Томми и другие рыцари идут вслед за мной вниз мимо изъеденных непогодой каменных скамей, на дно Стадиона.
Король уже там, сидит на королевском помосте в середине южного сектора, в удобном старом кресле, которое называет своим троном. По одну руку от него стоит Деофад, по другую, на месте Аббала Паславы, сидит Ламорак. Его нога в лубке — этот лубок я наложил своими руками.
Я отвожу глаза. Если я взгляну на этого предателя еще один раз, то не сумею совладать с собой и брошусь на него в бессильной ярости, по-росомашьи целясь в горло. Я не смотрю на него, но чувствую исходящее от него яркое пламя — оно обжигает мне лицо.
Медный Стадион… Днем здесь всегда неуютно — солнце нещадно высвечивает царящий тут беспорядок. Вспоминая это место, я всегда вижу праздничные костры и танцы, хорошую еду и море выпивки, буйное товарищество, которое и привязывало меня к здешним обитателям сильнее всего. Это память о чувстве принадлежности к семье — семье, которой у меня никогда не было.
Но королевство Канта — семья ночная. Днем, когда нет манящего полусвета костров и людей вокруг, Стадион выглядит еще мрачнее рабочих трущоб. Уходящие вверх ряды скамеек изъедены временем и переломаны. Песок на арене все еще сырой от дождей, тут и там чернеют угли, валяются обглоданные кости, яблочные огрызки, рыбьи головы, вишневые косточки и груды прочего весьма разнообразного мусора. Несколько больших крыс неспешно копошатся в этих кучах, ничуть не пугаясь дневного света. Они уворачиваются от кривых клювов шумных чаек и прямых — каркающих ворон, которые зло нападают на чаек, крыс и друг на друга.
Птицы взмывают пестрой стаей, когда я выхожу на освещенный песок арены. Толстая крыса, загородившая мне дорогу, получает пинок и катится по песку, тонко повизгивая.
Дюжина приведших меня рыцарей ступает на песок вслед за мной, а Томми делает шаг вперед и начинает церемонию.
— Представляю суду Канта Почетного барона… — произносит он.
— Заткнись! — Я подкрепляю свою просьбу подзатыльником.
Он невольно делает несколько шагов вперед, а потом поворачивает ко мне вспыхнувшее гневом лицо.
— Кейн, чтоб ты сдох, нельзя же так просто… Игнорируя его, я гляжу на короля и на суд.
— Брось церемонии, твое величество! — громко возглашаю я. — Я пришел. Скажи, чего ты от меня хочешь, и не пускай пыль в глаза.
Я слышу скрежет — окружившие меня рыцари вытаскивают мечи, — но король поднимает руку.
— Ладно, — тяжело роняет он. Затем наклоняется, и его лицо краснеет от прилива крови. — Ладно, ублюдок, скажу. Куда ты делся прошлой ночью? Когда ушел из склада, куда ты исчез?
— Не твое дело. — Черт, я не смог бы сказать ему правду, даже если б хотел.
Я вижу, куда все клонится. Рыцари окружили меня, чтобы не дать мне сбежать.
— Теперь — мое, зараза! — рычит король. — По-моему, ты поперся прямо к Котам.
— Ты рехнулся. — Эх, назвать бы ему настоящего предателя… но я не могу: еще рано. — Ты можешь себе представить, чтобы я пожал руку Берну?
Король встает с кресла с яростным ревом и поднимает кулак, словно желая призвать на мою голову громы и молнии.
— Я знаю, что ты работаешь на Ма'элКота, сволочь! Понял? Я знаю!
В тишине, наступившей за этим криком, слышно хлопанье крыльев вновь прилетевших чаек и отголоски уличного шума за стенами Стадиона. Рыцари вокруг меня недоуменно пере — вглядываются. Должно быть, они никогда не видели короля в таком гневе; я, кстати, тоже. Но на меня орали и погромче, так что этот рык больше на меня не действует.
— Правда? — тихо вопрошаю я. — Может, ты объяснишь, кто это тебе такое рассказал?
Глаза короля наливаются кровью, в горле что-то пощелкивает. Ему явно не хочется, чтобы старина Деофад и рыцари знали о его делишках с Королевскими Глазами.
Ламорак что-то бормочет, слишком тихо, чтобы я мог разобрать все. По губам я читаю плохо, но все же разбираю слова «вопросы» и «отвечать». Король словно бы и не слышал ничего, но тут же говорит:
— Вопросы здесь задаю я, Кейн, а твое дело — отвечать. Ясно?
Я молчу секунду-другую, давая понять, что уяснил его слова, а потом спрашиваю:
— Пэллес жива? Король сжимает зубы.
— Может быть, я неясно выразился…
— Томми сказал, будто вчера Пэллес ранили и схватили Коты. Она жива?
— А я откуда знаю!
— Брось, твое величество. Мы оба прекрасно знаем — откуда. Хочешь, скажу?
Краткий миг он колеблется. Может, собирается приказать:
«Заткните его» — и подать рыцарям знак? Но король отводит глаза.
— Да. Она жива. Уф-ф, слава богу! Я снова могу вдохнуть, и ноша на моих плечах легчает. Осталось только выяснить, что можно предпринять. — Что ты сделал, чтобы спасти ее?
Он выглядит удивленным, словно мысль о побеге даже не приходила ему в голову. Да что такое случилось с этим ее заклинанием Очарования? Или его действие уже кончилось?
— Ну, э-э, тут это, говорят, она у Ма'элКота, он ее допрашивает…
Мой голос наполняется бушующей у меня в груди яростью.
— Тебе, сукин сын, лишь бы ко мне цепляться, вместо того чтобы спасать ее! Да что с тобой случилось?
Если подумать, вопрос неплохой… Король не похож сам на себя, с заклинанием или без него. Вообще-то король мужик разумный и прагматичный. Он знает меня много лет. Он прекрасно знает, что я скорее отрежу себе яйца ржавым ножом, чем сделаю то, в чем он меня обвиняет.
В котелке, который я зову своей головой, появляется еще одна мыслишка: если он действительно хочет ответа, почему он не напустит на меня Ламорака с заклинанием Власти, чтобы тот вытряс из меня всю правду?
Ламорак снова что-то бормочет. Я угадываю слова «посвятить» и «с этим делом».
Король говорит:
— Я не могу посвятить тебя в свои планы, пока мы не разберемся с этим делом.
Ах ты, мерзавец…
Мне становится ясно.
Ламорак не может околдовать меня, потому что не умеет творить больше одного заклинания за раз.
Ладно, хватит логики.
Может, я и не должен решать каждую проблему кулаками… но иногда ситуация требует применения силы, чтобы постоять за правое дело.
Я не улавливаю последних слов короля, а между тем все вокруг глядят на меня в ожидании ответа. Я встряхиваю головой.
— Прошу прощения, задумался. Можно повторить?
— Я сказал… — тянет король.
Но я снова не слышу его слов, потому что, когда все взоры вновь устремляются к нему, я разворачиваюсь и бью пяткой в скулу рыцаря справа от меня. Кость трещит, человек взлетает в воздух и свергается на стоящего позади товарища.
Минус два, осталось десять.
Я не собираюсь выключать их всех и бежать с арены. В течение следующей доли секунды никто не двигается, ибо не осознают, что я сделал. Томми приходит в себя быстрее других, но он единственный, у кого меч обнажен. Не успевает он схватиться за рукоять, как я прыгаю и хватаю его за запястье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163