Она отказалась от монастырских должностей, попросила освободить ее от послушания и отправилась на поиски приключений, постоянно совершенствуясь, чтобы снова повстречаться с Кейном на равных и быть достойной того уважения, которое он так великодушно продемонстрировал ей при первой встрече.
Она повзрослела и теперь могла полностью осознать всю наивность своей мечты, но так и не сумела избавиться от нее — мечта спасала ее в самые тяжелые минуты жизни.
Однако таких тяжелых минут у нее еще не было.
Таланн так глубоко задумалась о своем невозможном будущем, что едва отметила лязг засова. Потом раздались скребущие звуки, которые заставили насторожиться: тюремщики открывали дверь совсем не так.
Кто-то шуровал в замке отмычкой.
Затем послышался звук открываемой двери. В тусклом, далеком свете Таланн увидела фигуру мужчины, проскользнувшего в камеру. Заскрежетал кремень, посыпался рой искр и, наконец, зажегся фонарь.
Сердце ее остановилось, мир вокруг померк.
Вместо обычной черной кожи человек был одет в свободную робу заключенного, его лицо покрывал слой копоти. Но бородка и слегка повернутый сломанный нос выглядели точно так же, как она представляла их себе все эти десять лет. Таланн подумала, что это всего лишь мечта, фантазия и что она окончательно потеряла сознание.
Однако если б это была мечта, он схватил бы ее в объятия и шептал ее имя, пока кандалы падали бы на пол. Вместо этого в свете разгорающегося фонаря Кейн выглядел ошеломленным.
Он смотрел на Таланн с удивлением и неприязнью, а может, с чем-то вроде застывшего неудовольствия. Потом замотал головой и прикрыл глаза рукой, охватив лоб большим и указательным пальцами.
— Ты Таланн, — хрипло прошептал он. — Ну конечно. Иначе все было бы слишком просто.
Ее сердце пело. Эти запинающиеся слова и растерянное лицо могли означать только одну простую и радостную вещь.
— Кейн… ты помнишь меня… — произнесла Таланн.
— А? — Он вскинул голову и посмотрел на нее испытующим взглядом.
Секунду спустя он скривился и начал шарить в своей робе.
— Да, как же, — пробормотал он, — помню.
— Значит, я не сплю. Ты пришел, чтобы спасти меня. На его полускрытом лице угадывалась внутренняя борьба; впрочем, наткнувшись на то, что искал, он немного успокоился. Когда он снова заговорил с Таланн, глядя ей в глаза, его лицо было угрюмо и хладнокровно.
— Да уж, поверь, я собираюсь вытащить тебя отсюда. Он держал в руках мелкий глиняный горшочек размером с кольцо, образованное из большого и указательного пальцев. Широкая горловина горшочка была заткнута пробкой.
— Смажь этим раны и съешь немного. Станет легче, и боль исчезнет. Не трать слишком много — Ламораку, может быть, еще хуже, чем тебе.
Таланн держала горшочек, пока Кейн отпирал несложные замки кандалов и наручников. Затем она быстро выполнила приказ. Какая бы магия ни была заключена в снадобье, оно помогло почти мгновенно — краснота и зуд в зараженных ранах от меча начали исчезать, а лихорадка почти сразу же отступила.
— Я не совсем так представляла себе нашу новую встречу, — заметила Таланн, втирая последнюю каплю зелья в раны на щиколотках и запястьях. — Вообще то я не из тех, кого надо спасать каждые пять минут…
Ее слова прозвучали неестественно, а исторгнутый вслед за ними смешок — и того хуже, однако Кейн, благодарение богу, ничего не заметил. Он стянул через голову робу заключенного, под которой обнаружился его обычный кожаный костюм с ножнами, и бросил ее Таланн.
— Одевайся. У нас меньше десяти минут, чтобы вытащить Ламорака и скрыться.
На миг Таланн полностью отдалась благословенному чувству прикрытой наготы.
— Спасибо. О Кейн, я даже не могу…
— Потом. Поговорим, когда выберемся отсюда. Там уж хоть благодарственный обед устраивай. Пошли к Ламораку.
— К Ламораку… — медленно повторила Таланн. — А ты знаешь… — «что он спит с Пэллес Рил?» — закончила она про себя, однако не смогла сказать это ему в лицо, тем более здесь.
— Что?
— В какой он камере? — поспешно исправилась она. — Я никого не видела — кто-нибудь еще спасся? Пэллес ушла? Она-то жива?
— Да… думаю, жива, — ответил Кейн, скривившись так, словно у него вдруг заболел живот. — Пока. Ну, пошли.
Однако вместо того чтобы открыть дверь, Кейн разжал пальцы, и фонарь упал на пол; животный рев вырвался из его груди, руки поднялись к голове. Лицо исказилось агонией, и, секунду постояв, он сполз по стене, цепляясь за нее руками. Ногти проскребли известняк, и Кейн упал на пол.
