Эти юнцы, отчаянно задирая цены, продавали друг другу свои мошеннические изобретения. «Пятьдесят реалов за танцующую воду! — кричали они. — Шестьдесят за летающих призраков!» Все это вновь и вновь подтверждало изначальное скептическое отношение Престимиона к этому ремеслу. Но, чтобы быть честным перед самим собой, Престимион должен был противопоставить этим трюкам то новое знание, которое он сам получил от Гоминика Халвора. Пусть оно было очень неполным и зачастую неправильно истолкованным, но оно, казалось, действительно открывало реальные двери в реальные места, лежавшие за пределами реального мира. И это новое знание, явления, которые он никоим образом не мог опровергнуть, несмотря даже на то, что они противоречили всему, во что он всегда верил, потрясали его до глубины души.
Ночами к нему приходили сумбурные мечты, в которых присутствовали ужасающие и злокозненные создания. Он видел гигантского черного краба, пытавшегося откусить край солнца, и колоссальную тысяченогую змею, сползавшую на землю через грань мира, и роящихся насекомых с волчьими мордами, и множество других подобных вещей, от которых часто просыпался, дрожа, в холодном поту; случалось даже, что он боялся ложиться спать, чтобы не увидеть подобные ужасы.
Но случались ночи, когда он видел совсем другие сны: послания от Хозяйки Острова. Это само по себе изумляло его, поскольку он слышал, что Хозяйкой Острова Сна стала теперь мать Корсибара леди Роксивейл, что она взяла в свои руки аппараты, при помощи которых послания рассылались по миру, а прежняя Хозяйка леди Кунигарда, вместо того чтобы переселиться в резиденцию на террасе Теней на Острове, где, согласно обычаю, жили отошедшие от дел Хозяйки, покинула Остров и скрылась в неизвестном направлении. Но послания, прибывавшие к Престимиону, совершенно неоспоримо, исходили от леди Кунигарды. Он узнавал ее нежное, но твердое прикосновение к сознанию, стальную чистоту ее духа. Не могло ли быть так, что в мире теперь имелись две Хозяйки Острова, каждая из которых владела устройствами передачи видений в умы спящих?
В сновидениях, приходивших от Кунигарды, он вновь блуждал по Валмамбре, оборванный, изможденный человек, бредущий, шатаясь, на последнем пределе своих сил от одного отвратительного дерева сцамбры до другого по этой бесконечной пустыне. Но вместо безжалостно сверкающего, оглушающего звоном солнечного диска в небе виднелось светлое улыбающееся лицо Повелительницы Снов Кунигарды, он слышал ее голос: «Да, Престимион, иди вперед, стремись к тому месту, которого намерен достичь. Ты еще не исчерпал свои силы». Она говорила ему и другие слова: «Ты должен идти дальше, Престимион, ты — всемирный избавитель, только от тебя может прийти наше спасение». А когда он, не в силах удержаться на ногах от изнеможения, чуть не падал, измученный жаждой, на обжигающий песок, крича, что у него больше нет сил, что он погибнет здесь, она говорила: «Идите вперед, лорд Престимион, наш истинный корональ, идите, пока не достигнете трона».
Не было ли это безумием? Манией величия, зародившейся в его собственном измученном мозгу? Он напоминал себе, что короналем был Корсибар, а он всего лишь запутавшийся беглец, скрывающийся в этом жутком городе волшебников под именем, которое не всегда мог сам вспомнить.
Он терялся в тревогах.
К тому же он несколько отошел от своих друзей. Его постепенное примирение с колдовством отдалило его от Септаха Мелайна; непочтительное остроумие и манерность, из-за которой длинноногий фехтовальщик порой походил на учителя танцев, больше не развлекали его. Но и Свор с Гиялорисом, несмотря на всю искреннюю любовь к нему и радость от того, что он хотя бы мелкими шагами, но двигался в направлении их веры, также лишились своего обычного места в его душе. Престимион считал их виновными в том, что на него обрушился этот поток неразрешимых противоречий. Ну зачем он выбрал их себе в спутники? Почему не ограничил себя компанией веселых материалистов, таких как Септах Мелайн? Он знал, что очень несправедлив к Свору и Гиялорису, но столь печально и неподвластно ему было в эти дни его сердце, что он старался укрыться даже от них, и этого все трое были не в состоянии понять.
