Он чувствовал колоссальную усталость, как будто два, а то и три раза за один день пересек выжженную солнцем Валмамбру. Теперь он — корональ Маджипура, властелин целого мира. Но почему от этой мысли он не испытывает никакой радости?
Что ж, возможно, радость когда-нибудь придет, предположил он. Он еще увидит огромный Маджипур, весь зеленый и пылающий, такой, каким он видел его в своем видении — всего лишь маленький мячик на ладони. Он будет держать мир в руках, заботиться о нем, лелеять и защищать его и его обитателей до самой своей смерти. Но сейчас, в день триумфа и невосполнимых потерь, он испытывал лишь усталость и скорбь. Он понял, что минувшие несколько лет стали тяжелым испытанием для него, и со временем ему предстоит исцелиться. Ведь он ожидал, что корону ему поднесут на роскошном блюде, как бесчисленному количеству живших до него короналей. Оказалось, что не это было предначертано ему судьбой. Теперь он знал, что корону необходимо было заработать делами и терпением, что ради этого он должен был пройти через страдания в Лабиринте, в пустыне и на полях сражений, и, без сомнения, ему предстояло трудиться и страдать всю жизнь, чтобы подтвердить свое право на власть.
Да, все это было испытанием. Его силы, его воли, его терпения, его знаний. Его человеческих качеств. Его права быть королем. Если для того, чтобы стать короналем, ему пришлось перенести больше, чем многим из его предшественников, значит, на то имелись причины. И его страдания так или иначе воплотятся в нечто ценное. Он не осмеливался сомневаться в этом. Не имел права. Во всем этом была цель. Просто невозможно, чтобы ее не было.
Невозможно…
И пока Престимион в задумчивости стоял на краю поля битвы, вспоминая о том, что испытал на своем долгом тернистом пути к короне, представляя себе лица всех, с кем на этом пути столкнулся, окидывая мысленным взором дороги и тропы, которые измерил собственными шагами, ему пришла в голову странная мысль, от которой мурашки побежали по коже. Он придумал, как вернуть мир — если не полностью, то в значительной степени — в то состояние, в котором он пребывал прежде, до захвата Корсибаром трона.
Может быть… Может быть… Однако трудно, ведь задача грандиозная…
Во всяком случае, попытку сделать стоило.
Он повернулся к Септаху Мелайну и Гиялорису.
— Удалите всех отсюда, — мягким, но непререкаемым голосом приказал он, — пригласите сюда Гоминика Халвора и его сына Хезмона Горса и останьтесь сами. У меня есть для них еще одно, последнее поручение, перед тем как мы двинемся к Замковой горе.
Приближалась ночь. Новая звезда, появившаяся в небесах после смерти Пранкипина, стояла возле зенита, заливая землю под собой жутким бело-голубым светом. Когда она впервые появилась, люди назвали ее «звездой лорда Корсибара». Но теперь она была звездой лорда Престимиона.
Оба мага молча стояли перед ним в ожидании.
Престимиону потребовалось немало времени, чтобы привести свои мысли в порядок.
— Дело, о котором я попрошу вас сейчас, будет, вероятно, величайшим колдовством за всю историю мира. И все мое упование на то, что вы не откажете мне.
— Мы уже знаем, чего вы хотите, мой лорд, — сказал Хезмон Горе.
— Да. Полагаю, что вы не ошибаетесь. Но это возможно?
— Потребуется даже больше усилий, чем вы предполагаете.
— Да, — согласился Престимион. — Даже теперь я не имею никакого реального представления о том, что возможно и что невозможно в вашем искусстве, вашей науке — неважно, как ее называть. Но то, что я имею в виду, должно быть сделано. Мир получил ужасную рану. У нас никогда не было войны, подобной этой, и я хочу полностью вычеркнуть ее из нашей истории, то есть из умов всех, кто живет сегодня и кто придет им на смену. Я хочу, чтобы кровавое пятно было стерто, словно его никогда не было.
— Для этого потребуются все наши знания, — отозвался Хезмон Горе, — и, возможно, даже больше.
— Вам сможет оказать помощь леди Кунигарда, ее машины для создания сновидений, все ее помощники на Острове Сна, владеющие навыком связываться сразу со многими миллионами разумов. Как мне доложили, она сейчас направляется сюда со всеми своими аппаратами и вскоре присоединится к нам, Вы сможете также прибегнуть к услугам любого мага, который вам потребуется — любого из тех, кого вы назовете. Если сочтете нужным, вы можете созвать величайший конклав мастеров своего искусства, какой только знала история. Вам предстоит сделать так, чтобы после того, как задача будет выполнена, случившееся стало никогда не бывшим. Не должно сохраниться никаких воспоминаний о существовании Корсибара и Тизмет, детей Конфалюма и Роксивейл: никаких. Узурпации никогда не было. Мир будет твердо знать, что я стал короналем в день смерти Пранкипина. И обо всех погибших в битвах гражданской войны будут думать, что они умерли при иных обстоятельствах, от других причин — неважно, какими они будут, только не смерть на поле брани. Мир должен забыть эту войну. Мир должен пребывать в убеждении, что ничего подобного не происходило.
