танцуют, показывают живые картинки, представляют французскую комедию и всем желающим дают объяснения о скульптурах, будь-то «Вакх и Меркурий» или «Венера спящая». А играет в саду великий оркестр роговой музыки Григория Орлова.
О том, чтобы посетить праздник смолянок, речь идти не могла: высокие сапоги Джузеппе были в грязи, и он было решил спуститься к своим гребцам, но из проезжавшей мимо открытой кареты послышался звонкий смех, он оглянулся – карета остановилась. Анастази стояла в ней, повернувшись к Рибасу.
– Уж не топиться вы собрались, мой кавалер? – весело спросила она, и он сразу ощутил, что Анастази рада встрече и ответил в тон:
– Когда Парис подолгу не видит Елену, его все время тянет к воде.
– Неужели так велики препятствия, чтобы не видеть Елены?
Рибас подошел ближе, жестом указал на Неву:
– Он живет на Васильевском. Река их разъединяет. Поэтому он решил строить мост и сейчас выбирает место для него.
– Так молод и так предприимчив. Браво, – сказала она. – Но вы не шутите?
– Второй месяц занимаюсь этим мостом.
– Тогда вам нужно непременно повидаться с Иваном Ивановичем Бецким. Он заведует императорскими строениями.
– Я не представлен ему.
– Нет ничего проще. Я поговорю с ним и вас известят.
Она сделала знак кучеру, улыбнулась, опустилась на сиденье и карета умчалась.
Кирьяков и Виктор шестого июня, в день рождения Рибаса, устроили «скромный ужин с марцифановыми и печерскими пирогами». Петруччо, осознав влюбленность Джузеппе в воспитанницу Бецкого, сказал коротко:
– Женись. Горя не будешь знать.
– Да, – подтвердил Виктор. – Когда богини начинают покровительствовать в делах, на них женятся.
– Я не думал об этом.
– У вас все впереди, – заверил Виктор. – Конечно, партия отличная. Анастасия Ивановна – любимая камер-фрау императрицы. Образована, умна. Каждый день при дворе. Присовокупим к этому влияние Бецкого. Да, весьма скоро вы не будете нуждаться в моих услугах.
– Я обременяю вас, но я обязан вам всем.
Виктор грустно покачал головой:
– Вот вам пророчество: вы женитесь, и все будут говорить, что вы женились на деньгах. Бецкий обеспечит вам карьеру. Вы станете сибаритом, ленивым барином, для которого пустяки имеют вселенское значение, а великие дела вызывают раздражение. Вспомните тогда этот разговор. Я почему-то думал, что вы созданы господом совсем для другого.
Сомнения Виктора Рибас беспечно отнес к чувству ревности: Сулин привык заботливо опекать неофита, а тот уже выходил на собственную стезю. Однако перед визитом к Бецкому Виктор придирчиво осмотрел экипировку Джузеппе, отверг фрак, настоял на легком голубом полукафтане, выбрал парик и пудру под вздохи эконома, что пудра нынче дороже лошадей.
В покрытой коричневым английским лаком коляске визитер отправился привычным путем из шестой линии мимо церквей, рынка, канатной фабрики к Неве. Кучер, в подаренной круглой итальянской шляпе, гордо посматривал на квасников, торговцев гречневиками, которых по дороге попалось необычно много. Любопытствующие расходились с берегов после необычного зрелища: десятка два верблюдов, впряженных в бечеву, протащили по Неве недостроенный корабль.
Миновали Исакиевский мост, обогнули Адмиралтейство и выехали на площадь, где стоял Гром-камень. На Большой Исакиевской Рибас заехал на почтовый двор – писем из Неаполя не оказалось. Зимний дворец был тих и пуст – двор недавно снялся в Царское. Коляска весело летела по Миллионной до Царицына луга, где у Лебяжьей канавки стоял дом в два высоких этажа и один низкий с двумя башенками по углам. Джузеппе, прихватив с собой книги, вошел в первый этаж, где его встретил сонный слуга, а две девицы, выбежав из одних дверей, смеясь, скрылись в других. Джузеппе ничего не успел сказать слуге, как по лестнице сошел человек средних лет в синем кафтане.
– Иосиф де Рибас? – осведомился он.
– Да.
Синекафтанный вдруг заулыбался и с трудом выговорил по-итальянски:
– О, как давно я не встречался с вами! Я – Хозицкий. Секретарь. Марк Антонович.
– Весьма приятно, – с недоумением отвечал визитер.
– Мне всегда было приятно. Особенно вчера. Я получил письмо из Москвы, – продолжал странную абракадабру секретарь, приглашая жестом следовать за собой. Они поднимались по парадной лестнице. На втором этаже через раскрытые двери зала и кабинета сновали слуги, шла уборка помещений.
– Идемте, – сказал секретарь по-итальянски и добавил многозначительно:
– Иван Иванович висит в саду.
