Сидя там, на троне, украшенный с головы до ног драгоценностями королей прошлых веков, с короной на лбу…
— Я коронованный лорд, Престимион.
— Да, вы владеете троном. И носите на голове корону.
Смуглое лицо Корсибара налилось кровью. Все идет совсем неправильно, отстранение подумал Престимион. Он мчится прямиком к краю пропасти и никак не может заставить себя замедлить шаг. Его рука бессознательно скользнула к висевшему на груди амулету врууна, пальцы несколько раз погладили прохладную зеленую поверхность, прежде чем он понял, что делает, и убрал руку.
— Пожалуйста, Престимион. Корональ не должен говорить «пожалуйста», но ладно уж. Я хочу, чтобы мы были друзьями. Я хочу, чтобы вы заняли высокое положение в мире, чтобы вы сидели рядом со мной в совете и вносили любые предложения, которые сочтете нужными. Но существуют некоторые формальности, которые следует соблюсти.
— Ваш отец тоже сказал мне «пожалуйста», когда я пришел к нему в Лабиринт, чтобы спросить его, намерен ли он позволить вам оставить корону на своей голове. «Пожалуйста, Престимион», — сказал он и расплакался. Так что теперь я слышал это слово и от понтифекса, и от короналя. Если, конечно, вы на самом деле корональ, Корсибар.
Корсибар, задержавший было дыхание, резко выдохнул.
— Престимион, вы играете с огнем, Престимион…
— Да.
Он уже переступил через край пропасти. Возврата не было: ему неизбежно предстояло сорваться вниз.
— Меня предупреждали, чтобы я не делал этого, — сказал Корсибар. — Однако мне казалось, что я должен предоставить вам место в своем совете. И оно все еще остается за вами, если вы того захотите. Но вы должны сказать мне, что признаете меня короналем, и подтвердить это действием.
— Нет, — ответил Престимион, твердо и холодно глядя вверх на человека, сидевшего на троне.
— Нет?
— Вы слишком многого хотите от меня.
— Это необходимо, Престимион. Иначе между нами возникнет непреодолимый разрыв.
— Когда я сегодня решил прийти сюда, то вовсе не помышлял о разрыве. Я не намеревался вызывать у вас раздражение. Но, когда я увидел вас на троне, во мне все перевернулось. У меня не осталось иного выбора, кроме как сказать то, что я сказал. Я приму место в совете, Корсибар, если вы все еще намерены предоставить его мне, поскольку считаю, что будет лучше, если вы и я станем работать вместе, чтобы избежать хаоса в мире, и я вовсе не желаю стать тем человеком, который ввергнет нас всех в этот хаос.
— Я очень рад слышать это.
— Я еще не закончил, — вызывающе добавил Престимион. — Вам следует знать, что я приму должность в совете с осознанием того, что это временный совет, совет незаконного режима, который действует лишь постольку, поскольку имеет место существующая конституционная коллизия. Я должен сказать вам, Корсибар; я считаю, что мир в настоящее время не имеет законного короналя.
Вот оно. Слово произнесено. Это все равно что бросить в лицо перчатку.
Теперь все пути к отступлению отрезаны.
Корсибар уставился на него с высоты трона. На его лбу вздулись вены (Престимиону даже показалось, что череп Корсибара может вот-вот взорваться от переполняющей его ярости), лицо налилось кровью и стало темнее алой мантии. На мгновение он лишился дара речи, но затем, сделав несколько судорожных вздохов, произнес бесцветным сдавленным голосом:
— Вы не хотите отказаться от этих слов, Престимион?
Престимион не сказал ни слова, лишь твердым взглядом посмотрел в лицо сидевшему на троне человеку. Корсибар мрачно кивнул. Напряженную тишину прорезало яростное рычанье, словно на волю вырвалась долго сдерживаемая злобная сила. Затем Корсибар единственный раз громко хлопнул в ладоши, и не успело гулкое эхо раскатиться по залу, как туда ворвалась целая толпа гвардейцев. Они, понял Престимион, ожидали вызова в какой-то потайной комнате. Мертвенно бледный Корсибар поднялся во весь рост и, указав на него, громоподобно прокричал:
— Это предатель! Арестуйте его! Заточите его в подземелье Замка!
Септах Мелайн находился дома. Он, держа в руке рапиру, вел бой с тенью — он ежедневно тратил на это не меньше часа, чтобы поддержать остроту глаза и чувство равновесия — когда дверь без стука распахнулась, и в комнату, тяжело ступая, ворвался Гиялорис.
— Престимион арестован! — крикнул он. — Его приковали на цепь в одном из туннелей лорда Сангамора!
