Немного крови брызгает мне на лицо, щекочет щеку и исчезает в бороде. Я переворачиваю тело, чтобы его кровь стекала на пол — возможно, он еще не задохнется.
Когда Таланн подбегает ко мне, я молча возвращаю ей нож. Она метает намного лучше, чем когда-либо буду метать я.
— Я же говорила, что могу сделать много чего интересного, — улыбается она.
— Никогда не видел ничего подобного, — честно говорю я ей, умалчивая о том, что нож едва не отрезал мне ухо. — Бросок был замечательный. Ты спасла мне жизнь.
— Давай не будем считать это чем-то особенным, а?
Я дружески сжимаю ее руку и смотрю в светящиеся глаза.
— Ладно, давай не будем.
Она кашляет и отворачивается, потом слегка краснеет и смотрит на тела стражников.
— Перерезать им горло? Я качаю головой.
— Думаю, они не придут в себя раньше, чем мы смоемся. Если же у них разбиты головы, они вообще могут не прийти в себя, так что ладно уж — дадим им шанс. Они ведь не какие-нибудь сволочи, у них просто такая работа.
Она искоса бросает на меня задумчивый взгляд.
— А ты не совсем такой, как я представляла.
— Ты не первая, кто говорит мне это. Ты можешь стрелять так же хорошо, как метать нож? Она пожимает плечами.
— Наверное.
— Тогда бери оружие и пошли.
Пока она подбирает арбалеты, взводит их и заряжает, я не могу помочь ей, зато получаю возможность оценить весьма примечательные изгибы ее тела под робой заключенного. Я вспоминаю, как Таланн выглядела в глазах Пэллес, однако Пэллес не смогла сделать ее настолько манящей, какой она кажется сейчас, — существует, знаете ли, немного вещей, столь же притягательных, как чистое обожание.
Я отворачиваюсь и снимаю с крюка лампу.
— Готова?
— Я всегда готова.
Она держит в каждой руке по арбалету, а ее улыбка очень похожа на мою.
— Тебе нравится, правда?
— Поверишь, если я скажу, что это воплощение моей многолетней мечты?
Надеюсь, это риторический вопрос. Я молча задуваю лампу, и коридор темнеет. Ставлю лампу на пол, чуть-чуть приоткрываю дверь и заглядываю в чашеобразный Театр правды.
На самом дне этой чаши возвышается платформа, на которой лежит привязанный к столу Ламорак. Вокруг горит нечто вроде прожекторов. Высокий мужчина в какой-то странной хламиде и маске ножом режет пах Ламорака. На правом бедре актера красуется еще одна рана, уродливый I-образный разрез, зашитый грубой черной нитью. Левое бедро вздуто, словно там чудовищных размеров опухоль.
Десять человек сидят на скамьях внизу, спиной ко мне, и ловят каждое слово мужчины в маске — должно быть, это и есть Аркадейл.
Он говорит:
— Теперь, обнажив брюшную стенку, мы вновь стоим перед выбором. Здесь можно и даже нужно использовать яйца насекомых, в том случае если у вас нет постоянной хирургической практики. Открыть здесь брюшную стенку очень трудно — легкий надрез в кишке позволит желудочному соку проникнуть в брюшную полость. Смерть такого рода крайне болезненна, однако она может наступить слишком быстро и помешать эффективному допросу. Таким образом, мы снова оказываемся в опасной близости от нашего главного врага — шока. С другой стороны, если вы чувствуете себя достаточно уверенно, чтобы вскрыть брюшную стенку, следует помнить о существовании различных ос, личинки которых особенно хороши для применения в этом месте. Детальное описание сбора этих личинок содержится у вас в записях. Просмотрите их, пока я открываю мускул.
Я сжимаю зубы, стараясь сдержать подступающую рвоту.
— Это класс. Это урок мучительства.
— Ламорак там? — шепчет за моим плечом Таланн. — Как он выглядит?
— Плохо. Левое бедро у него совсем паршивое. Здесь есть другой выход?
— Я не видела. По-моему, нет.
— Ладно. Тогда я вхожу. Ты втащишь тела стражников внутрь и будешь удерживать дверь. Кто бы ни появился в коридоре — стреляй.
— С удовольствием. А ты что будешь делать?
Я глубоко вдыхаю и медленно выдыхаю.
— Я буду импровизировать.
Я проскальзываю в дверь и неторопливо иду по широкому пролету ступеней, вырезанных в известняке. Заложив большие пальцы за пояс, я прохожу изогнутые ряды скамеек с таким видом, словно у меня впереди вечность. Ученики Аркадейла там, внизу, одеты только в ткань, без брони или даже кожаных доспехов. Благодарение Тишаллу, у них нет оружия. Должно быть, Ламорак краем глаза замечает мое движение — он со стоном отрывает взгляд от гипнотизирующего мерцания скальпеля и встречается с моими глазами. В его взгляде заметно спокойное удивление.
