Если уж ты швыряешься союзом с герцогами, то мог бы вспомнить прежде всего о старых друзьях.
— Я помню. — На первый взгляд Кейн казался мрачным как утопленник, однако в глубине его черных глаз поблескивала искорка. — Ты и есть тот самый герцог. То есть будешь им.
Король и Кайрендал обменялись ошеломленными взглядами.
— Но… — Король пытался привести в порядок путавшиеся в голове мысли и выудить одну или две самые важные. — Как я могу стать герцогом? И вообще, к черту все, расскажи сначала, как тебе удалось сбежать?
Кейн ухмыльнулся — казалось, его зубы запятнаны свежей кровью.
— Один ответ на оба вопроса: я выдал тебя Ма'элКоту. Я сказал ему, что ты и есть Саймон Клоунс.
— Что ты сделал?! — Комната потемнела и закружилась вокруг его величества.
— Что слышал. А почему бы и нет?
Кейн наклонился поближе к королю и заглянул ему в глаза, будто надеялся прочесть там какие-то таинственные знаки. Потом медленно, но решительно констатировал;
— Так ты поможешь мне спасти Пэллес Рил.
— Пэллес, — пробормотал король.
Ну конечно же, как он мог забыть: нет ничего важнее жизни и счастья Пэллес Рил. Король почувствовал, что пробуждается ото сна — как глупо он себя вел, ссорился с Кайрендал в то время, как Пэллес в опасности! Он провел рукой по глазам и искренне возблагодарил всех богов за то, что Кейн пришел вовремя и напомнил ему о самом важном…
Казалось, Кейн нашел в его глазах то, что искал, и результат его не обрадовал. Губы дернулась в неудовольствии, однако мгновением позже лицо разгладилось, словно король усилием воли изгнал нечто зловещее из своего мозга.
— Ну, Кайрендал, — весело молвил он, — кого тут надо убить, чтобы мне налили?
Подозванный эльфийкой бармен посмотрел на короля и произнес с тем отвратительным высокомерием, которое порождает в человеке только долгая работа в хорошем баре:
— Вы мне должны один ройял, сэр.
20
— Но это же не доказательство, — упрямо повторяет Кайрендал. — Это фокус, но не доказательство.
Иногда самое трудное в революции — это начало.
— Но это неплохой фокус, а неплохой фокус лучше доказательства. — Я непринужденно улыбаюсь и киваю на Паславу. — Спроси его сама.
Паслава не ждет вопроса от Кайрендал. Он наклоняется вперед, сжимает иссохшую руку в кулак и кладет ее на стол рядом с кружкой пива. Стоящая на столе лампа бросает на его впалые щеки черные тени.
— Это правда. Имея двадцать тысяч свидетелей, Ма'элКот не сможет оправдаться или что-либо объяснить. Случившееся подорвет дух армии. Когда же не станет армии и некому будет поддерживать контроль над городом — и над Империей, — власть попадет в руки первому, кто будет готов схватить ее.
Они переглядываются; в их глазах светится вожделение. В комнате Кайрендал воздух неподвижен, как в могиле; пламя лампы словно тонет в нем. Моя наигранная простота начинает действовать на собеседников; заразившись прекрасно сыгранной уверенностью, они уже не сомневаются, что свержение Ма'элКота — задача вполне посильная, и сама возможность этого делает желание попробовать непреодолимым.
Мятежи — дело другое, сейчас они уже не зависят от нас. Когда их подавят с помощью армии, а главных агитаторов арестуют, кантийцев среди них не будет. Нет, тут иное: король и Кайрендал уже видят Империю без Ма'элКота, армию без командования, Анхану без законов.
Их уже несет по течению силой, которая превышает даже местную гравитацию. Мы вчетвером, сидя вокруг стола — изображение Ма'элКота смотрит на нас из святилища в углу, — можем разрушить Империю. Жажда в их глазах сродни желанию ребенка разбить свою единственную новую игрушку в день рождения; эта жажда сродни той, что поднимает мятежи в рабочих трущобах, когда мы поджигаем собственные дома и пляшем вокруг костров; эта жажда заставляет воюющую армию грабить и жечь.
Иногда мы разрушаем только потому, что имеем такую возможность. В подобные моменты разрушение — всего лишь своеобразная забава, источник удовольствия.
Не поймите меня неправильно, Я не сторонник такой жажды разрушения.
Но я рассчитываю именно на нее.
Король наклоняется вперед.
— Тогда зачем вообще вести туда наших ребят? — спрашивает он. — Нам понадобится каждый человек, чтобы захватить город после начала драки. Зачем рисковать рыцарями и половиной простых кантийцев?
Я загадочно изрекаю:
— Хаос порождает новые возможности. Он не желает сдаваться так легко.
— Возможности — для чего?