— Что? Что вы сказали?! — Септах Мелайн швырнул оружие в ножны, одним прыжком метнувшись через комнату, взял Гиялориса обеими руками за грудки и наклонился вплотную к лицу богатыря. — Арестован? Каким образом? За что?
— Аудиенция состоялась и прошла ужасно. Дело дошло до оскорблений. А потом Корсибар вызвал свою охрану и велел арестовать Престимиона, обвинив его в государственной измене. Я узнал это от Акбалика, племянника Сирифорна, который тоже ожидал в вестибюле аудиенции Корсибара и почти все слышал.
— Арестован… — с нескрываемым удивлением повторил Септах Мелайн. — И кто бы мог подумать, что у этого болвана Корсибара может хватить на это смелости? Нет, нет, беру свои слова назад: мозгов у него, конечно, немного, зато храбрости — с избытком. Все-таки это очень плохо: иметь много храбрости и не иметь мудрости, которая помогла бы умерить ее. — Говоря все это, он деловито ходил по комнате, собирая оружие, кое-какую одежду, еще какие-то разбросанные вещи и швырял все это в мешок. — Какое безумие! Наверняка его толкнул на это двухголовый волшебник или, возможно, Фаркванор, в котором злобы и хитрости хватит даже на три головы, — предположил он. И добавил: — А это значит, что мы, вы и я, должны сломя голову удирать отсюда.
— И оставить Престимиона в оковах? — не веря своим ушам, спросил Гиялорис. — Ни в коем случае.
— А вы полагаете, что мы с вами сможем пробиться к нему и освободить его из заключения? — почти беззаботно рассмеявшись, осведомился Септах Мелайн. — Вдвоем против всего Замка? Это был бы крайний случай безумия.
— Но если мы поднимем шум, станем протестовать, получим поддержку у таких людей, как Олджеббин и Сирифорн…
— У нас не будет такой возможности. В этих подземельях найдется место не только для Престимиона, мой друг, и, я уверен, именно сейчас там стелят для нас постели с накрахмаленными простынями. Мы сможем принести ему очень мало пользы, даже если нас прикуют совсем рядом с ним.
— Неужели они посмеют?!
— Даже у Корсибара хватит мозгов на то, чтобы сообразить: сделать что-то наполовину значит не сделать ничего. Он уже попробовал однажды разделаться с вами на глазах всех обитателей Замка и гостей, или вы забыли об этом? А теперь, сделав свой ход против Престимиона, как он может позволить нам оставаться на свободе? Он непременно пожелает засунуть нас всех в один мешок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171
— Я коронованный лорд, Престимион.
— Да, вы владеете троном. И носите на голове корону.
Смуглое лицо Корсибара налилось кровью. Все идет совсем неправильно, отстранение подумал Престимион. Он мчится прямиком к краю пропасти и никак не может заставить себя замедлить шаг. Его рука бессознательно скользнула к висевшему на груди амулету врууна, пальцы несколько раз погладили прохладную зеленую поверхность, прежде чем он понял, что делает, и убрал руку.
— Пожалуйста, Престимион. Корональ не должен говорить «пожалуйста», но ладно уж. Я хочу, чтобы мы были друзьями. Я хочу, чтобы вы заняли высокое положение в мире, чтобы вы сидели рядом со мной в совете и вносили любые предложения, которые сочтете нужными. Но существуют некоторые формальности, которые следует соблюсти.
— Ваш отец тоже сказал мне «пожалуйста», когда я пришел к нему в Лабиринт, чтобы спросить его, намерен ли он позволить вам оставить корону на своей голове. «Пожалуйста, Престимион», — сказал он и расплакался. Так что теперь я слышал это слово и от понтифекса, и от короналя. Если, конечно, вы на самом деле корональ, Корсибар.
Корсибар, задержавший было дыхание, резко выдохнул.
— Престимион, вы играете с огнем, Престимион…
— Да.
Он уже переступил через край пропасти. Возврата не было: ему неизбежно предстояло сорваться вниз.
— Меня предупреждали, чтобы я не делал этого, — сказал Корсибар. — Однако мне казалось, что я должен предоставить вам место в своем совете. И оно все еще остается за вами, если вы того захотите. Но вы должны сказать мне, что признаете меня короналем, и подтвердить это действием.
— Нет, — ответил Престимион, твердо и холодно глядя вверх на человека, сидевшего на троне.
— Нет?
— Вы слишком многого хотите от меня.
— Это необходимо, Престимион. Иначе между нами возникнет непреодолимый разрыв.
— Когда я сегодня решил прийти сюда, то вовсе не помышлял о разрыве. Я не намеревался вызывать у вас раздражение. Но, когда я увидел вас на троне, во мне все перевернулось. У меня не осталось иного выбора, кроме как сказать то, что я сказал. Я приму место в совете, Корсибар, если вы все еще намерены предоставить его мне, поскольку считаю, что будет лучше, если вы и я станем работать вместе, чтобы избежать хаоса в мире, и я вовсе не желаю стать тем человеком, который ввергнет нас всех в этот хаос.