Аркадейл поворачивается и смотрит туда же. За блеском серебряной сетки я не могу рассмотреть его лицо.
— Чем могу служить? — вежливо спрашивает он.
— Можешь, — дружелюбно отвечаю я (услышав мой голос, студенты подпрыгивают от неожиданности). — Удели минутку, ладно?
Я прохожу последние две ступеньки, миную учеников, которые покорно сидят и ожидают, пока их учитель объяснит причину задержки.
Удобнее всего было бы подойти прямо к Ламораку, однако Аркадейл достаточно умен и осторожен, а Ламорак портит мне всю игру — по его щеке стекает слеза, и он хрипло бормочет:
— Кейн… господи боже мой, Кейн… Идиот. Уж лучше бы он сдох!
Аркадейл прижимает острие скальпеля к подрагивающей коже над сонной артерией Ламорака.
— А-а, Кейн? Какая честь. Думаю, ты здесь из-за вот этого вот?
Я останавливаюсь и вытягиваю пустые руки.
— Поторгуемся, Аркадейл. Я слышал, ты человек разумный. Давай так: твоя жизнь в обмен на его.
— Не пойдет. — Взмахом затянутой в перчатку руки он подзывает учеников. — Взять его!
Позади меня шуршит ткань. Я оборачиваюсь к ученикам, стоящим за моей спиной. Они переминаются с ноги на ногу и смотрят в пол, на стены, друг на друга — только не на меня. По их опущенным глазам мне сразу становится ясно, что они меня знают.
У нескольких явно не хватает мозгов, и они заставляют себя сделать несколько шагов на нетвердых ногах, не торопясь, так, чтобы не оказаться первым, кто бросится на меня.
— Отвагу я уважаю, — говорю я им, улыбаясь сквозь покрывающую мое лицо кровь стражника, — но тут вам не проверка на выживание.
— Ну, давайте же, — поспешно говорит один из учеников, тем не менее оставаясь на месте. — Он не сможет справиться со всеми сразу.
Разумеется, он прав. Еще несколько человек неуверенно встают.
Я показываю им столько зубов, сколько помещается в моей широкой волчьей ухмылке, таящей в себе одновременно и вызов, и подначку.
— Те ребята снаружи думали то же самое, — напоминаю я им. — Они были в кольчугах, с арбалетами и дубинками. Они были профессиональными солдатами. Я даю им время обдумать сей факт. Ученики смотрят на меня, как олень на охотника. Я развожу руки, словно собираясь обнять их всех.
— Где ваши доспехи, ребята? Нет ответа.
— Садитесь.
Они валятся обратно на скамьи словно оглушенные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163
Когда Таланн подбегает ко мне, я молча возвращаю ей нож. Она метает намного лучше, чем когда-либо буду метать я.
— Я же говорила, что могу сделать много чего интересного, — улыбается она.
— Никогда не видел ничего подобного, — честно говорю я ей, умалчивая о том, что нож едва не отрезал мне ухо. — Бросок был замечательный. Ты спасла мне жизнь.
— Давай не будем считать это чем-то особенным, а?
Я дружески сжимаю ее руку и смотрю в светящиеся глаза.
— Ладно, давай не будем.
Она кашляет и отворачивается, потом слегка краснеет и смотрит на тела стражников.
— Перерезать им горло? Я качаю головой.
— Думаю, они не придут в себя раньше, чем мы смоемся. Если же у них разбиты головы, они вообще могут не прийти в себя, так что ладно уж — дадим им шанс. Они ведь не какие-нибудь сволочи, у них просто такая работа.
Она искоса бросает на меня задумчивый взгляд.
— А ты не совсем такой, как я представляла.
— Ты не первая, кто говорит мне это. Ты можешь стрелять так же хорошо, как метать нож? Она пожимает плечами.
— Наверное.
— Тогда бери оружие и пошли.
Пока она подбирает арбалеты, взводит их и заряжает, я не могу помочь ей, зато получаю возможность оценить весьма примечательные изгибы ее тела под робой заключенного. Я вспоминаю, как Таланн выглядела в глазах Пэллес, однако Пэллес не смогла сделать ее настолько манящей, какой она кажется сейчас, — существует, знаете ли, немного вещей, столь же притягательных, как чистое обожание.
Я отворачиваюсь и снимаю с крюка лампу.
— Готова?
— Я всегда готова.
Она держит в каждой руке по арбалету, а ее улыбка очень похожа на мою.
— Тебе нравится, правда?
— Поверишь, если я скажу, что это воплощение моей многолетней мечты?
Надеюсь, это риторический вопрос. Я молча задуваю лампу, и коридор темнеет. Ставлю лампу на пол, чуть-чуть приоткрываю дверь и заглядываю в чашеобразный Театр правды.
На самом дне этой чаши возвышается платформа, на которой лежит привязанный к столу Ламорак. Вокруг горит нечто вроде прожекторов. Высокий мужчина в какой-то странной хламиде и маске ножом режет пах Ламорака. На правом бедре актера красуется еще одна рана, уродливый I-образный разрез, зашитый грубой черной нитью. Левое бедро вздуто, словно там чудовищных размеров опухоль.