Не могло быть никаких сомнений: он полностью потерял представление о дальнейшем пути и безнадежно заблудился в ужасной пустыне. Единственное успокоение приносили ему послания от Кунигарды, но их было немного, они посещали его редко и никак не могли помочь ему в осуществлении высокого предназначения, призывы которого, как он должен был признать, все еще продолжали терзать его.
А однажды ночью, когда он спал в своей крошечной комнатушке в гостинице, в его сновидениях появилась не леди Кунигарда, а маг Гоминик Халвор. Стоя во весь рост, старец говорил: «Пора покончить с пустой тратой времени. Пришла пора поиска пути и провожатого». Проснулся Престимион с сознанием истинности своего сна: он уже достаточно долго блуждал в этом хаосе без цели и понимания и теперь, несомненно, должен был увидеть ориентиры.
Однажды ночью, когда на небе не было ни одной из лун и лишь миллионы миллионов звезд озаряли землю своим мощным холодным пламенем, Престимион вскоре после полуночи поднялся с постели и тихонько покинул свою маленькую низкую каморку. Под мышкой он нес небольшой узелок с вещами, которые собрал в течение предыдущих десяти дней. Он вышел из гостиницы, прошел по запутанным извилистым улицам Триггойна — они уже лишились для него того мистического облика, который отличал их, когда он впервые здесь появился — и выбрался из города через врата Тринаты на северной стороне города, названные так потому, что они смотрели прямо на белую звезду, носившую это имя.
Между воротами и двугорбой горой, вздымавшейся к северу от города, раскинулся чудесный парк с прекрасными лугами, журчащими ручьями и рощами широколиственных деревьев. Маловероятно, что в парке в этот час кто-нибудь будет. А Престимион желал оказаться подальше от города и его жителей, его тесно сгрудившихся узких дряхлых домов, пропитанных магией пяти тысяч лет, множества его волшебников, днем и ночью твердящих заклинания, кишащих в нем невидимых орд демонов, призраков и духов. Парк, хотя и находился поблизости от колдовского Триггойна, производил впечатление мирного места. Престимиону был необходим покой; хотя бы столько покоя, сколько доступно для него сейчас.
На поросшей травой тихой полянке между двумя рощицами, на берегу узкого ручейка, через который он мог бы без труда перепрыгнуть, Престимион положил наземь свой узел и опустился рядом с ним на колени. Он не смел позволить себе задуматься. Размышление сейчас оказалось бы губительным для его намерения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171
Ночами к нему приходили сумбурные мечты, в которых присутствовали ужасающие и злокозненные создания. Он видел гигантского черного краба, пытавшегося откусить край солнца, и колоссальную тысяченогую змею, сползавшую на землю через грань мира, и роящихся насекомых с волчьими мордами, и множество других подобных вещей, от которых часто просыпался, дрожа, в холодном поту; случалось даже, что он боялся ложиться спать, чтобы не увидеть подобные ужасы.
Но случались ночи, когда он видел совсем другие сны: послания от Хозяйки Острова. Это само по себе изумляло его, поскольку он слышал, что Хозяйкой Острова Сна стала теперь мать Корсибара леди Роксивейл, что она взяла в свои руки аппараты, при помощи которых послания рассылались по миру, а прежняя Хозяйка леди Кунигарда, вместо того чтобы переселиться в резиденцию на террасе Теней на Острове, где, согласно обычаю, жили отошедшие от дел Хозяйки, покинула Остров и скрылась в неизвестном направлении. Но послания, прибывавшие к Престимиону, совершенно неоспоримо, исходили от леди Кунигарды. Он узнавал ее нежное, но твердое прикосновение к сознанию, стальную чистоту ее духа. Не могло ли быть так, что в мире теперь имелись две Хозяйки Острова, каждая из которых владела устройствами передачи видений в умы спящих?
