— А помните видение, которое вам показали в замке Малдемар? В нем говорилось, что вам предстоит однажды, после некоего большого сражения, отправиться в Триггойн. И я тоже видел этот город во сне, — объяснил Свор. — Он, скорее всего, решил, что Триггойн окажется тем самым местом, куда мы все направимся, если нам удастся уцелеть после преступного разрушения дамбы. Но так или иначе, он определенно отправился именно в Триггойн: гэйроги сказали, что он, покинув деревню, пошел по северной дороге.
— И, скорее всего, уже прибыл туда, — рассмеялся Престимион. — Септах Мелайн среди колдунов, что за неожиданное явление! Как вы думаете, добравшись туда, мы увидим его в мантии волшебника, и он будет приветствовать нас магическими телодвижениями? Он вполне способен найти в этом возможность для развлечения. — А затем он добавил уже совсем другим тоном: — Интересно, а как поживают мои братья?
— Абригант, конечно, убежал с Миолем, — ответил Гиялорис. — Как уже заметил Свор, у тех, кто находился на другой стороне реки, положение оказалось значительно легче.
А затем наступило напряженное молчание.
— А Тарадат? — спросил наконец Престимион. — Он был рядом со мной, когда дамба начала рушиться, а затем нас расшвыряло водой, и я больше его не видел.
— Я пытался спасти его, — чуть слышно проговорил Гиялорис, — клянусь перед Божеством, что пытался. Я держал одной рукой его, а другой Свора. Но тут накатила новая волна, и его у меня выдернуло. Поверьте, Престимион, я держал его, сколько мог, но еще немного, и я наверняка лишился бы руки, а потом его все равно смыло бы.
Престимион внезапно почувствовал, как на сердце опустилась свинцовая гиря. Но не подал виду.
— Но ведь даже и при таком сильном напоре воды он мог выплыть где-нибудь в безопасном месте, — сказал он, стараясь сохранить спокойный тон и бодрое выражение лица.
— Да. Конечно, это возможно, — тщательно подбирая слова ответил Гиялорис, но его голос не оставлял сомнений, что он сам не верит тому, что говорит.
— А теперь вы должны отдохнуть, — сказал Свор, прежде чем Престимион мог успеть задать следующий вопрос. — Вы еще далеко не в лучшем виде. А ведь сразу же после того, как вы окончательно придете в себя, нас ждет тяжелое путешествие.
2
Триггойн, город волшебников, лежал на изрядном расстоянии от северного края пустыни, удобно угнездившись в зеленой долине подле светлого, как стекло, круглого озера, над которым нависала густо поросшая лесом гора с раздвоенной вершиной. При взгляде с последнего поворота южного тракта, пересекавшего здесь холмистую гряду, он казался самым обычным местом, просто городом среднего размера, каких на Маджипуре было неисчислимое множество. Дул нежный прохладный свежий и благоуханный ветерок; заросшие травой обочины дороги блестели после недавно прошедшего дождя.
Всю жизнь Престимион то и дело слышал страшные рассказы о Триггойне, о пламенно-красных небесах и голубых блуждающих огоньках, которые днем и ночью светились в воздухе, о неумолчных стенаниях обитавших там во множестве бестелесных существ и о многом-многом другом. Но сейчас, когда он вместе со Свором и Гиялорисом спускался к приятному и даже веселому на вид городу, там не было видно ничего похожего на все эти ужасы. Впрочем, после однообразия и ужасов Валмамбры, скорее всего, чуть ли не любой город показался бы милым и симпатичным, отрезвляюще заметил он себе.
— Ну вот мы наконец-то здесь, — сказал Гиялорис. — Здесь мы найдем магов, к которым сможем наняться в услужение, и, возможно, даже сами научимся паре-другой волшебных уловок, с помощью которых заставим Корсибара в испуге спрятаться под материнскую юбку.
— Я завидую твердости вашей веры в волшебство, — отозвался Престимион. — Даже здесь, возле самых границ Триггойна, я все еще отказываюсь поверить, что в нем есть хоть какой-то прок.
— Да просто поверьте наконец своим глазам, Престимион! Всюду, куда бы вы ни кинули взгляд, вы увидите действие колдовства, и это действие является реальностью!
— Всюду, куда я только ни посмотрю, Гиялорис, я вижу лишь обман и иллюзии, которые уводят мир все глубже и глубже во тьму.
— А разве обманом маг вашей матери показал в своей чаше, как вы сами, собственной персоной, пересекаете Валмамбру? Разве иллюзорным был визит к нам в Лабиринте Талнапа Зелифора, когда он пришел, чтобы предупредить вас о существовании тайного врага, который поведет с вами борьбу за место в Замке, и об ужасной войне, которая вспыхнет в ходе этой борьбы? Разве было обманом, когда…
— Избавьте меня от продолжения, — попросил Престимион, загораживая лицо рукой. — У вас получится долгий и утомительный монолог, в котором вам придется перечислить все предзнаменования, которые я не смог или не захотел учесть на протяжении всего пути из Лабиринта сюда, а я и так изрядно устал за эти дни. Позвольте мне остаться самим собой, Гиялорис. По-видимому, моя душа не может слишком быстро избавляться от своих сомнений. Но ведь не исключено: то, что мне придется здесь увидеть, уменьшит мой скептицизм; кто знает?
— Если кто-нибудь из магов откроет мне заклинание, которое поможет вам поверить своим глазам, то я щедро вознагражу его за это, — отозвался Гиялорис.
— Да, — сказал Престимион, — думаю, что вы нашли верное решение: использовать колдовство, чтобы заставить меня в него поверить. Возможно, это единственный способ, которым это можно сделать. — И все трое рассмеялись. Но смеялись они по-разному. Свор и Гиялорис всю жизнь верили в магию и смеялись от всей души. Казалось, они были убеждены в том, что Престимион, выйдя из Триггойна, окажется совсем не тем человеком, который сейчас входил в него. Но смех Престимиона был принужденным. Вообще, все эти дни ему приходилось заставлять себя смеяться в ответ на какие-либо соответствующие реплики своих спутников. После трагедии у Мавестойской дамбы в его душе не осталось места для радости.
Внутри облик города оказался куда менее радостным и невинным, чем виделся с дороги. От мощеной площади, раскинувшейся сразу за воротами, хаотически разбегались во все стороны темные средневековые улицы, каждая из которых так извивалась и петляла, что не имела ни единого прямого отрезка длиннее полутора десятков шагов.
По сторонам улиц тянулись, тесно прижавшись друг к другу, узкие старомодные пятиэтажные дома горчичного цвета. Большая часть их имела остроконечные крыши и слепые фасады, лишь изредка прорезанные крошечными окошками. Порой пару каких-нибудь зданий разделял узкий проход, но каждый из этих коридоров казался закрытым. Оттуда, из темноты, до путников доносился шепот, иногда они чувствовали на себе внимательные, пристальные и недружелюбные взгляды и, случалось, замечали две пары зеленых глаз:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171