Все предзнаменования, которые они увидели, — все до одного — дурные. Пощадите меня, Престимион!
— Пощадить? — переспросил тот в изумлении.
Но тут же ему все стало ясно. Было наивностью, даже безумием думать, что тот Конфалюм, который сейчас сидел, сгорбившись, перед ним, имел нечто общее, кроме разве что имени, с великим лордом Конфалюмом, на протяжении последних сорока лет полновластно и твердо управлявшим Маджипуром. Прежний Конфалюм погиб в момент невероятной измены собственного сына. Жалкий сломленный старик за столом — полумертвец, пустая скорлупа — действительно носил звание понтифекса Маджипура, но в нем не осталось никакой силы, вообще никакой. Он разрушился изнутри, как величественное здание с древесиной, источенной сухой гнилью, которое со стороны все еще кажется крепким и прекрасным. Знаменитая энергия и жизненная стойкость полностью покинули его.
Престимион понял: Конфалюм считал, что гражданская война могла, возможно, оказаться единственным способом закрыть ту зияющую пропасть, которая из-за дерзости Корсибара — его безумной выходки — разверзлась в содружестве рас и народов, населявших планету. Но ценой восстановления порядка почти наверняка окажется смерть его единственного сына. И Конфалюм не мог заставить себя пойти на это.
А следовательно… А следовательно…
— Значит, вы советуете мне добровольно смириться с этим преступным деянием, склониться перед Корсибаром и признать его королем?
— У меня нет иного выбора, Престимион.
— Короналем должен был стать я, а не Корсибар.
— Об этом никогда официально не сообщалось.
— Вы отрицаете, что таково было ваше намерение?
— Нет-нет, — Конфалюм отвел глаза от горящего взгляда Престимиона, — короналем должны были стать вы.
— Но вместо меня им стал Корсибар.
— Да. Да, Корсибар. Вы были лучшим кандидатом, Престимион. Но что я могу поделать? Я благословляю вас, мой мальчик. И только. Все уже свершилось. Власть теперь принадлежит Корсибару.
— Престимион, неужели вы позволите им выставить себя на позор, сделать из вас всеобщее посмешище? — задыхаясь от ярости, вопрошал Гиялорис, когда через некоторое время сторонники Престимиона собрались в его апартаментах. — Нет, перенести это невозможно! Если бы вы не остановили меня, я скинул бы его оттуда, где он расселся, с места короналя в Тронном дворе, сорвал бы корону с его головы и возложил ее на вас.
— Сколько их там было против нас троих, безоружных? — устало спросил Престимион.
— Расскажите-ка еще раз о планах нового понтифекса — что он намеревается предпринять в связи с этими событиями? — попросил Свор.
— Он намеревается не предпринимать ничего. Он решил спрятаться здесь, в Лабиринте, и позволить Корсибару идти своим путем.
— Как вы думаете, он был причастен к заговору? — спросил Септах Мелайн.
— Нет, — отрезал Престимион, энергично покачав головой. — Вне всякого сомнения, Конфалюм не знал ничего. Это оказалось для него такой же неожиданностью, как и для вас или меня. И это полностью сокрушило его. Присмотритесь к его лицу при случае: он сломленный человек. Я видел там лишь руины Конфалюма.
— Тем не менее ему принадлежит наивысшая власть в этом мире. Мы должны привлечь его на свою сторону, — сказал Септах Мелайн, легко положив ладонь на руку Престимиона. — Это немыслимый произвол! Мы не смеем допустить, чтобы он сошел им с рук! — Обычная холодная безмятежность его взгляда внезапно сменилась тяжелым голубовато-стальным металлом, сверкающим огнем ярости, на бледной коже острых скул, словно маяки, загорелись два пламенно-красных пятна, а привычное для всех выражение высокомерно-презрительного удивления уступило место гневу. — Мы пойдем к нему, Престимион, вы и я, взглянем ему в лицо и доходчиво объясним ему, что он должен немедленно…
— Нет, мой друг, — прервал его Престимион, — нет. Не говорите со мной о том, чтобы взглянуть в лицо понтифексу и объяснить ему, что он должен или не должен делать. Это кощунство. К тому же это совершенно бесполезно.
— Так, значит, Корсибар будет короналем?! — воскликнул Септах Мелайн, воздев руки к потолку.
— А мы благовоспитанно встанем перед ним на колени? — подхватил Гиялорис. — Да, лорд Корсибар. Нет, лорд Корсибар. Не позволите ли мне облизать ваши башмаки, лорд Корсибар? — Он хлопнул в ладоши с такой силой, что от этого звука, казалось, мог пробудиться и покойный Пранкипин. — Нет, Престимион! Я не пойду на это!
— И что вы в таком случае будете делать?
