можно черпать половником.
— Самое удивительное из всего, — сказал Сидоренко, — то, что никого из них живым еще не нашли. А один умудрялся воскресать. Как это он проделал, даже эксперты не знают. И, хотя мы живем в современном обществе, это как-то не вяжется с нашими атеистическими взглядами.
В кабинет вошел молодой сержант и доложил:
— Найдена гражданка Семечкина, — он посмотрел на телефонограмму и продолжил, — Клавдия Ильинична. Она находится в селе Малая Малышевка у своей матери в доме.
— Ну и?.. — спросил, ожидая продолжения Сидоренко.
— Ее допросили, и через несколько минут придет факсом протокол. — Завершил сержант.
— Как придет, — произнес майор, — мне тут же.
— Да, — сказал сержант и вышел.
— И еще одна пропажа нашлась. — Сидоренко поднялся со своего места во главе длинного стола. — На сегодня это всё. До завтра.
Все стали расходиться. А майор задержал на минуту Просвиркина и спросил:
— Вы поставили охрану возле тела этого маленького человека?
— Да. Двое дежурят в морге, — отвечал капитан.
— Надеюсь — они не заснут.
— Нет.
— Добро. Ну, — майор протянул ладонь Просвиркину, — до завтра.
Просвиркин пожал руку и вышел вон из кабинета, решив направиться в морг.
«Надо же, — думал он за рулем, — сгорела наша анатомическая лаборатория. И это случилось за неделю до всей чертовщины. А ведь виновника пожара до сих пор не нашли. Несчастный случай». До «Семашко» доехал на удивление быстро; на всех светофорах горел зеленый свет, когда он проезжал их.
Два сержанта сидели в морге на стульях и играли в карты. Когда Просвиркин вошел, они, соскочив, вытянулись по стойке «смирно».
— Сидите, — сказал Иннокентий Алексеевич, — где труп?
— В холодильнике, — ответил длинный, почти двухметрового роста, в отутюженной форме сержант, тасовавший колоду. Второй усмехнулся:
— Вы всерьез думаете, что он встанет?
Он был небольшого роста. Дешевая сигарета уже потухла и висела, прилипшая к нижней губе. Лицо было сплошь все покрыто прыщами, а волос на голове почти не было.
— Я ничего не думаю, — произнес Просвиркин, — во что играем?
— В «чирик», — ответил длинный.
— Раздавай на меня. — Просвиркин взял стул и сел. После снял трубку с телефона, набрал свой домашний номер. Прозвучало восемь длинных гудков прежде, чем на том конце сквозь какой-то шум послышался женский недовольный голос:
— Слушаю…
— Ир, я задержусь на работе. Меня не жди. Вернусь утром, — сказал Просвиркин.
— Спасибо, — язвительно проворчала Ирина Александровна, — что за весь день один раз соизволил позвонить.
— Всего хорошего, — сказал торопливо Иннокентий и нажал на рычаг.
* * *
Виталий перевернулся на правый бок. Сон не шел. Мысли, как песок в буре, проносились со сверхсветовой скоростью. Серебряков не мог спать. Он наконец-то осознал, что с ним происходит. Он наконец-то понял, кем он стал, и что стало с его судьбой неделю назад, в четверг, шестого февраля. «Мне двадцать один год, — думал он, — и мне очень трудно, несмотря на все мое здравомыслие, принять невозможность обыкновенного существования. Было бы лет на десять меньше, я бы не удивился, встретив Сатану. А теперь… А что, собственно, теперь? Я — наследник одного из самых могущественных существ на Земле. В моих руках власть и, в общем-то, неограниченные возможности».
— Власть, — произнес он вслух, как бы пробуя слово на вкус, как бы пытаясь ощутить нечто сверхъестественное на кончике языка. Но ничего из ряда вон выходящего он не ощутил и поднялся с дивана. «Только вместе с властью тебе, дорогой мой, — пронеслось у него в голове, — досталась отнюдь не превосходная репутация… Да, что точно, то точно».
Тут затрещал телефон в прихожей.
* * *
— Что ж, дражайший Николай Андреевич, я думаю, что вы не излечились, — говорила мерзкая рыжая личность, сидевшая напротив Семечкина за столом, — первое, что вы сделали, как только попали в квартиру, это кинулись к кошельку, а затем побежали в ларек за водкой. Дорогой мой, это уже ни в какие ворота не лезет. Я подозреваю, что у вас патологическая зависимость от алкоголя.
— Что и говорить, — заявил попугай, бегавший по столу и уничтожавший остатки шоколада, — пропащий вы человек, Семечкин.
Николай Андреевич не знал, как себя вести, но он был почти уверен, что на сей раз так просто они не отстанут.
Объяснимся: Николай Андреевич, как известно, был доставлен вечером из управления домой, а, попавши о квартиру и не обнаружив там никого, решил оторваться. Он взял денег на литр водки и отправился за нею в находившийся неподалеку ларек. Сначала подумал, что литр — это все-таки много, а после того, как каким-то необъяснимым образом одна бутылка осталась лежать на пятой ступеньке второго пролета лестницы в виде осколков и разлитой ароматной жидкости, Семечкин похвалил себя за предусмотрительность. Но не донес он и вторую бутылку до квартиры, точнее ее содержимое, которое от горя по утраченной водке, отправил безо всякой закуски в пустой желудок. Как только он переступил порог квартиры, желудок тут же свело судорогой, и водка отправилась в обратное путешествие. Семечкин еле успел добежать до унитаза. После попытался вскипятить чай. На кухне его и застукала Вельда, когда он тыкал потухшей спичкой в шипящую газом горелку. Как только Николай Андреевич увидел Вельду, он немедленно отключился.
Семечкин посмотрел безнадежным взглядом на Виконта. Взглядом таким, каковым смотрит приговоренный в глаза палача. Только де ла Вурд палачом не был, а был этаким судиёй, предназначенным избрать меру пресечения Семечкину. «Судья» посмотрел пристально в глаза Николая Андреевича и изрек свой приговор:
— Как неисправимый алкоголик вы приговариваетесь к ссылке.
Тут Андреич приготовился к самому худшему, в его памяти всплыли смутно сохранившиеся события о прошлом своем «приговоре».
Но в дело ввязался попугай. Он перелетел со стола на канделябр и заорал:
— Протестую, это беззаконие! Подсудимый имеет право на последнее слово.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87