Двадцатитрехлетний баловень судьбы, чином бригадир, своеобразно отрекомендовал свою сестру:
– Опасайтесь ее, адмирал. Она всегда при оружии. С пистолетами не расстается и во время сна.
Двадцативосьмилетняя красавица Ольга в серебристом платье-полонезе выглядела юной невестой. Она была замужем за действительным статским советником Александром Жеребцовым.
– Валериан мне рассказывал о вас, – сказала она. – Хорошо, что при Измаиле вы были рядом. Потемкин непременно бы послал брата в самое опасное место на верную смерть.
– У редута Табия как раз и было самое опасное место, – возразил Валериан.
– Для тебя самое опасное место в офицерских холостых домах, куда девиц водят, – заявила сестра.
Венгерское вино и гусь под луковым взваром оказались отменны. В середине обеда явился Николай Зубов – старший из братьев. Это был тридцатилетний рослый плечистый генерал, обладающий невероятной физической силой. Он выпил водки и покраснел лицом, как вареный рак. Он ничем не походил на братьев. Валериан по сравнению с ним казался нежным херувимом с девичьим лицом.
Год назад все Зубовы во главе с отцом стали графами. Валериану и Платону императрица позволяла неограниченно пользоваться казенными средствами, и при игре в фараон Валериан иногда ставил по тридцать тысяч на карту. Екатерина говорила о нем: «герой во всей силе этого слова», «любезный мальчик», «резвуша моя». Платон ревновал.
Постепенно выяснилась и причина приглашения Рибаса: его расспрашивали о видах Суворова на брак дочери Натальи.
– Эльмпта генерал-аншеф не считает серьезным претендентом, – говорил Рибас. – С Салтыковыми родниться не хочет.
– Говорят и о князе Трубецком, как о женихе, – сказала Ольга.
– Да, этот премьер-майор приезжал в Херсон. Александру Васильевичу понравился.
– Но он же пьяница как и его должник отец! – воскликнул Валериан.
– А что граф дает за дочерью? – спросила Ольга.
– Точно не знаю, но кажется полторы тысячи душ и деревни.
– Полторы тысячи? – удивилась Ольга. – Разве это приданое?
«Куда они клонят? – думал Рибас. – Может быть, Валериан хочет осчастливить дочь Суворова предложением?» В это трудно было поверить: красавец не только запутался в своих бесчисленных романах, но и пальцем не шевелил, чтобы навести в этом хозяйстве хоть какой-нибудь порядок.
Адмиралу никак не удавалось повернуть разговор на вон дела, и только после обеда он сказал Валериану загадочно:
– На Юге есть возможность сэкономить миллион.
– Платон этим заинтересуется, – рассеянно ответил Валериан, нажал на головку трости и из нее выскочил кинжал. – Каково изобретение?
– Да. Занятно, – отвечал Рибас, стараясь скрыть осаду.
На следующий день, как обещал Суворову, он вместе с женой и дочерьми нанес визит полковнику и пииту Дмитрию Хвостову, у которого жила дочь Суворова. Пиит оказался настолько некрасив, что Настя шепнула мужу: «С таким лицом нельзя стать Овидием». Хвостов перемежал свою речь тяжеловесными стихами и заявил, что редко садится на коня, кроме Пегаса. Наталья Суворова выглядела скромной, бледной и тихой.
– Прочитай-ка нам, душенька, что тебе батюшка написал, – попросил ее пиит.
И дочь продекламировала стихи генерал-аншефа:
Когда любовь твоя велика есть к отцу,
Послушай старика, дай руку молодцу.
Но, впрочем, никаких не слушай вздоров,
Отец твой Александр, граф Рымникский Суворов.
– А как ты ему ответила? – спросил Хвостов, и девушка продолжила:
Все в свете пустяки – богатство, честь и слава:
Где нет согласия, там смертная отрава.
Где ж царствует любовь, там тысячи отрад,
И нищий мнит в любви, что он, как Крез, богат.
– Браво, – сказал адмирал.
Соня взяла Наташу за руки и закружила по гостиной. Катя неожиданно заплакала:
– Мне так жалко Натали.
– Но почему? – спросила мать.
– Ее выдадут замуж.
– Что же в этом плохого?
– Ее выдадут без любви. – Она горько рыдала.
Не только чувствительность тринадцатилетней Кати поразила отца, но он по-новому взглянул на старшую Соню – ей в этом году. семнадцать, невеста! «Мне кажется, что я еще и не жил, но дочери мои уже выросли!» Для гостей Наташа изящно сыграла «Куранту» Жана Люли, а потом с Катей и Соней весело пела: «Жан стучит к соседу: «Мой дружок Пьеро, дай-ка мне перо».