Десять человек сидят на скамьях внизу, спиной ко мне, и ловят каждое слово мужчины в маске — должно быть, это и есть Аркадейл.
Он говорит:
— Теперь, обнажив брюшную стенку, мы вновь стоим перед выбором. Здесь можно и даже нужно использовать яйца насекомых, в том случае если у вас нет постоянной хирургической практики. Открыть здесь брюшную стенку очень трудно — легкий надрез в кишке позволит желудочному соку проникнуть в брюшную полость. Смерть такого рода крайне болезненна, однако она может наступить слишком быстро и помешать эффективному допросу. Таким образом, мы снова оказываемся в опасной близости от нашего главного врага — шока. С другой стороны, если вы чувствуете себя достаточно уверенно, чтобы вскрыть брюшную стенку, следует помнить о существовании различных ос, личинки которых особенно хороши для применения в этом месте. Детальное описание сбора этих личинок содержится у вас в записях. Просмотрите их, пока я открываю мускул.
Я сжимаю зубы, стараясь сдержать подступающую рвоту.
— Это класс. Это урок мучительства.
— Ламорак там? — шепчет за моим плечом Таланн. — Как он выглядит?
— Плохо. Левое бедро у него совсем паршивое. Здесь есть другой выход?
— Я не видела. По-моему, нет.
— Ладно. Тогда я вхожу. Ты втащишь тела стражников внутрь и будешь удерживать дверь. Кто бы ни появился в коридоре — стреляй.
— С удовольствием. А ты что будешь делать?
Я глубоко вдыхаю и медленно выдыхаю.
— Я буду импровизировать.
Я проскальзываю в дверь и неторопливо иду по широкому пролету ступеней, вырезанных в известняке. Заложив большие пальцы за пояс, я прохожу изогнутые ряды скамеек с таким видом, словно у меня впереди вечность. Ученики Аркадейла там, внизу, одеты только в ткань, без брони или даже кожаных доспехов. Благодарение Тишаллу, у них нет оружия. Должно быть, Ламорак краем глаза замечает мое движение — он со стоном отрывает взгляд от гипнотизирующего мерцания скальпеля и встречается с моими глазами. В его взгляде заметно спокойное удивление.
Аркадейл поворачивается и смотрит туда же. За блеском серебряной сетки я не могу рассмотреть его лицо.
— Чем могу служить? — вежливо спрашивает он.
— Можешь, — дружелюбно отвечаю я (услышав мой голос, студенты подпрыгивают от неожиданности). — Удели минутку, ладно?
Я прохожу последние две ступеньки, миную учеников, которые покорно сидят и ожидают, пока их учитель объяснит причину задержки.
Удобнее всего было бы подойти прямо к Ламораку, однако Аркадейл достаточно умен и осторожен, а Ламорак портит мне всю игру — по его щеке стекает слеза, и он хрипло бормочет:
— Кейн… господи боже мой, Кейн… Идиот. Уж лучше бы он сдох!
Аркадейл прижимает острие скальпеля к подрагивающей коже над сонной артерией Ламорака.
— А-а, Кейн? Какая честь. Думаю, ты здесь из-за вот этого вот?
Я останавливаюсь и вытягиваю пустые руки.
— Поторгуемся, Аркадейл. Я слышал, ты человек разумный. Давай так: твоя жизнь в обмен на его.
— Не пойдет. — Взмахом затянутой в перчатку руки он подзывает учеников. — Взять его!
Позади меня шуршит ткань. Я оборачиваюсь к ученикам, стоящим за моей спиной. Они переминаются с ноги на ногу и смотрят в пол, на стены, друг на друга — только не на меня. По их опущенным глазам мне сразу становится ясно, что они меня знают.
У нескольких явно не хватает мозгов, и они заставляют себя сделать несколько шагов на нетвердых ногах, не торопясь, так, чтобы не оказаться первым, кто бросится на меня.
— Отвагу я уважаю, — говорю я им, улыбаясь сквозь покрывающую мое лицо кровь стражника, — но тут вам не проверка на выживание.
— Ну, давайте же, — поспешно говорит один из учеников, тем не менее оставаясь на месте. — Он не сможет справиться со всеми сразу.
Разумеется, он прав. Еще несколько человек неуверенно встают.
Я показываю им столько зубов, сколько помещается в моей широкой волчьей ухмылке, таящей в себе одновременно и вызов, и подначку.
— Те ребята снаружи думали то же самое, — напоминаю я им. — Они были в кольчугах, с арбалетами и дубинками. Они были профессиональными солдатами. Я даю им время обдумать сей факт. Ученики смотрят на меня, как олень на охотника. Я развожу руки, словно собираясь обнять их всех.
— Где ваши доспехи, ребята? Нет ответа.
— Садитесь.
Они валятся обратно на скамьи словно оглушенные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163