— Вы требуете от нас полностью стереть сведения об этом периоде из памяти всех обитателей нашего мира и архивных документов? — уточнил Гоминик Халвор.
— Всех, за исключением меня самого и находящихся здесь Гиялориса и Септаха Мелайна. Мы трое должны помнить все до мельчайших подробностей и до последнего дня нашей жизни, дабы следить, чтобы ничего подобного не случилось снова. Но только мы трое — и больше никто.
— И даже мы должны будем забыть обо всем, как только сделаем свое дело? — спросил старый маг.
Престимион поднял на волшебника твердый взгляд и долго смотрел ему в лицо.
— Даже вы, — подтвердил он.
И это свершилось. Из крови и пепла войны между соперничавшими короналями возродился обновленный и чистый мир, и весной наступившего года лорд Престимион совершил поездку вниз по реке Глэйдж, от Замка до Лабиринта, чтобы отдать дань уважения понтифексу Конфалюму, который, как все это знали, несколько лет назад, в час смерти прежнего понтифекса, старого Пранкипина, сделал Престимиона своим наследником — короналем.
Он нашел Конфалюма здоровым и полным энергии, лишь недавно вышедшим из поры расцвета человеком, который мог бы еще долго нести бремя обязанностей короналя, если бы судьба не потребовала от него перехода на старший трон. Это был тот же сильный и полный жизни Конфалюм, которого Престимион помнил по многим годам, проведенным рядом с ним в Замке. Ничто в нем не напоминало ту дряхлую развалину, в которую его превратили первые несколько часов его правления в Лабиринте; впрочем, об этом помнили лишь три человека в мире.
Да, это был цветущий Конфалюм, помолодевший Конфалюм. Он радостно обнял Престимиона, они уселись рядом на тронах, воздвигнутых для обоих монархов в подземном городе, и долго говорили о важнейших делах, которые им необходимо было обсудить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171
Что ж, возможно, радость когда-нибудь придет, предположил он. Он еще увидит огромный Маджипур, весь зеленый и пылающий, такой, каким он видел его в своем видении — всего лишь маленький мячик на ладони. Он будет держать мир в руках, заботиться о нем, лелеять и защищать его и его обитателей до самой своей смерти. Но сейчас, в день триумфа и невосполнимых потерь, он испытывал лишь усталость и скорбь. Он понял, что минувшие несколько лет стали тяжелым испытанием для него, и со временем ему предстоит исцелиться. Ведь он ожидал, что корону ему поднесут на роскошном блюде, как бесчисленному количеству живших до него короналей. Оказалось, что не это было предначертано ему судьбой. Теперь он знал, что корону необходимо было заработать делами и терпением, что ради этого он должен был пройти через страдания в Лабиринте, в пустыне и на полях сражений, и, без сомнения, ему предстояло трудиться и страдать всю жизнь, чтобы подтвердить свое право на власть.
Да, все это было испытанием. Его силы, его воли, его терпения, его знаний. Его человеческих качеств. Его права быть королем. Если для того, чтобы стать короналем, ему пришлось перенести больше, чем многим из его предшественников, значит, на то имелись причины. И его страдания так или иначе воплотятся в нечто ценное. Он не осмеливался сомневаться в этом. Не имел права. Во всем этом была цель. Просто невозможно, чтобы ее не было.
Невозможно…
И пока Престимион в задумчивости стоял на краю поля битвы, вспоминая о том, что испытал на своем долгом тернистом пути к короне, представляя себе лица всех, с кем на этом пути столкнулся, окидывая мысленным взором дороги и тропы, которые измерил собственными шагами, ему пришла в голову странная мысль, от которой мурашки побежали по коже. Он придумал, как вернуть мир — если не полностью, то в значительной степени — в то состояние, в котором он пребывал прежде, до захвата Корсибаром трона.
Может быть… Может быть… Однако трудно, ведь задача грандиозная…
Во всяком случае, попытку сделать стоило.
Он повернулся к Септаху Мелайну и Гиялорису.