Адмирал написал Суворову, а через два дня получил приглашение встретиться с Платоном Зубовым на Дворцовой площади после развода караулов. Для обстоятельного разговора – не самое подходящее место, но что поделаешь? Рибас вышел на площадь из кареты – мимо проскакал на английском жеребце Валериан. Платон на белом скакуне с черными бабками красовался неподалеку. Рибас подошел. Под ногами хрустел декабрьский ледок. Платон гарцевал над адмиралом, даже не кивнув на поклон. Рибас отметил: несмотря на то, что фаворит в седле, сразу заметно: он невысок ростом, но ловок, статен, широкоплеч.
– Где ваш миллион, адмирал? – спросил Плато без тени улыбки на приятном высоколобом лице.
– Счастлив вручить его вам, – Рибас протянул приготовленные бумаги и чертежи, но фаворит не пошевелился, чтобы их принять. Это сделал лихой адъютант-гусар: подскакал, склонился из седла, выхватил документы.
– Александр Васильевич одобряет ваши планы? – спросил Платон.
– Вал будущей крепости при Хаджибее на сто двадцать пушек повелением генерал-аншефа закончен.
– На сто двадцать? – переспросил Зубов. – Очень хорошо. Генерал знает, что потребно нам теперь.
Он кивнул, поскакал со свитой ко дворцу. В окне второго этажа Рибас разглядел пятно лица – императрица. Любуется статью своего героя. «Узнала ли она меня? Спросит ли: с кем встретился Платон?» Адмирал неспроста упомянул о пушках – граф Платон был назначен генерал-фельдцехмейстером, начальником всей армейской и крепостной артиллерии.
Встреча с фаворитом на Дворцовой, ее обстоятельства весьма не понравились жене Насте.
– Уверена, что ты в списках масонов. Иначе он принял бы тебя лучше.
В самом деле: в письмах Платон Зубов был куда любезнее с адмиралом. Настя, что-то вспомнив, продолжала:
– Ах, я тебе не говорила! У нас в нижнем этаже был обыск!
– Как? Когда?
– В прошлом году. Это моя оплошность. Разрешила сдать несколько комнат с выходом к Летнему саду под типографию.
– Кому?
– Дмитриевскому. О нем хорошо отзывались. Но в типографии поселился его компаньон Иван Крылов. Престранная личность. Каждый день купался в Лебяжьей канавке. Окна не занавешивал, а по комнатам ходил чуть ли не голый. Гуляющие по Летнему саду жаловались: совестно гулять, когда в окнах у нас голый бегает. Полицмейстер приходил, просил его одеваться.
– Что же он печатал?
– Афиши. Журнал «Зритель». Обыск у него был от Зубова. Но ничего предосудительного не нашли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170
– Опасайтесь ее, адмирал. Она всегда при оружии. С пистолетами не расстается и во время сна.
Двадцативосьмилетняя красавица Ольга в серебристом платье-полонезе выглядела юной невестой. Она была замужем за действительным статским советником Александром Жеребцовым.
– Валериан мне рассказывал о вас, – сказала она. – Хорошо, что при Измаиле вы были рядом. Потемкин непременно бы послал брата в самое опасное место на верную смерть.
– У редута Табия как раз и было самое опасное место, – возразил Валериан.
– Для тебя самое опасное место в офицерских холостых домах, куда девиц водят, – заявила сестра.
Венгерское вино и гусь под луковым взваром оказались отменны. В середине обеда явился Николай Зубов – старший из братьев. Это был тридцатилетний рослый плечистый генерал, обладающий невероятной физической силой. Он выпил водки и покраснел лицом, как вареный рак. Он ничем не походил на братьев. Валериан по сравнению с ним казался нежным херувимом с девичьим лицом.
Год назад все Зубовы во главе с отцом стали графами. Валериану и Платону императрица позволяла неограниченно пользоваться казенными средствами, и при игре в фараон Валериан иногда ставил по тридцать тысяч на карту. Екатерина говорила о нем: «герой во всей силе этого слова», «любезный мальчик», «резвуша моя». Платон ревновал.
Постепенно выяснилась и причина приглашения Рибаса: его расспрашивали о видах Суворова на брак дочери Натальи.
– Эльмпта генерал-аншеф не считает серьезным претендентом, – говорил Рибас. – С Салтыковыми родниться не хочет.
– Говорят и о князе Трубецком, как о женихе, – сказала Ольга.
– Да, этот премьер-майор приезжал в Херсон. Александру Васильевичу понравился.
– Но он же пьяница как и его должник отец! – воскликнул Валериан.
– А что граф дает за дочерью? – спросила Ольга.
– Точно не знаю, но кажется полторы тысячи душ и деревни.
– Полторы тысячи? – удивилась Ольга. – Разве это приданое?
«Куда они клонят? – думал Рибас. – Может быть, Валериан хочет осчастливить дочь Суворова предложением?» В это трудно было поверить: красавец не только запутался в своих бесчисленных романах, но и пальцем не шевелил, чтобы навести в этом хозяйстве хоть какой-нибудь порядок.