4
Коллберг вскочил с кресла помрежа; его мясистые подбородки тряслись.
— Господи, что это?
— Не знаю, сэр, — ответил техник, — но ему больно до чертиков. Вот, взгляните!
Телеметрия мозга показывала что-то невероятное, датчик боли просто зашкалило. Невозможно было сохранить сознание при такой боли. В мыслеречи сейчас звучал только утробный стон.
— Это что, припадок? — взревел Коллберг. — Да объясните же мне, что происходит!
Один из техников поднял взгляд от пульта и покачал головой.
— Для этого, сэр, вам придется дождаться Кейна. И тут снова раздалась мыслеречь актера, от которой сердце Коллберга упало.
«Похоже, все хотят, чтобы я бросил Ламорака умирать».
5
На полном скаку Берн добрался до дома суда. Когда молоденький перепуганный стражник выставил свою пику и потребовал остановиться и представиться, Берн соскочил с седла и бросился к нему, словно голодный волк.
— Посмотри на меня. Знаешь, кто я? Охранник кивнул, широко раскрыв глаза.
— Я делаю тебе подарок, солдат. Ты получаешь повышение по службе.
— Милорд?
— Ты не видел меня. Мы никогда не встречались. Этой ночью произошло вот что: ты шагал на посту и вдруг услышал какой-то звук… приглушенный крик, стук падающего тела, не важно. Придумаешь что-нибудь. Тебе нужно только отправиться к своему командиру и заставить его послать людей проверить каждого часового. Понял?
С тем же испугом солдат кивнул еще раз.
— Один из ваших, вероятно, уже мертв. Его убийца сейчас в Донжоне.
Солдат нахмурился.
— Не понимаю. Если он в Донжоне, то как он… Берн отвесил ему подзатыльник, и солдат пошатнулся.
— Он не арестованный, идиот! Он помогает арестованному сбежать!
— Сбежать? Это невозможно.
— Все зависит от тебя, солдат. Если этого человека поймают и убьют, я стану твоим другом, понял? Понимаешь, что означает для простого солдата иметь в друзьях имперского графа?
В глазах охранника зажегся интерес, и он кивнул еще раз.
— Но если хоть одна душа узнает, что я был здесь этой ночью, я стану твоим врагом. Надеюсь, ты понимаешь, что это значит.
— Я вас не знаю, милорд.
Берн потрепал его по заалевшей щеке.
— Хороший мальчик.
Стражник побежал, стуча сапогами, а Берн оседлал своего скакуна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163
Она повзрослела и теперь могла полностью осознать всю наивность своей мечты, но так и не сумела избавиться от нее — мечта спасала ее в самые тяжелые минуты жизни.
Однако таких тяжелых минут у нее еще не было.
Таланн так глубоко задумалась о своем невозможном будущем, что едва отметила лязг засова. Потом раздались скребущие звуки, которые заставили насторожиться: тюремщики открывали дверь совсем не так.
Кто-то шуровал в замке отмычкой.
Затем послышался звук открываемой двери. В тусклом, далеком свете Таланн увидела фигуру мужчины, проскользнувшего в камеру. Заскрежетал кремень, посыпался рой искр и, наконец, зажегся фонарь.
Сердце ее остановилось, мир вокруг померк.
Вместо обычной черной кожи человек был одет в свободную робу заключенного, его лицо покрывал слой копоти. Но бородка и слегка повернутый сломанный нос выглядели точно так же, как она представляла их себе все эти десять лет. Таланн подумала, что это всего лишь мечта, фантазия и что она окончательно потеряла сознание.
Однако если б это была мечта, он схватил бы ее в объятия и шептал ее имя, пока кандалы падали бы на пол. Вместо этого в свете разгорающегося фонаря Кейн выглядел ошеломленным.
Он смотрел на Таланн с удивлением и неприязнью, а может, с чем-то вроде застывшего неудовольствия. Потом замотал головой и прикрыл глаза рукой, охватив лоб большим и указательным пальцами.
— Ты Таланн, — хрипло прошептал он. — Ну конечно. Иначе все было бы слишком просто.
Ее сердце пело. Эти запинающиеся слова и растерянное лицо могли означать только одну простую и радостную вещь.
— Кейн… ты помнишь меня… — произнесла Таланн.
— А? — Он вскинул голову и посмотрел на нее испытующим взглядом.
Секунду спустя он скривился и начал шарить в своей робе.
— Да, как же, — пробормотал он, — помню.
— Значит, я не сплю. Ты пришел, чтобы спасти меня. На его полускрытом лице угадывалась внутренняя борьба; впрочем, наткнувшись на то, что искал, он немного успокоился. Когда он снова заговорил с Таланн, глядя ей в глаза, его лицо было угрюмо и хладнокровно.