В сновидениях, приходивших от Кунигарды, он вновь блуждал по Валмамбре, оборванный, изможденный человек, бредущий, шатаясь, на последнем пределе своих сил от одного отвратительного дерева сцамбры до другого по этой бесконечной пустыне. Но вместо безжалостно сверкающего, оглушающего звоном солнечного диска в небе виднелось светлое улыбающееся лицо Повелительницы Снов Кунигарды, он слышал ее голос: «Да, Престимион, иди вперед, стремись к тому месту, которого намерен достичь. Ты еще не исчерпал свои силы». Она говорила ему и другие слова: «Ты должен идти дальше, Престимион, ты — всемирный избавитель, только от тебя может прийти наше спасение». А когда он, не в силах удержаться на ногах от изнеможения, чуть не падал, измученный жаждой, на обжигающий песок, крича, что у него больше нет сил, что он погибнет здесь, она говорила: «Идите вперед, лорд Престимион, наш истинный корональ, идите, пока не достигнете трона».
Не было ли это безумием? Манией величия, зародившейся в его собственном измученном мозгу? Он напоминал себе, что короналем был Корсибар, а он всего лишь запутавшийся беглец, скрывающийся в этом жутком городе волшебников под именем, которое не всегда мог сам вспомнить.
Он терялся в тревогах.
К тому же он несколько отошел от своих друзей. Его постепенное примирение с колдовством отдалило его от Септаха Мелайна; непочтительное остроумие и манерность, из-за которой длинноногий фехтовальщик порой походил на учителя танцев, больше не развлекали его. Но и Свор с Гиялорисом, несмотря на всю искреннюю любовь к нему и радость от того, что он хотя бы мелкими шагами, но двигался в направлении их веры, также лишились своего обычного места в его душе. Престимион считал их виновными в том, что на него обрушился этот поток неразрешимых противоречий. Ну зачем он выбрал их себе в спутники? Почему не ограничил себя компанией веселых материалистов, таких как Септах Мелайн? Он знал, что очень несправедлив к Свору и Гиялорису, но столь печально и неподвластно ему было в эти дни его сердце, что он старался укрыться даже от них, и этого все трое были не в состоянии понять.
Не могло быть никаких сомнений: он полностью потерял представление о дальнейшем пути и безнадежно заблудился в ужасной пустыне. Единственное успокоение приносили ему послания от Кунигарды, но их было немного, они посещали его редко и никак не могли помочь ему в осуществлении высокого предназначения, призывы которого, как он должен был признать, все еще продолжали терзать его.
А однажды ночью, когда он спал в своей крошечной комнатушке в гостинице, в его сновидениях появилась не леди Кунигарда, а маг Гоминик Халвор. Стоя во весь рост, старец говорил: «Пора покончить с пустой тратой времени. Пришла пора поиска пути и провожатого». Проснулся Престимион с сознанием истинности своего сна: он уже достаточно долго блуждал в этом хаосе без цели и понимания и теперь, несомненно, должен был увидеть ориентиры.
Однажды ночью, когда на небе не было ни одной из лун и лишь миллионы миллионов звезд озаряли землю своим мощным холодным пламенем, Престимион вскоре после полуночи поднялся с постели и тихонько покинул свою маленькую низкую каморку. Под мышкой он нес небольшой узелок с вещами, которые собрал в течение предыдущих десяти дней. Он вышел из гостиницы, прошел по запутанным извилистым улицам Триггойна — они уже лишились для него того мистического облика, который отличал их, когда он впервые здесь появился — и выбрался из города через врата Тринаты на северной стороне города, названные так потому, что они смотрели прямо на белую звезду, носившую это имя.
Между воротами и двугорбой горой, вздымавшейся к северу от города, раскинулся чудесный парк с прекрасными лугами, журчащими ручьями и рощами широколиственных деревьев. Маловероятно, что в парке в этот час кто-нибудь будет. А Престимион желал оказаться подальше от города и его жителей, его тесно сгрудившихся узких дряхлых домов, пропитанных магией пяти тысяч лет, множества его волшебников, днем и ночью твердящих заклинания, кишащих в нем невидимых орд демонов, призраков и духов. Парк, хотя и находился поблизости от колдовского Триггойна, производил впечатление мирного места. Престимиону был необходим покой; хотя бы столько покоя, сколько доступно для него сейчас.
На поросшей травой тихой полянке между двумя рощицами, на берегу узкого ручейка, через который он мог бы без труда перепрыгнуть, Престимион положил наземь свой узел и опустился рядом с ним на колени. Он не смел позволить себе задуматься. Размышление сейчас оказалось бы губительным для его намерения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171