Адмиралу никак не удавалось повернуть разговор на вон дела, и только после обеда он сказал Валериану загадочно:
– На Юге есть возможность сэкономить миллион.
– Платон этим заинтересуется, – рассеянно ответил Валериан, нажал на головку трости и из нее выскочил кинжал. – Каково изобретение?
– Да. Занятно, – отвечал Рибас, стараясь скрыть осаду.
На следующий день, как обещал Суворову, он вместе с женой и дочерьми нанес визит полковнику и пииту Дмитрию Хвостову, у которого жила дочь Суворова. Пиит оказался настолько некрасив, что Настя шепнула мужу: «С таким лицом нельзя стать Овидием». Хвостов перемежал свою речь тяжеловесными стихами и заявил, что редко садится на коня, кроме Пегаса. Наталья Суворова выглядела скромной, бледной и тихой.
– Прочитай-ка нам, душенька, что тебе батюшка написал, – попросил ее пиит.
И дочь продекламировала стихи генерал-аншефа:
Когда любовь твоя велика есть к отцу,
Послушай старика, дай руку молодцу.
Но, впрочем, никаких не слушай вздоров,
Отец твой Александр, граф Рымникский Суворов.
– А как ты ему ответила? – спросил Хвостов, и девушка продолжила:
Все в свете пустяки – богатство, честь и слава:
Где нет согласия, там смертная отрава.
Где ж царствует любовь, там тысячи отрад,
И нищий мнит в любви, что он, как Крез, богат.
– Браво, – сказал адмирал.
Соня взяла Наташу за руки и закружила по гостиной. Катя неожиданно заплакала:
– Мне так жалко Натали.
– Но почему? – спросила мать.
– Ее выдадут замуж.
– Что же в этом плохого?
– Ее выдадут без любви. – Она горько рыдала.
Не только чувствительность тринадцатилетней Кати поразила отца, но он по-новому взглянул на старшую Соню – ей в этом году. семнадцать, невеста! «Мне кажется, что я еще и не жил, но дочери мои уже выросли!» Для гостей Наташа изящно сыграла «Куранту» Жана Люли, а потом с Катей и Соней весело пела: «Жан стучит к соседу: «Мой дружок Пьеро, дай-ка мне перо».
Адмирал написал Суворову, а через два дня получил приглашение встретиться с Платоном Зубовым на Дворцовой площади после развода караулов. Для обстоятельного разговора – не самое подходящее место, но что поделаешь? Рибас вышел на площадь из кареты – мимо проскакал на английском жеребце Валериан. Платон на белом скакуне с черными бабками красовался неподалеку. Рибас подошел. Под ногами хрустел декабрьский ледок. Платон гарцевал над адмиралом, даже не кивнув на поклон. Рибас отметил: несмотря на то, что фаворит в седле, сразу заметно: он невысок ростом, но ловок, статен, широкоплеч.
– Где ваш миллион, адмирал? – спросил Плато без тени улыбки на приятном высоколобом лице.
– Счастлив вручить его вам, – Рибас протянул приготовленные бумаги и чертежи, но фаворит не пошевелился, чтобы их принять. Это сделал лихой адъютант-гусар: подскакал, склонился из седла, выхватил документы.
– Александр Васильевич одобряет ваши планы? – спросил Платон.
– Вал будущей крепости при Хаджибее на сто двадцать пушек повелением генерал-аншефа закончен.
– На сто двадцать? – переспросил Зубов. – Очень хорошо. Генерал знает, что потребно нам теперь.
Он кивнул, поскакал со свитой ко дворцу. В окне второго этажа Рибас разглядел пятно лица – императрица. Любуется статью своего героя. «Узнала ли она меня? Спросит ли: с кем встретился Платон?» Адмирал неспроста упомянул о пушках – граф Платон был назначен генерал-фельдцехмейстером, начальником всей армейской и крепостной артиллерии.
Встреча с фаворитом на Дворцовой, ее обстоятельства весьма не понравились жене Насте.
– Уверена, что ты в списках масонов. Иначе он принял бы тебя лучше.
В самом деле: в письмах Платон Зубов был куда любезнее с адмиралом. Настя, что-то вспомнив, продолжала:
– Ах, я тебе не говорила! У нас в нижнем этаже был обыск!
– Как? Когда?
– В прошлом году. Это моя оплошность. Разрешила сдать несколько комнат с выходом к Летнему саду под типографию.
– Кому?
– Дмитриевскому. О нем хорошо отзывались. Но в типографии поселился его компаньон Иван Крылов. Престранная личность. Каждый день купался в Лебяжьей канавке. Окна не занавешивал, а по комнатам ходил чуть ли не голый. Гуляющие по Летнему саду жаловались: совестно гулять, когда в окнах у нас голый бегает. Полицмейстер приходил, просил его одеваться.
– Что же он печатал?
– Афиши. Журнал «Зритель». Обыск у него был от Зубова. Но ничего предосудительного не нашли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170