Всякий раз, сталкиваясь со свойственным королю прагматизмом, я могу только бить по его слабым местам, делая вид, что козырная карта всегда у меня на руках, сколько бы раз я с нее ни ходил.
— Я уже объяснял тебе — я хочу спасти Пэллес Рил. Его глаза на миг стекленеют: заклинание Очарования все еще работает, хотя его действие и слабеет.
— Но как?
— Этого я тебе не скажу.
— Почему?
— Потому что не могу. — Это слишком многое выдаст моим зрителям там, дома. — Мне нужен от кантийцев только небольшой мятеж, такое концентрированное восстание, Я хочу, чтобы кто-нибудь держал Котов и констеблей подальше от меня, пока я буду спасать Пэллес. Остальное не важно. А революция? Она придет сама собой — вот тогда и будете волноваться.
Король моргает.
— Коты…
— Ты сам хочешь, чтобы они были там, — многозначительно говорю я. — Сам хочешь, чтобы они все — ну, или почти все — собрались в одном месте. — И ждали нас.
— Само собой. Но они будут ожидать небольшую отборную группу. А если ты возьмешь всех Рыцарей Канта, то запросто угробишь Берновых котиков.
— Как же, угроблю — под грудой тел своих ребят!
— Тебе необходимо разбить Котов, — категорически заявляю я. — Это лучшие бойцы Империи, и не только бойцы, но и умело действующая группа. Их боятся абсолютно все; черт, да они могут помешать мятежу, просто держа в страхе армию. Никто не желает пересекать им дорогу.
— Особенно я, — мрачно соглашается король.
— С другой стороны, они могут уклониться от боя. Король качает головой.
— Ты их не знаешь. Падение Ма'элКота не подорвет их дух. Берн внушил им, что они больше, чем обычные люди. Я поворачиваюсь к заклинателю.
— Твоя специальность — контроль над толпой, так? Можешь ты применить какую-нибудь магию, которая перепугала бы их?
— Теоретически могу, — медленно говорит Паслава. — Но у меня не те Силы, чтобы отыскать их в огромной толпе и заставить перетрухнуть — особенно если меня засечет император Ма'элКот.
Я хмыкаю.
— Сколько тебе нужно Силы?
Я запускаю два пальца в набедренные ножны от метательного кинжала и достаю один из грифоновых камней с той самой сетки. Камешек катится по столу, и рука Паславы бросается на него словно гремучая змея. Он издает длинный шипящий вздох, поднимает камень и рассматривает его в свете лампы с неприкрытым вожделением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163
— Я помню. — На первый взгляд Кейн казался мрачным как утопленник, однако в глубине его черных глаз поблескивала искорка. — Ты и есть тот самый герцог. То есть будешь им.
Король и Кайрендал обменялись ошеломленными взглядами.
— Но… — Король пытался привести в порядок путавшиеся в голове мысли и выудить одну или две самые важные. — Как я могу стать герцогом? И вообще, к черту все, расскажи сначала, как тебе удалось сбежать?
Кейн ухмыльнулся — казалось, его зубы запятнаны свежей кровью.
— Один ответ на оба вопроса: я выдал тебя Ма'элКоту. Я сказал ему, что ты и есть Саймон Клоунс.
— Что ты сделал?! — Комната потемнела и закружилась вокруг его величества.
— Что слышал. А почему бы и нет?
Кейн наклонился поближе к королю и заглянул ему в глаза, будто надеялся прочесть там какие-то таинственные знаки. Потом медленно, но решительно констатировал;
— Так ты поможешь мне спасти Пэллес Рил.
— Пэллес, — пробормотал король.
Ну конечно же, как он мог забыть: нет ничего важнее жизни и счастья Пэллес Рил. Король почувствовал, что пробуждается ото сна — как глупо он себя вел, ссорился с Кайрендал в то время, как Пэллес в опасности! Он провел рукой по глазам и искренне возблагодарил всех богов за то, что Кейн пришел вовремя и напомнил ему о самом важном…
Казалось, Кейн нашел в его глазах то, что искал, и результат его не обрадовал. Губы дернулась в неудовольствии, однако мгновением позже лицо разгладилось, словно король усилием воли изгнал нечто зловещее из своего мозга.
— Ну, Кайрендал, — весело молвил он, — кого тут надо убить, чтобы мне налили?
Подозванный эльфийкой бармен посмотрел на короля и произнес с тем отвратительным высокомерием, которое порождает в человеке только долгая работа в хорошем баре:
— Вы мне должны один ройял, сэр.
20
— Но это же не доказательство, — упрямо повторяет Кайрендал. — Это фокус, но не доказательство.
Иногда самое трудное в революции — это начало.
— Но это неплохой фокус, а неплохой фокус лучше доказательства. — Я непринужденно улыбаюсь и киваю на Паславу. — Спроси его сама.
