– Он взглянул на часы и стал одеваться. – Мне пора к орудиям. Они при ставке Потемкина. Я тебя провожу.
Условившись с братом встретиться вечером, Рибас отыскал Попова. Тот, выслушав сетования полковника, сказал:
– Не повезло вам, Осип Михайлович. Но кто же знал, что маркиз Галло так поведет себя.
– Как бы мне избавиться от труда сопровождать его? – спросил Рибас.
– Я доложу князю. Идемте.
В синем со звездами шатре Потемкин сидел в кресле перед корзиной ранних вишен. Ел вишни одну за одной, выщелкивая косточки пальцами в сторону полога. Расстегнутая на груди рубашка была в пятнах.
– Не собирается ли маркиз восвояси? – спросил он Рибаса.
– Пока не сосчитает все корабли, гарнизоны, полки, вряд ли, – ответил Рибас.
– Не турецкие ли шпионы твои неаполитанцы?
– Я думаю, они от того так дотошны, что хотят представить королю точное соотношение сил на Черном море, – дипломатично сказал Рибас.
– Каким путем они хотят уезжать? Сушей, на Вену? – спросил князь.
– Нет. Через турецкие проливы на Неаполь.
Потемкин встал, позвонил в колокольчик. Появились два камердинера и стали облачать князя в шитые золотом одежды, а он при этом говорил полковнику:
– Меня не беспокоит, что депутация Галло чересчур интересуется всем. Пусть смотрят, считают, записывают. Турки и без них глаза и уши тут имеют. Не испугали бы они только своими сведениями короля Фердинанда. Он и сейчас некоторые свои порты закрыл для наших судов. А в другие разрешил входить только трем русским судам одновременно. – Уходя, князь лишь сказал: – Жди.
Только к полуночи Рибас пришел к палатке брата, где его ждал стол с татарской ежевичной водкой, фруктами, а на костре дымил котел с чорбой. Екатерина наградила Галло тремя тысячами золотых рублей и ратифицировала «Трактат дружбы, мореплавания и торговли».
– Значит, теперь ты останешься здесь? – обрадовался Эммануил.
– Увы. Еду с маркизом в Севастополь.
Они говорили о младших братьях, условились, что напишут им и посоветуют приехать в Россию и вступить в русскую службу. Узнав, что Джузеппе будет посылать деньги матери из Севастополя, Эммануил заставил брата взять и от него пятьсот рублей. Эммануил много пил, хвастал успехами у керченских дам и заявил, что в случае войны отправится в самое пекло, так как палить между тостами ему надоело. Утром они простились.
В Севастополе все повторилось: не было канатного сарая или порохового погреба, куда не заглянули бы люди маркиза Галло. Джачинто Верри откровенно посмеивался, поглядывая на сопровождавшего неаполитанцев Рибаса. Затем Галло объявил, что объедет на фрегате порты Тавриды, а Рибас, сказавшись больным, освободил себя от этой поездки и отправился к Войновичу, где застал Виктора Сулина.
Он не успел ни о чем расспросить Виктора, как Войнович, распорядившись об обеде, сказал:
– Жаль, что вы не были здесь двадцать второго. Пойдемте-ка, – предложил он, они вышли из дома в сад, и Войнович указал вверх на Инкерманскую гору, где белело одноэтажное здание. – Представьте, в этом летнем дворце обедали их величества, свита, посланники. В зале мрачно, неуютно. Южные окна занавешены. Глянешь в другие – там скалы, дикие неприглядные места. Посмотреть не на что. Что за блажь: принимать государей в таком гиблом месте! Но Потемкин все рассчитал. Только гости без музыки заскучали, только пригубили вина – занавеси на южных окнах раскрылись по волшебству, сами собой, и музыка грянула, гости – к окнам. А там – Дивная картина на майском море! На рейде, на серебряной ряби – сорок судов! Говорят, у англичанина Фиц-Герберта икота началась. И тут же кончилась от испуга, когда «Слава Екатерины» дала залп.
Войнович продолжал живописать, как был допущен к руке императрицы, как мальтийцы преподнесли Екатерине пальмовую ветвь и как снова начал икать англичанин, когда бомбардирское судно «Страшный» с пяти выстрелов поджег городок, специально выстроенный на рейде.
– Но Потемкин и огорчил Екатерину, – сказал Виктор. – Когда она поехала любоваться Байдарской долиной, то на пути встретила… кого бы вы думали? Амазонок! Да, женскую роту греческой дивизии Балаклавского батальона.
– Чем же могли огорчить амазонки? – пожал плечами Войнович. – Для наших краев это великолепный сюрприз!
– А тем, что не своим прямым делом заняты, – смеялся Виктор. – В Новороссии мужского населения втрое больше, чем женского. Так что амазонок взяли с собой в Бахчисарай, и свитские офицеры усердно начали исправлять эту ошибку Потемкина.
Войнович ушел в дом, Виктор рассказывал о себе:
– Живу здесь рядом. Снял дом у флотской вдовы. Привожу в порядок записи своих путешествий. По русским понятиям тружусь, а вообще-то сибаритствую. Как вы?
Рибас рассказал.
– Не хочется возвращаться в Новоселицу? – спросил Виктор.
– Я не знаю места, в которое мне хотелось бы возвращаться, – сказал Рибас. – Честно говоря, встреча с соотечественниками выбила меня из колеи. Я отвык от неаполитанской вздорности и кичливости. Да, провести в Новоселице три года – эти испытание на выдержку. Но я рассчитывал на совсем другие результаты. Я выполнял поручение Потемкина быть при Галло, и это же поручение помешало мне стать бригадиром. Дело не в чине, но жизнь как-будто остановилась. Оглядываясь назад, остается удивляться и пожимать плечами: что бы я ни начинал – все заканчивается неудачей.
– Вы полковой командир блестящего полка, вам дают ответственное поручение, – начал было Виктор, но Рибас прервал его:
– Не то, не то. Я по натуре обстоятельный человек. Если что-то начинаю, то обдумываю все до мелочей, стараюсь предвидеть последствия. Но сами посудите: с дипломатической карьерой ничего не вышло. Глупое масонство не помогло. Поездка в Европу по поручению Екатерины кончилась ничем. Полк мой отмечен, но я уже семь лет всего лишь полковник. В чем все-таки дело? Может, в моей связке нет каких-то ключей? Может быть, во мне много, как бы это выразиться, чересчур самого себя? Служа при Потемкине, надо чуть-чуть быть Потемкиным? А моя игра слишком самостоятельна и, когда идет к выигрышу, кто-то передергивает карты?
– Не знаю, что вам ответить, – сказал Виктор. – Все это жизнь, и мы на нее обречены.
– Мне кажется, если ничего не произойдет в ближайшее время, я потеряю вкус к такой жизни, – ответил Рибас.
Он поселился у Виктора, читал, жил анахоретом, бродил по побережью. Депутация Галло после дотошного осмотра Керчи вернулась в Севастополь, и маркиз на фрегате под русским флагом заспешил в Константинополь. На прощанье он горделиво сказал Рибасу:
– Моя миссия выполнена чрезвычайно удачно. О вашем участии в ней будет известно в Неаполе.
И Джачинто Верри, наконец, высказал то, что было у него на уме все это время:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170