«Прекрасно. Сейчас мы посмотрим, как он висит. Но что все это значит?»
– Он сегодня давно там, – продолжал Марк Антонович. – У него родилось много желтых детей.
Нет, секретарь был серьезен и на сумасшедшего не похож. Они прошли анфиладу комнат, куда-то поднялись по скрипучей лестнице и вдруг послышался визгливый с хрипотцой голосок: «Жан! Я вас обожаю, Жан!»
Это было сказано по-французски. «Куда он ведет меня и свидетелем какой сцены мы сейчас станем?»… Но секретарь растворил последнюю дверь и они оказались в саду-оранжерее. Спиной к ним стоял человек в таком широком маслянистого зеленого шелка шлафроке, что в нем поместились бы еще и Джузеппе, и секретарь.
– Иван Иванович, у нас гость, – сказал Марк Антонович.
Бецкий повернулся. Высокий лоб, серо-голубые спокойные глаза, усталое, но для его лет моложавое лицо, капризные губы, парик без кошелька… Рибас поклонился. В ответ тень улыбки и быстрый французский говорок:
– Очень рад, как поживаете, с чем хорошим к нам пожаловали?
На какой вопрос отвечать в первую очередь? Но ответить ему не дали:
– Взгляните, какая прелесть…
На столе стояла корзинка, в которой копошилось десятка два цыплят. «Желтые дети» – вспомнились слова секретаря.
– А вот и кувез!
Кувезом – наседкой оказался большой ящик с фитильной лампой для обогрева.
– Любопытная новинка, – сказал Бецкий. – Эта наседка способна родить столько, сколько положишь в нее яиц. Как вам это нравится?
– Превосходно, – неопределенно ответил Рибас.
– Появились на свет сегодня, к вашему приходу. Как вы нашли Алешу?
– Алешу?…
– Кажется, вы перевозили его из Лейпцига в Италию.
Вот оно что! А Джузеппе и думать забыл об этом. Впрочем, если Иван Иванович и в самом деле имеет отношение к рождению императрицы Екатерины, то Алеша ему внук… Вопрос вполне уместен.
– Я расстался с ним в пизанском доме осенью прошлого года, – отвечал Рибас. – Тогда мальчик был здоров, загорел, мы с ним часто бывали на побережье. Он бойко говорит по-немецки, немного хуже по-французски, а итальянский схватывал на лету.
– На лету? Чудесно.
– Очень живой, с хорошими музыкальными данными мальчик.
– С музыкальными? Как это хорошо. Мне говорили, что он к вам весьма привязан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170
О том, чтобы посетить праздник смолянок, речь идти не могла: высокие сапоги Джузеппе были в грязи, и он было решил спуститься к своим гребцам, но из проезжавшей мимо открытой кареты послышался звонкий смех, он оглянулся – карета остановилась. Анастази стояла в ней, повернувшись к Рибасу.
– Уж не топиться вы собрались, мой кавалер? – весело спросила она, и он сразу ощутил, что Анастази рада встрече и ответил в тон:
– Когда Парис подолгу не видит Елену, его все время тянет к воде.
– Неужели так велики препятствия, чтобы не видеть Елены?
Рибас подошел ближе, жестом указал на Неву:
– Он живет на Васильевском. Река их разъединяет. Поэтому он решил строить мост и сейчас выбирает место для него.
– Так молод и так предприимчив. Браво, – сказала она. – Но вы не шутите?
– Второй месяц занимаюсь этим мостом.
– Тогда вам нужно непременно повидаться с Иваном Ивановичем Бецким. Он заведует императорскими строениями.
– Я не представлен ему.
– Нет ничего проще. Я поговорю с ним и вас известят.
Она сделала знак кучеру, улыбнулась, опустилась на сиденье и карета умчалась.
Кирьяков и Виктор шестого июня, в день рождения Рибаса, устроили «скромный ужин с марцифановыми и печерскими пирогами». Петруччо, осознав влюбленность Джузеппе в воспитанницу Бецкого, сказал коротко:
– Женись. Горя не будешь знать.
– Да, – подтвердил Виктор. – Когда богини начинают покровительствовать в делах, на них женятся.
– Я не думал об этом.
– У вас все впереди, – заверил Виктор. – Конечно, партия отличная. Анастасия Ивановна – любимая камер-фрау императрицы. Образована, умна. Каждый день при дворе. Присовокупим к этому влияние Бецкого. Да, весьма скоро вы не будете нуждаться в моих услугах.
– Я обременяю вас, но я обязан вам всем.
Виктор грустно покачал головой:
– Вот вам пророчество: вы женитесь, и все будут говорить, что вы женились на деньгах. Бецкий обеспечит вам карьеру. Вы станете сибаритом, ленивым барином, для которого пустяки имеют вселенское значение, а великие дела вызывают раздражение. Вспомните тогда этот разговор. Я почему-то думал, что вы созданы господом совсем для другого.