Паслава не ждет вопроса от Кайрендал. Он наклоняется вперед, сжимает иссохшую руку в кулак и кладет ее на стол рядом с кружкой пива. Стоящая на столе лампа бросает на его впалые щеки черные тени.
— Это правда. Имея двадцать тысяч свидетелей, Ма'элКот не сможет оправдаться или что-либо объяснить. Случившееся подорвет дух армии. Когда же не станет армии и некому будет поддерживать контроль над городом — и над Империей, — власть попадет в руки первому, кто будет готов схватить ее.
Они переглядываются; в их глазах светится вожделение. В комнате Кайрендал воздух неподвижен, как в могиле; пламя лампы словно тонет в нем. Моя наигранная простота начинает действовать на собеседников; заразившись прекрасно сыгранной уверенностью, они уже не сомневаются, что свержение Ма'элКота — задача вполне посильная, и сама возможность этого делает желание попробовать непреодолимым.
Мятежи — дело другое, сейчас они уже не зависят от нас. Когда их подавят с помощью армии, а главных агитаторов арестуют, кантийцев среди них не будет. Нет, тут иное: король и Кайрендал уже видят Империю без Ма'элКота, армию без командования, Анхану без законов.
Их уже несет по течению силой, которая превышает даже местную гравитацию. Мы вчетвером, сидя вокруг стола — изображение Ма'элКота смотрит на нас из святилища в углу, — можем разрушить Империю. Жажда в их глазах сродни желанию ребенка разбить свою единственную новую игрушку в день рождения; эта жажда сродни той, что поднимает мятежи в рабочих трущобах, когда мы поджигаем собственные дома и пляшем вокруг костров; эта жажда заставляет воюющую армию грабить и жечь.
Иногда мы разрушаем только потому, что имеем такую возможность. В подобные моменты разрушение — всего лишь своеобразная забава, источник удовольствия.
Не поймите меня неправильно, Я не сторонник такой жажды разрушения.
Но я рассчитываю именно на нее.
Король наклоняется вперед.
— Тогда зачем вообще вести туда наших ребят? — спрашивает он. — Нам понадобится каждый человек, чтобы захватить город после начала драки. Зачем рисковать рыцарями и половиной простых кантийцев?
Я загадочно изрекаю:
— Хаос порождает новые возможности. Он не желает сдаваться так легко.
— Возможности — для чего?
Всякий раз, сталкиваясь со свойственным королю прагматизмом, я могу только бить по его слабым местам, делая вид, что козырная карта всегда у меня на руках, сколько бы раз я с нее ни ходил.
— Я уже объяснял тебе — я хочу спасти Пэллес Рил. Его глаза на миг стекленеют: заклинание Очарования все еще работает, хотя его действие и слабеет.
— Но как?
— Этого я тебе не скажу.
— Почему?
— Потому что не могу. — Это слишком многое выдаст моим зрителям там, дома. — Мне нужен от кантийцев только небольшой мятеж, такое концентрированное восстание, Я хочу, чтобы кто-нибудь держал Котов и констеблей подальше от меня, пока я буду спасать Пэллес. Остальное не важно. А революция? Она придет сама собой — вот тогда и будете волноваться.
Король моргает.
— Коты…
— Ты сам хочешь, чтобы они были там, — многозначительно говорю я. — Сам хочешь, чтобы они все — ну, или почти все — собрались в одном месте. — И ждали нас.
— Само собой. Но они будут ожидать небольшую отборную группу. А если ты возьмешь всех Рыцарей Канта, то запросто угробишь Берновых котиков.
— Как же, угроблю — под грудой тел своих ребят!
— Тебе необходимо разбить Котов, — категорически заявляю я. — Это лучшие бойцы Империи, и не только бойцы, но и умело действующая группа. Их боятся абсолютно все; черт, да они могут помешать мятежу, просто держа в страхе армию. Никто не желает пересекать им дорогу.
— Особенно я, — мрачно соглашается король.
— С другой стороны, они могут уклониться от боя. Король качает головой.
— Ты их не знаешь. Падение Ма'элКота не подорвет их дух. Берн внушил им, что они больше, чем обычные люди. Я поворачиваюсь к заклинателю.
— Твоя специальность — контроль над толпой, так? Можешь ты применить какую-нибудь магию, которая перепугала бы их?
— Теоретически могу, — медленно говорит Паслава. — Но у меня не те Силы, чтобы отыскать их в огромной толпе и заставить перетрухнуть — особенно если меня засечет император Ма'элКот.
Я хмыкаю.
— Сколько тебе нужно Силы?
Я запускаю два пальца в набедренные ножны от метательного кинжала и достаю один из грифоновых камней с той самой сетки. Камешек катится по столу, и рука Паславы бросается на него словно гремучая змея. Он издает длинный шипящий вздох, поднимает камень и рассматривает его в свете лампы с неприкрытым вожделением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163