— Удалите всех отсюда, — мягким, но непререкаемым голосом приказал он, — пригласите сюда Гоминика Халвора и его сына Хезмона Горса и останьтесь сами. У меня есть для них еще одно, последнее поручение, перед тем как мы двинемся к Замковой горе.
Приближалась ночь. Новая звезда, появившаяся в небесах после смерти Пранкипина, стояла возле зенита, заливая землю под собой жутким бело-голубым светом. Когда она впервые появилась, люди назвали ее «звездой лорда Корсибара». Но теперь она была звездой лорда Престимиона.
Оба мага молча стояли перед ним в ожидании.
Престимиону потребовалось немало времени, чтобы привести свои мысли в порядок.
— Дело, о котором я попрошу вас сейчас, будет, вероятно, величайшим колдовством за всю историю мира. И все мое упование на то, что вы не откажете мне.
— Мы уже знаем, чего вы хотите, мой лорд, — сказал Хезмон Горе.
— Да. Полагаю, что вы не ошибаетесь. Но это возможно?
— Потребуется даже больше усилий, чем вы предполагаете.
— Да, — согласился Престимион. — Даже теперь я не имею никакого реального представления о том, что возможно и что невозможно в вашем искусстве, вашей науке — неважно, как ее называть. Но то, что я имею в виду, должно быть сделано. Мир получил ужасную рану. У нас никогда не было войны, подобной этой, и я хочу полностью вычеркнуть ее из нашей истории, то есть из умов всех, кто живет сегодня и кто придет им на смену. Я хочу, чтобы кровавое пятно было стерто, словно его никогда не было.
— Для этого потребуются все наши знания, — отозвался Хезмон Горе, — и, возможно, даже больше.
— Вам сможет оказать помощь леди Кунигарда, ее машины для создания сновидений, все ее помощники на Острове Сна, владеющие навыком связываться сразу со многими миллионами разумов. Как мне доложили, она сейчас направляется сюда со всеми своими аппаратами и вскоре присоединится к нам, Вы сможете также прибегнуть к услугам любого мага, который вам потребуется — любого из тех, кого вы назовете. Если сочтете нужным, вы можете созвать величайший конклав мастеров своего искусства, какой только знала история. Вам предстоит сделать так, чтобы после того, как задача будет выполнена, случившееся стало никогда не бывшим. Не должно сохраниться никаких воспоминаний о существовании Корсибара и Тизмет, детей Конфалюма и Роксивейл: никаких. Узурпации никогда не было. Мир будет твердо знать, что я стал короналем в день смерти Пранкипина. И обо всех погибших в битвах гражданской войны будут думать, что они умерли при иных обстоятельствах, от других причин — неважно, какими они будут, только не смерть на поле брани. Мир должен забыть эту войну. Мир должен пребывать в убеждении, что ничего подобного не происходило.
— Вы требуете от нас полностью стереть сведения об этом периоде из памяти всех обитателей нашего мира и архивных документов? — уточнил Гоминик Халвор.
— Всех, за исключением меня самого и находящихся здесь Гиялориса и Септаха Мелайна. Мы трое должны помнить все до мельчайших подробностей и до последнего дня нашей жизни, дабы следить, чтобы ничего подобного не случилось снова. Но только мы трое — и больше никто.
— И даже мы должны будем забыть обо всем, как только сделаем свое дело? — спросил старый маг.
Престимион поднял на волшебника твердый взгляд и долго смотрел ему в лицо.
— Даже вы, — подтвердил он.
И это свершилось. Из крови и пепла войны между соперничавшими короналями возродился обновленный и чистый мир, и весной наступившего года лорд Престимион совершил поездку вниз по реке Глэйдж, от Замка до Лабиринта, чтобы отдать дань уважения понтифексу Конфалюму, который, как все это знали, несколько лет назад, в час смерти прежнего понтифекса, старого Пранкипина, сделал Престимиона своим наследником — короналем.
Он нашел Конфалюма здоровым и полным энергии, лишь недавно вышедшим из поры расцвета человеком, который мог бы еще долго нести бремя обязанностей короналя, если бы судьба не потребовала от него перехода на старший трон. Это был тот же сильный и полный жизни Конфалюм, которого Престимион помнил по многим годам, проведенным рядом с ним в Замке. Ничто в нем не напоминало ту дряхлую развалину, в которую его превратили первые несколько часов его правления в Лабиринте; впрочем, об этом помнили лишь три человека в мире.
Да, это был цветущий Конфалюм, помолодевший Конфалюм. Он радостно обнял Престимиона, они уселись рядом на тронах, воздвигнутых для обоих монархов в подземном городе, и долго говорили о важнейших делах, которые им необходимо было обсудить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171