— Ну… Ну…
Гиялорис умолк и с озадаченным видом уставился в стену, беззвучно шевеля губами. Но вдруг его лицо прояснилось, и он повернулся к остальным.
— Я вызову его на борцовский поединок! Да! Вот именно! Как мужчина мужчину, а ставка — трон Маджипура! До трех падений, а Олджеббин, Сирифорн и Гонивол будут судьями, и…
— Да уж, — с нескрываемым отвращением прокомментировал Свор, — это, конечно, лучшее из возможных решений.
— А вы можете предложить что-то лучше? — Гиялорис требовательно взглянул на маленького человечка.
— Для начала покинуть Лабиринт, и как можно скорее.
— Вы всегда были трусом, Свор.
— Осторожным, мой друг. — Свор холодно улыбнулся. — Существует большая разница между трусостью и благоразумием. Хотя откуда вам знать — ведь у вас нет ни того, ни другого качества. До Корсибара рано или поздно дойдет, что в его интересах избавиться от нас, поскольку само существование Престимиона ставит под сомнение его право на трон. А что лучше подходит для нашего исчезновения, чем этот темный и таинственный Лабиринт с его бесчисленными уровнями, в которых никто не разбирается толком. И если нас под покровом ночи сцапают и отведут куда-нибудь в катакомбы, что за залом Ветров, чтобы там, допустим, перерезать нам глотки, или спокойненько опустят физиономиями вниз в черное озеро двора Колонн, то пройдет немало времени, прежде чем наши тела кто-нибудь обнаружит.
— И вы считаете, что Корсибар может одобрить такой омерзительный поступок? — спросил Престимион. — Клянусь Божеством, Свор, у вас очень дурное мнение о человеческой душе!
— Мне довелось много путешествовать и кое-что повидать.
— И поэтому вы полагаете, что Корсибар приемлет убийство как средство для достижения своих целей?
— Допустим, что, несмотря на бесстыдный захват короны, Корсибар действительно может быть в остальных вопросах таким благородным, каким вам хочется его видеть, — холодно ответил Свор. — Но среди его сторонников есть и люди, не обладающие этими добродетелями. Я говорю, в частности, о графе Фаркваноре. Позволю себе также напомнить вам о маге су-сухирисе, который толкует для принца предзнаменования и ворожит ему. Его хорошенькая сестричка, думаю, тоже оказывает на него весьма недоброе влияние.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171
— Пощадить? — переспросил тот в изумлении.
Но тут же ему все стало ясно. Было наивностью, даже безумием думать, что тот Конфалюм, который сейчас сидел, сгорбившись, перед ним, имел нечто общее, кроме разве что имени, с великим лордом Конфалюмом, на протяжении последних сорока лет полновластно и твердо управлявшим Маджипуром. Прежний Конфалюм погиб в момент невероятной измены собственного сына. Жалкий сломленный старик за столом — полумертвец, пустая скорлупа — действительно носил звание понтифекса Маджипура, но в нем не осталось никакой силы, вообще никакой. Он разрушился изнутри, как величественное здание с древесиной, источенной сухой гнилью, которое со стороны все еще кажется крепким и прекрасным. Знаменитая энергия и жизненная стойкость полностью покинули его.
Престимион понял: Конфалюм считал, что гражданская война могла, возможно, оказаться единственным способом закрыть ту зияющую пропасть, которая из-за дерзости Корсибара — его безумной выходки — разверзлась в содружестве рас и народов, населявших планету. Но ценой восстановления порядка почти наверняка окажется смерть его единственного сына. И Конфалюм не мог заставить себя пойти на это.
А следовательно… А следовательно…
— Значит, вы советуете мне добровольно смириться с этим преступным деянием, склониться перед Корсибаром и признать его королем?
— У меня нет иного выбора, Престимион.
— Короналем должен был стать я, а не Корсибар.
— Об этом никогда официально не сообщалось.
— Вы отрицаете, что таково было ваше намерение?
— Нет-нет, — Конфалюм отвел глаза от горящего взгляда Престимиона, — короналем должны были стать вы.
— Но вместо меня им стал Корсибар.
— Да. Да, Корсибар. Вы были лучшим кандидатом, Престимион. Но что я могу поделать? Я благословляю вас, мой мальчик. И только. Все уже свершилось. Власть теперь принадлежит Корсибару.
— Престимион, неужели вы позволите им выставить себя на позор, сделать из вас всеобщее посмешище? — задыхаясь от ярости, вопрошал Гиялорис, когда через некоторое время сторонники Престимиона собрались в его апартаментах. — Нет, перенести это невозможно! Если бы вы не остановили меня, я скинул бы его оттуда, где он расселся, с места короналя в Тронном дворе, сорвал бы корону с его головы и возложил ее на вас.