— Я очень рад слышать это.
— Я еще не закончил, — вызывающе добавил Престимион. — Вам следует знать, что я приму должность в совете с осознанием того, что это временный совет, совет незаконного режима, который действует лишь постольку, поскольку имеет место существующая конституционная коллизия. Я должен сказать вам, Корсибар; я считаю, что мир в настоящее время не имеет законного короналя.
Вот оно. Слово произнесено. Это все равно что бросить в лицо перчатку.
Теперь все пути к отступлению отрезаны.
Корсибар уставился на него с высоты трона. На его лбу вздулись вены (Престимиону даже показалось, что череп Корсибара может вот-вот взорваться от переполняющей его ярости), лицо налилось кровью и стало темнее алой мантии. На мгновение он лишился дара речи, но затем, сделав несколько судорожных вздохов, произнес бесцветным сдавленным голосом:
— Вы не хотите отказаться от этих слов, Престимион?
Престимион не сказал ни слова, лишь твердым взглядом посмотрел в лицо сидевшему на троне человеку. Корсибар мрачно кивнул. Напряженную тишину прорезало яростное рычанье, словно на волю вырвалась долго сдерживаемая злобная сила. Затем Корсибар единственный раз громко хлопнул в ладоши, и не успело гулкое эхо раскатиться по залу, как туда ворвалась целая толпа гвардейцев. Они, понял Престимион, ожидали вызова в какой-то потайной комнате. Мертвенно бледный Корсибар поднялся во весь рост и, указав на него, громоподобно прокричал:
— Это предатель! Арестуйте его! Заточите его в подземелье Замка!
Септах Мелайн находился дома. Он, держа в руке рапиру, вел бой с тенью — он ежедневно тратил на это не меньше часа, чтобы поддержать остроту глаза и чувство равновесия — когда дверь без стука распахнулась, и в комнату, тяжело ступая, ворвался Гиялорис.
— Престимион арестован! — крикнул он. — Его приковали на цепь в одном из туннелей лорда Сангамора!
— Что? Что вы сказали?! — Септах Мелайн швырнул оружие в ножны, одним прыжком метнувшись через комнату, взял Гиялориса обеими руками за грудки и наклонился вплотную к лицу богатыря. — Арестован? Каким образом? За что?
— Аудиенция состоялась и прошла ужасно. Дело дошло до оскорблений. А потом Корсибар вызвал свою охрану и велел арестовать Престимиона, обвинив его в государственной измене. Я узнал это от Акбалика, племянника Сирифорна, который тоже ожидал в вестибюле аудиенции Корсибара и почти все слышал.
— Арестован… — с нескрываемым удивлением повторил Септах Мелайн. — И кто бы мог подумать, что у этого болвана Корсибара может хватить на это смелости? Нет, нет, беру свои слова назад: мозгов у него, конечно, немного, зато храбрости — с избытком. Все-таки это очень плохо: иметь много храбрости и не иметь мудрости, которая помогла бы умерить ее. — Говоря все это, он деловито ходил по комнате, собирая оружие, кое-какую одежду, еще какие-то разбросанные вещи и швырял все это в мешок. — Какое безумие! Наверняка его толкнул на это двухголовый волшебник или, возможно, Фаркванор, в котором злобы и хитрости хватит даже на три головы, — предположил он. И добавил: — А это значит, что мы, вы и я, должны сломя голову удирать отсюда.
— И оставить Престимиона в оковах? — не веря своим ушам, спросил Гиялорис. — Ни в коем случае.
— А вы полагаете, что мы с вами сможем пробиться к нему и освободить его из заключения? — почти беззаботно рассмеявшись, осведомился Септах Мелайн. — Вдвоем против всего Замка? Это был бы крайний случай безумия.
— Но если мы поднимем шум, станем протестовать, получим поддержку у таких людей, как Олджеббин и Сирифорн…
— У нас не будет такой возможности. В этих подземельях найдется место не только для Престимиона, мой друг, и, я уверен, именно сейчас там стелят для нас постели с накрахмаленными простынями. Мы сможем принести ему очень мало пользы, даже если нас прикуют совсем рядом с ним.
— Неужели они посмеют?!
— Даже у Корсибара хватит мозгов на то, чтобы сообразить: сделать что-то наполовину значит не сделать ничего. Он уже попробовал однажды разделаться с вами на глазах всех обитателей Замка и гостей, или вы забыли об этом? А теперь, сделав свой ход против Престимиона, как он может позволить нам оставаться на свободе? Он непременно пожелает засунуть нас всех в один мешок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171