— Да уж, поверь, я собираюсь вытащить тебя отсюда. Он держал в руках мелкий глиняный горшочек размером с кольцо, образованное из большого и указательного пальцев. Широкая горловина горшочка была заткнута пробкой.
— Смажь этим раны и съешь немного. Станет легче, и боль исчезнет. Не трать слишком много — Ламораку, может быть, еще хуже, чем тебе.
Таланн держала горшочек, пока Кейн отпирал несложные замки кандалов и наручников. Затем она быстро выполнила приказ. Какая бы магия ни была заключена в снадобье, оно помогло почти мгновенно — краснота и зуд в зараженных ранах от меча начали исчезать, а лихорадка почти сразу же отступила.
— Я не совсем так представляла себе нашу новую встречу, — заметила Таланн, втирая последнюю каплю зелья в раны на щиколотках и запястьях. — Вообще то я не из тех, кого надо спасать каждые пять минут…
Ее слова прозвучали неестественно, а исторгнутый вслед за ними смешок — и того хуже, однако Кейн, благодарение богу, ничего не заметил. Он стянул через голову робу заключенного, под которой обнаружился его обычный кожаный костюм с ножнами, и бросил ее Таланн.
— Одевайся. У нас меньше десяти минут, чтобы вытащить Ламорака и скрыться.
На миг Таланн полностью отдалась благословенному чувству прикрытой наготы.
— Спасибо. О Кейн, я даже не могу…
— Потом. Поговорим, когда выберемся отсюда. Там уж хоть благодарственный обед устраивай. Пошли к Ламораку.
— К Ламораку… — медленно повторила Таланн. — А ты знаешь… — «что он спит с Пэллес Рил?» — закончила она про себя, однако не смогла сказать это ему в лицо, тем более здесь.
— Что?
— В какой он камере? — поспешно исправилась она. — Я никого не видела — кто-нибудь еще спасся? Пэллес ушла? Она-то жива?
— Да… думаю, жива, — ответил Кейн, скривившись так, словно у него вдруг заболел живот. — Пока. Ну, пошли.
Однако вместо того чтобы открыть дверь, Кейн разжал пальцы, и фонарь упал на пол; животный рев вырвался из его груди, руки поднялись к голове. Лицо исказилось агонией, и, секунду постояв, он сполз по стене, цепляясь за нее руками. Ногти проскребли известняк, и Кейн упал на пол.
4
Коллберг вскочил с кресла помрежа; его мясистые подбородки тряслись.
— Господи, что это?
— Не знаю, сэр, — ответил техник, — но ему больно до чертиков. Вот, взгляните!
Телеметрия мозга показывала что-то невероятное, датчик боли просто зашкалило. Невозможно было сохранить сознание при такой боли. В мыслеречи сейчас звучал только утробный стон.
— Это что, припадок? — взревел Коллберг. — Да объясните же мне, что происходит!
Один из техников поднял взгляд от пульта и покачал головой.
— Для этого, сэр, вам придется дождаться Кейна. И тут снова раздалась мыслеречь актера, от которой сердце Коллберга упало.
«Похоже, все хотят, чтобы я бросил Ламорака умирать».
5
На полном скаку Берн добрался до дома суда. Когда молоденький перепуганный стражник выставил свою пику и потребовал остановиться и представиться, Берн соскочил с седла и бросился к нему, словно голодный волк.
— Посмотри на меня. Знаешь, кто я? Охранник кивнул, широко раскрыв глаза.
— Я делаю тебе подарок, солдат. Ты получаешь повышение по службе.
— Милорд?
— Ты не видел меня. Мы никогда не встречались. Этой ночью произошло вот что: ты шагал на посту и вдруг услышал какой-то звук… приглушенный крик, стук падающего тела, не важно. Придумаешь что-нибудь. Тебе нужно только отправиться к своему командиру и заставить его послать людей проверить каждого часового. Понял?
С тем же испугом солдат кивнул еще раз.
— Один из ваших, вероятно, уже мертв. Его убийца сейчас в Донжоне.
Солдат нахмурился.
— Не понимаю. Если он в Донжоне, то как он… Берн отвесил ему подзатыльник, и солдат пошатнулся.
— Он не арестованный, идиот! Он помогает арестованному сбежать!
— Сбежать? Это невозможно.
— Все зависит от тебя, солдат. Если этого человека поймают и убьют, я стану твоим другом, понял? Понимаешь, что означает для простого солдата иметь в друзьях имперского графа?
В глазах охранника зажегся интерес, и он кивнул еще раз.
— Но если хоть одна душа узнает, что я был здесь этой ночью, я стану твоим врагом. Надеюсь, ты понимаешь, что это значит.
— Я вас не знаю, милорд.
Берн потрепал его по заалевшей щеке.
— Хороший мальчик.
Стражник побежал, стуча сапогами, а Берн оседлал своего скакуна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163