Но его нет.
Я чувствую только тяжесть, которая гнет меня и давит на плечи, словно я несу на себе все эти тучи. Мне причиняет боль каждая уходящая секунда.
Свобода исчезла, и я начинаю подозревать, что она Уже никогда не вернется. У меня ее отобрали…
Отец сказал бы, что свобода, которую можно отобрать, не настоящая. Вероятно, он прав. Вероятно, эта свобода была всего лишь игрой моего воображения — но я дорожил этой иллюзией.
А обида за разбитую иллюзию не простится никогда.
Я встряхиваю головой и трогаюсь с места, пробираюсь между обломками и ухожу все глубже в руины. Я возьму след там, где потерял его. Хотя Пэллес и говорила, что к этому времени ее здесь уже не будет, начинать все-таки лучше отсюда.
Маленький участок под крышей пуст, если не считать остывших углей от костра Томми. Дверь в подвал распахнута настежь. Я смотрю вниз на ступеньки — большая часть воды утекла. Стоит, наверное, спуститься и оглядеться в последний раз.
Но поскрипывание и потрескивание обломков вокруг становится чуть громче.
Я здесь не один.
Я беззвучно крадусь вдоль стены к единственной двери, Если ею хлопнуть как следует, наблюдатели непременно подойдут ближе, чтобы рассмотреть источник шума. Вряд ли ими окажутся невинные люди — ни один честный человек не крадется так старательно.
Из-за стены я слышу хриплый шепот:
— Кейн? Барон, это вы? Это я, Томми. Меня подловили.
— Я, Томми. Что происходит?
Он ступает в дверной проем, и его некрасивое лицо светлеет от радостной улыбки.
— Я так и думал, что это вы, барон. Кроме вас никто не пробрался бы сюда мимо дюжины кантийцев. Мы следим за этим местом.
Я слегка пожимаю плечами, так как не заслужил подобный комплимент.
— Зачем следите? Где все? Он мрачнеет.
— Дело плохо, Кейн. Пэллес ранена и схвачена Котами, а эта девушка — ну, с ножами, Таланн, да? — она погибла. Что-то в моем лице вызывает у него жалость.
— Берн развесил ее кишки по всему Рыцарскому мосту.
Господи…
Старею.
Несколько долгих секунд я не могу думать больше ни о чем. Годы давят мне на плечи тяжким грузом.
Чтобы выдержать такое, нужно быть совсем юным, уметь приспосабливаться и сохранять оптимизм. Нужно верить в хеппи-энд, в то, что любое страдание приносит результат, что смерть — не бесполезное падение в ничто.
Что ж, быть может, те, кто забросил меня сюда, добились желаемого. Мне не осталось ничего, кроме мести.
Тяжесть дней гнет меня вниз. Я сползаю по стене на пол, пытаясь отыскать у себя в душе хоть каплю ярости.
Если я смогу разбудить всегда жившее там неистовство, то сумею подняться и снова идти. Но внутри меня только угли.
Томми добавляет:
— С вами хочет поговорить король. Мы вас ждем со вчерашнего дня. Я и не думал, что вы вернетесь, но Ламорак сказал — так и будет. Он был очень в этом уверен и ведь оказался прав.
Ламорак…
Он все еще здесь, под защитой короля Канта…
Вот она, искорка, тлеющая в холодных углях, она начинает разгораться у меня в сердце.
Когда я поднимаю голову, вокруг Томми уже стоит уйма рыцарей-кантийцев. Обнаженные клинки блестят у них в руках. Я выдавливаю из себя улыбку.
— Спасибо, Томми. Он озадаченно хмурится. — За что?
— За то, что заставил меня встать. Слова у меня не расходятся с делом; Томми отступает на шаг и берет из рук рыцаря короткую веревку.
— Почему вас так много? Король думает, я буду драться? Томми вертит веревку в руках.
— Да нет. Это так, для верности. С вами хочет поговорить не только король. Королевские Глаза назначили за вас чертову кучу денег. А если мы пойдем с вами, то помешаем кому-нибудь их заработать.
— Что, правда назначили? Ничего не слышал.
— Ну да, тысячу ройялов…
Его взгляд и голос выдают мечту об этой самой тысяче ройялов. Вскоре Томми приходит в себя и неловко кашляет. — Я… э-э… Я должен связать вам руки. — Умрешь при первой же попытке, — скалюсь я.
— Барон, это ведь так, для виду… — Я все объясню королю. Он поймет.
— Но вы ведь не станете убегать? Не хочу вас убивать… — Убегать? — Я издаю холодный смешок. — Вы ведете меня как раз туда, куда я хочу попасть.
6
Артуро Коллберг сидел в кресле, чувствуя присутствие глядящих ему через плечо полицейских. Он почти не следил за Кейном. Администратор пришел в себя, только когда Томми и Кейн возникли на фоне руин, когда-то бывших Рыцарским мостом, и разглядели там солдат, которые растаскивали обломки в поисках выживших.
«Это сделала Пэллес? — недоверчиво, вполголоса спросил Кейн. — Ни хрена себе… Откуда у нее такая сила?»
«Она увела баржу», — ответил Томми.
«Не сомневаюсь».
Судя по результатам, бой был ошеломляющим — но там не оказалось ни одного актера, находившегося в прямом подключении. Записи не осталось.
Событие исчезло, словно его никогда и не было.
Настроение у Коллберга отнюдь не улучшилось.
Он составил и надиктовал сообщение для прессы прямо здесь, в техкабине, краем глаза следя за светящейся красной кнопкой аварийного переноса. Огромный изогнутый экран показывал Кейна, который в сопровождении кантийцев пробирался подземными пещерами Анханы.
Коллберг был доволен собой, доволен складно звучавшим текстом. Он сообщил о пленении Пэллес Рил очень спокойно, без единого намека на бушевавшую внутри ярость.
Уже через несколько минут, прошедших после столкновения в гримерной, его оторопь из-за наглых угроз Майклсона превратилась в холодную ярость. Все они против него, все: Кейн, Ламорак, Пэллес, Дойл и Вило — да еще эти чертовы полицейские за спиной. Но он не собирается поднять лапки вверх и сдаться.
Он не беспомощен.
Прямо на месте Коллберг решил, что карьере Майклсона пришел конец. В игру под названием «Уже поздно» можно сыграть и вдвоем. Стоит лишь углядеть некий повод, который удовлетворит Совет попечителей, — и Майклсона вообще придется убрать.
Куда он денется со своей заносчивостью? Каково ему тогда будет просить хотя бы о временной работе в Системе? Отобрать у него деньги, дом, друзей… И, конечно, самую большую радость испытает Коллберг, увидев лицо Майклсона.
Пэллес Рил выпадет из фазы Поднебесья и погибнет ужасной смертью.
Оставалось только надеяться, что Майклсон доживет до этого момента. Будет чертовски жаль, если он погибнет в Поднебесье прежде, чем у Коллберга появится шанс добить его.
7
Мы долго поднимаемся по лестнице из пещер в писсуар. Когда я выхожу в пасмурный день, Томми придерживает дверь.
— На песок, — кратко говорит он, и я чуть вздрагиваю. Пару раз мне доводилось видеть, как кантийцев вызывали на песок перед королевским судом. Оба раза это закончилось весьма печально для них.
— Ты действительно не можешь объяснить мне, в чем дело? Он пожимает плечами и угрюмо качает головой.
— Сказал бы, если б мог. Простите.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163