– Ветер?… Где Белян?
– Здесь где-то.
Солдаты карабкались вверх по склону, хватаясь за кусты, съезжали вниз, поднимались. Из замка били не только пушки, но и летели факелы – осажденные обеспечили себе отменную видимость, так что последние сажени преодолели рывком, только несколько лестниц застряло в слишком густом кустарнике, и трое гренадер без касок выдергивали их оттуда.
Когда генерал-майор оказался наверху, то увидел, что лестницы не только приставлены к стенам, но по ним уж взбираются его офицеры. В свете факела Рибас увидел неуклюжего капитана Карла Люберха. Он карабкался по лестнице так невозмутимо, как будто решил посмотреть старую мебель на своем чердаке. Пехотный капитан Воинов, стоя на лестнице, отбивался шпагой от турка. Небо на краешке востока стало серым, силуэты турецких судов выступили из тьмы. Они выстроились вогнутой от залива подковой. Силуэтов иных судов видно не было. Эскадра Войновича не пришла, а на турецком линейном вспыхнули огни, ядро под ногами генерала сочно шлепнулось в глину и не разорвалось.
Несколько баркасов с турками отвалило от берега. Их упустил Воейков, занимавший форштадт. Белян кстати оказался рядом, и Рибас отправил его к Воейкову поторопить секунд-майора. Потом, как и Трубников, вскарабкался по лестнице на стену, пробежал до круглой башни – бой шел внутри замка, и Рибас, обнаружив ступени, спустился туда, где со всех сторон в полутьме слышались крики, возгласы «Оман!», стоны. Стараясь достичь каменной лестницы, на Рибаса набежал янычар. Выпад со шпагой в руке остановил его. Генерал стоял согнувшись, ожидая нового нападения, но увидел закопченное лицо Хвостова.
– Кончено, – сказал полковник.
– А казармы?
– Там и в комендантском доме заперлись. Но это уж пустяки.
– Пусть толмач им скажет, что мы имеем приказ не задерживаться здесь и через четверть часа взорвем пороховой погреб.
Он прислушался и с удивлением отметил, что турецкий флот прекратил стрельбу. Чтобы выяснить причину, Рибас немедленно поднялся на стену. Серое предутрье над морем позволяло хорошо рассмотреть османские суда. Батарея Меркеля на многих из них разбила оснастку, кое-где на палубах дымило. Турецкий флот снимался с якоря. «Неужели Гуссейн-паша решил увести свои суда?» Рибас обернулся – увидел рядом несколько офицеров. Конечно же у всех на устах был вопрос: где же наш флот? Внизу, под стеной появился Белян:
– Воейков взял форштадт в штыки! Он уже на другой стороне!
Рибас с офицерами перешел на другую стену, и они увидели, что местность под стенами наполнена русскими войсками. Тем временем, из казарм и комендатского дома выходили янычары, бросали оружие на землю, шли к стене, где садились на корточки и, охватив головы руками, ожидали своей участи. Капитан Волков вел по двору замка богато одетого турка. Рядом шел толмач.
– Ахмет-паша! – крикнул снизу Волков Рибасу.
– Спроси-ка у него, – сказал генерал толмачу, не спускаясь со стены, – не ждет ли он десант с флота?
Толмач перевел вопрос и нескладно пояснил ответ:
– Он ничего не ждет. Из Аккермана помощи ждали.
– Много ли войска в Аккермане?
– Две тыщи они говорят.
Другие пленные называли цифру от шестисот до шести тысяч. Рибас поворотился лицом к морю – замысел Гуссейн-паши стал ему ясен: турецкие суда не собирались уходить в море. Они перемещались по заливу вправо.
– Трубников! – крикнул генерал, и капитан поспешил к нему. – Добудь коня и во весь опор к Меркелю! Батарею снять. Поставить правее замка. Афронт перед их флотом. Только живо!
Лошадь капитану. быстро сыскали в пристройке к замку, помогли спуститься в овраг, а потом и к берегу, и капитан без седла ускакал к батарее. От казаков прибыли сотники Лапин и Сеняпин. – Наперебой докладывали:
– Из крепости их много убежало! И со Слободки. Тикали, аж пятки сверкали. Пан полковник приказал ударить, а как мы ударили, они аж сели! Некуда им бежать было.
Рибас обратился к стоявшему рядом капитану Люберху:
– Карл Иванович, снеситесь с Воейковым. Пусть уводит солдат и казаков с берега.
Офицеры в недоумении переглянулись: неповоротливому Люберху что-то поручают? Но генерал запомнил лицо капитана, когда он взбирался по лестнице, и теперь был уверен: этот человек исполнит приказ с толком.
– Кто с флагом на башню взобрался? – спросил он у офицеров.
– Сандерс.
Лифляндец чинно поклонился Рибасу и гордо отвернулся. Что ж, победителей не судят. Двух дежурных офицеров генерал послал к подходившим частям Гудовича, чтобы не вышли к берегу. И вовремя: турецкий флот, закончив свой маневр вправо, начал обстрел побережья. Но и Трубников успел снять батарею Меркеля с перешейка, артиллеристы установили орудия почти у кромки берега и началась дуэль. По огням Рибас насчитал на турецких судах больше пятидесяти орудий. У Меркеля было четырнадцать, но стрелял он так отменно, так прицельно, что турецкая флотилия попятилась из залива, а два судна получили такие серьезные повреждения, что спустили флаги и пошли к берегу.
– Встречайте гостей, господа офицеры! – весело сказал генерал и обратил внимание на то, что турецкие суда да с большим трудом выходят из залива. Теперь ему отчасти стала ясна причина отсутствия эскадры Войновича: в открытом море разыгрался нешуточный шторм. На берегу он не ощущался.
Верхами прискакал генералитет – Гудович, Безбородко, Шереметьев, Мекноб. Рибас встретил их в воротах замка, коротко доложил Гудовичу обстоятельства ночного боя. I – Поспешил, но победил, – мрачно сказал Гудович. – Ну да победителей не судят.
Шереметьев и Мекноб поздравили Рибаса. Илья Безбородко старательно отводили глаза. Наедине он сказал Рибасу:
– Я в отчаяньи. Пропадать все лето под Очаковым, ожидая дела и не участвовать в нем… – он выругался.
– Отчего же Гудович не послал вас к маяку, как я предлагал?
– Этот старый пень… – он снова выругался.
– Досадно, – посочувствовал Рибас.
– Сколько времени упущено!
– Я напишу Попову, чтобы он похлопотал о вашем переводе к войскам на Днестр, – предложил Рибас.
Тем временем явились Меркель, Воейков, Чепега и Белой вместе с донскими сотниками. Все докладывали об отличившихся в деле. В доме паши Рибас написал рапорт, велел писарю снять копию и подал рапорт Гудовичу. Тот бегло просмотрел написанное и сел писать свой рапорт Потемкину. Спустя получас Гудович показал Рибасу этот рапорт.
«14 сентября. Гаджибей. Повеление Вашей Светлости исполнено. Сего утра Гаджибей взят штурмом. Господин генерал-майор и кавалер Рибас вел атаку передовым корпусом, к которому я придал прежде батальон Троицкого пехотного полку, а вчера ввечеру отрядил еще вдобавок к осадным и полевым орудиям батарею, состоящую из 10 орудий для стреляния по неприятельским судам… В добычу от неприятеля получено 8 пушек, несколько знамен, из которых четыре целых, а прочие порваны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170