— Сколько их там было против нас троих, безоружных? — устало спросил Престимион.
— Расскажите-ка еще раз о планах нового понтифекса — что он намеревается предпринять в связи с этими событиями? — попросил Свор.
— Он намеревается не предпринимать ничего. Он решил спрятаться здесь, в Лабиринте, и позволить Корсибару идти своим путем.
— Как вы думаете, он был причастен к заговору? — спросил Септах Мелайн.
— Нет, — отрезал Престимион, энергично покачав головой. — Вне всякого сомнения, Конфалюм не знал ничего. Это оказалось для него такой же неожиданностью, как и для вас или меня. И это полностью сокрушило его. Присмотритесь к его лицу при случае: он сломленный человек. Я видел там лишь руины Конфалюма.
— Тем не менее ему принадлежит наивысшая власть в этом мире. Мы должны привлечь его на свою сторону, — сказал Септах Мелайн, легко положив ладонь на руку Престимиона. — Это немыслимый произвол! Мы не смеем допустить, чтобы он сошел им с рук! — Обычная холодная безмятежность его взгляда внезапно сменилась тяжелым голубовато-стальным металлом, сверкающим огнем ярости, на бледной коже острых скул, словно маяки, загорелись два пламенно-красных пятна, а привычное для всех выражение высокомерно-презрительного удивления уступило место гневу. — Мы пойдем к нему, Престимион, вы и я, взглянем ему в лицо и доходчиво объясним ему, что он должен немедленно…
— Нет, мой друг, — прервал его Престимион, — нет. Не говорите со мной о том, чтобы взглянуть в лицо понтифексу и объяснить ему, что он должен или не должен делать. Это кощунство. К тому же это совершенно бесполезно.
— Так, значит, Корсибар будет короналем?! — воскликнул Септах Мелайн, воздев руки к потолку.
— А мы благовоспитанно встанем перед ним на колени? — подхватил Гиялорис. — Да, лорд Корсибар. Нет, лорд Корсибар. Не позволите ли мне облизать ваши башмаки, лорд Корсибар? — Он хлопнул в ладоши с такой силой, что от этого звука, казалось, мог пробудиться и покойный Пранкипин. — Нет, Престимион! Я не пойду на это!
— И что вы в таком случае будете делать?
— Ну… Ну…
Гиялорис умолк и с озадаченным видом уставился в стену, беззвучно шевеля губами. Но вдруг его лицо прояснилось, и он повернулся к остальным.
— Я вызову его на борцовский поединок! Да! Вот именно! Как мужчина мужчину, а ставка — трон Маджипура! До трех падений, а Олджеббин, Сирифорн и Гонивол будут судьями, и…
— Да уж, — с нескрываемым отвращением прокомментировал Свор, — это, конечно, лучшее из возможных решений.
— А вы можете предложить что-то лучше? — Гиялорис требовательно взглянул на маленького человечка.
— Для начала покинуть Лабиринт, и как можно скорее.
— Вы всегда были трусом, Свор.
— Осторожным, мой друг. — Свор холодно улыбнулся. — Существует большая разница между трусостью и благоразумием. Хотя откуда вам знать — ведь у вас нет ни того, ни другого качества. До Корсибара рано или поздно дойдет, что в его интересах избавиться от нас, поскольку само существование Престимиона ставит под сомнение его право на трон. А что лучше подходит для нашего исчезновения, чем этот темный и таинственный Лабиринт с его бесчисленными уровнями, в которых никто не разбирается толком. И если нас под покровом ночи сцапают и отведут куда-нибудь в катакомбы, что за залом Ветров, чтобы там, допустим, перерезать нам глотки, или спокойненько опустят физиономиями вниз в черное озеро двора Колонн, то пройдет немало времени, прежде чем наши тела кто-нибудь обнаружит.
— И вы считаете, что Корсибар может одобрить такой омерзительный поступок? — спросил Престимион. — Клянусь Божеством, Свор, у вас очень дурное мнение о человеческой душе!
— Мне довелось много путешествовать и кое-что повидать.
— И поэтому вы полагаете, что Корсибар приемлет убийство как средство для достижения своих целей?
— Допустим, что, несмотря на бесстыдный захват короны, Корсибар действительно может быть в остальных вопросах таким благородным, каким вам хочется его видеть, — холодно ответил Свор. — Но среди его сторонников есть и люди, не обладающие этими добродетелями. Я говорю, в частности, о графе Фаркваноре. Позволю себе также напомнить вам о маге су-сухирисе, который толкует для принца предзнаменования и ворожит ему. Его хорошенькая сестричка, думаю, тоже оказывает на него весьма недоброе влияние.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171