Сомнения Виктора Рибас беспечно отнес к чувству ревности: Сулин привык заботливо опекать неофита, а тот уже выходил на собственную стезю. Однако перед визитом к Бецкому Виктор придирчиво осмотрел экипировку Джузеппе, отверг фрак, настоял на легком голубом полукафтане, выбрал парик и пудру под вздохи эконома, что пудра нынче дороже лошадей.
В покрытой коричневым английским лаком коляске визитер отправился привычным путем из шестой линии мимо церквей, рынка, канатной фабрики к Неве. Кучер, в подаренной круглой итальянской шляпе, гордо посматривал на квасников, торговцев гречневиками, которых по дороге попалось необычно много. Любопытствующие расходились с берегов после необычного зрелища: десятка два верблюдов, впряженных в бечеву, протащили по Неве недостроенный корабль.
Миновали Исакиевский мост, обогнули Адмиралтейство и выехали на площадь, где стоял Гром-камень. На Большой Исакиевской Рибас заехал на почтовый двор – писем из Неаполя не оказалось. Зимний дворец был тих и пуст – двор недавно снялся в Царское. Коляска весело летела по Миллионной до Царицына луга, где у Лебяжьей канавки стоял дом в два высоких этажа и один низкий с двумя башенками по углам. Джузеппе, прихватив с собой книги, вошел в первый этаж, где его встретил сонный слуга, а две девицы, выбежав из одних дверей, смеясь, скрылись в других. Джузеппе ничего не успел сказать слуге, как по лестнице сошел человек средних лет в синем кафтане.
– Иосиф де Рибас? – осведомился он.
– Да.
Синекафтанный вдруг заулыбался и с трудом выговорил по-итальянски:
– О, как давно я не встречался с вами! Я – Хозицкий. Секретарь. Марк Антонович.
– Весьма приятно, – с недоумением отвечал визитер.
– Мне всегда было приятно. Особенно вчера. Я получил письмо из Москвы, – продолжал странную абракадабру секретарь, приглашая жестом следовать за собой. Они поднимались по парадной лестнице. На втором этаже через раскрытые двери зала и кабинета сновали слуги, шла уборка помещений.
– Идемте, – сказал секретарь по-итальянски и добавил многозначительно:
– Иван Иванович висит в саду.
«Прекрасно. Сейчас мы посмотрим, как он висит. Но что все это значит?»
– Он сегодня давно там, – продолжал Марк Антонович. – У него родилось много желтых детей.
Нет, секретарь был серьезен и на сумасшедшего не похож. Они прошли анфиладу комнат, куда-то поднялись по скрипучей лестнице и вдруг послышался визгливый с хрипотцой голосок: «Жан! Я вас обожаю, Жан!»
Это было сказано по-французски. «Куда он ведет меня и свидетелем какой сцены мы сейчас станем?»… Но секретарь растворил последнюю дверь и они оказались в саду-оранжерее. Спиной к ним стоял человек в таком широком маслянистого зеленого шелка шлафроке, что в нем поместились бы еще и Джузеппе, и секретарь.
– Иван Иванович, у нас гость, – сказал Марк Антонович.
Бецкий повернулся. Высокий лоб, серо-голубые спокойные глаза, усталое, но для его лет моложавое лицо, капризные губы, парик без кошелька… Рибас поклонился. В ответ тень улыбки и быстрый французский говорок:
– Очень рад, как поживаете, с чем хорошим к нам пожаловали?
На какой вопрос отвечать в первую очередь? Но ответить ему не дали:
– Взгляните, какая прелесть…
На столе стояла корзинка, в которой копошилось десятка два цыплят. «Желтые дети» – вспомнились слова секретаря.
– А вот и кувез!
Кувезом – наседкой оказался большой ящик с фитильной лампой для обогрева.
– Любопытная новинка, – сказал Бецкий. – Эта наседка способна родить столько, сколько положишь в нее яиц. Как вам это нравится?
– Превосходно, – неопределенно ответил Рибас.
– Появились на свет сегодня, к вашему приходу. Как вы нашли Алешу?
– Алешу?…
– Кажется, вы перевозили его из Лейпцига в Италию.
Вот оно что! А Джузеппе и думать забыл об этом. Впрочем, если Иван Иванович и в самом деле имеет отношение к рождению императрицы Екатерины, то Алеша ему внук… Вопрос вполне уместен.
– Я расстался с ним в пизанском доме осенью прошлого года, – отвечал Рибас. – Тогда мальчик был здоров, загорел, мы с ним часто бывали на побережье. Он бойко говорит по-немецки, немного хуже по-французски, а итальянский схватывал на лету.
– На лету? Чудесно.
– Очень живой, с хорошими музыкальными данными мальчик.
– С музыкальными? Как это хорошо. Мне говорили, что он к вам весьма привязан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170