В этом случае откладывать рождение первого
ребенка тоже не стоит, потому что тогда сам брак подвергается опасности.
Выйдя замуж в восемнадцать и став матерью в двадцать, современная девушка
вступает в тот период (занимающий 20-25 лет), когда вся ее жизнь в
основном посвящена материнским заботам. Если предположить, что этот период
закончится, когда младшему ребенку исполнится, скажем, четырнадцать лет,
то жене и матери стукнет сорок (или около того), когда она наконец получит
право на заслуженный отдых. В этом возрасте учиться новой профессии
поздновато, а уходить на покой еще рано. Некоторые женщины постараются
найти утешение в роли бабушки, но еще нестарый человек не может (или не
должен) посвящать все свое время воспитанию внучат.
Именно теперь, может быть, нам захочется сказать, что жизнь, увы, полна
трудностей, от которых никуда не денешься. Но рассматриваемая проблема, в
частности, возникла совсем недавно, и теоретически она вполне разрешима. В
прежнее время родители обычно распределяли свои обязанности между
няньками, кормилицами, гувернантками и учителями. В трудовых семьях детей
отдавали в подмастерья с семи лет, а работать они начинали и с пяти.
Только в двадцатом веке возникло убеждение, что родители должны лично
заботиться о воспитании своих детей-подростков. Один из современников
королевы Виктории отмечает в своем дневнике, что его отец разговаривал с
ним всего один раз. Другой викторианец похвалил нянюшку, проходившую мимо,
за то, что у нее такие чистенькие детки, а она ему ответила, что детишки,
которых он не узнал, его собственные чада. В восемнадцатом веке, при
тогдашнем образе жизни, приемные родители были необходимы - хотя бы для
того, чтобы воспитывать городских детей на свежем воздухе. Многие из ныне
здравствующих леди практически не встречались со своими малолетними
отпрысками, а собственных родителей они припоминают смутно, потому что те
никогда не заглядывали в детскую. Если в доме хватает прислуги, мать может
видеться со своими детьми по нескольку минут в день, а отцу ничего не
стоит вообще с ними не сталкиваться. Но обстоятельства переменились, и
теперь все члены семьи живут в обстановке, которую многие уже стали
считать "естественной"; но никто не предвидел, к чему все это приведет.
Выигрывают ли от этого дети, еще неизвестно, а вот родители, безусловно,
многое теряют. Годы и годы подряд - полжизни! - они вынуждены
приспосабливать все свои разговоры к уровню маленького ребенка или
школьника. В их собственном умственном развитии наступает полный застой.
Очень немногие люди понимают, в какой мере разговоры способствуют
нашему развитию (или задерживают его). Может быть, наш ум зависит от
воспитания, но умение применять его на практике оттачивается в спорах. Мы
обучаем друг друга уговорами и спорами, насмешкой и разумными доводами. И
больше всего мы можем почерпнуть от людей необыкновенных, мудрое и тонкое
красноречие которых заставляет нас внимать их речам в молчании. Но если от
общения с такими людьми наш разум становится острее, то разговор с
узколобыми и недалекими людьми его только притупляет. Наши попытки поучать
малышей и подростков приводят к одному: в конце концов мы сами скатываемся
на доступный им уровень понимания. Они набираются ума-разума, а мы его
теряем; мы настолько выдыхаемся, стараясь растолковать им начало алфавита,
что сами уже не в силах добраться до середины. Поучающий расплачивается
тем, что сам перестает развиваться. Мы видим, что для школьных учителей
это стало правилом, недаром их всегда считают не совсем настоящими
взрослыми. Но мы не замечаем, что эта судьба в какой-то мере постигает и
родителей. Мы никогда не видим линии, ограничивающей наш собственный
умственный горизонт. Наш разум - предмет измерения - одновременно является
и единственной доступной нам мерой. У нас нет возможности узнать,
насколько умнее мы были бы в других условиях. И все же мы изо дня в день
позволяем нашему разуму притупляться. Когда семейство викторианской эпохи
рассаживалось вокруг обеденного стола, соблюдалось одно правило: старшие
говорят, младшие слушают. Некоторые темы в разговоре не затрагивались,
отдельные вопросы обсуждались по-французски, но младшим было чему
поучиться. Более того, у них была возможность осознать собственное
невежество и научиться выражать свои мысли более связно. В наши дни
разглагольствуют дети, а слушают родители - пользы никакой и ни для кого,
а вред вполне очевидный.
Чтобы наглядно представить себе это, соберем к ужину современное
семейство. Отец вернулся из города в предместье, ребята пришли из школы. В
семье, кроме родителей, две дочери, Джоанна и Рейчел (десяти и семи лет),
и один сын, Тимоти, пяти лет. Девочки учатся в одной школе, а Тимоти ходит
в детский садик рядом с домом. Скрытый магнитофон запечатлевает для
потомков следующую беседу:
Папа. Скажи-ка, Тимоти, что ты сегодня узнал в детском садике?
Тимоти. Ничего.
Папа. Что же вы делали целый день?
Тимоти. Нам давали печеные яблоки и пирог.
Мама. А перед этим?
Тимоти. Сосиски с фасолью.
Рейчел. У него только еда на уме.
Тимоти. Врешь! У-у, противная!
Мама. Ну, будет, будет. А что у тебя, Джоанна?
Джоанна. А у нас новенькая учительница. Зовут мисс Кроули, и все
говорят, училка что надо, только вот очки носит.
Рейчел. Спорим - ты уже нацелилась пролезть в любимчики.
Джоанна. Нет уж, пусть Диана подлизывается.
Рейчел. Конечно, Диана всегда первая.
Джоанна. А вот и нет. Мисс Кроули сказала, что у меня талант и рисую я
лучше всех.
Рейчел. А ты бы лучше не путала про Библию!
Джоанна. Ты же обещала. Не смей! Молчи!
Рейчел. Подумаешь! Вот смех!.. Как это... Исав был обезьяночеловеком...
Джоанна. Не смей, Рейчел! (Кричит.) ЗАТКНИСЬ!!!
Мама. Не шумите, дети. Тим, ты нашел свой комикс? Он лежал на кухонном
столе.
Тимоти. Мировая книжка! Там про кота Клаудиуса, он плавать не умеет, а
рыбки ему хочется. Там такой пруд (чертит пальцем на скатерти): вот здесь
забор, а тут - будка, в ней живет собака Кусака, она ненавидит кошек. А у
Клаудиуса удочка, во-о-т такой длины (широко разводит руки) и крючок на
конце, и он ка-ак размахнется (показывает, сбивая при этом свою кружку с
молоком)...
Мама. Скорее неси тряпку, вытирай!
Постепенно порядок восстанавливается.
Рейчел. А книжка все равно дурацкая. Для малышни.
Тимоти. Неправда! Врешь! (Ревет.)
Мама. Нельзя так, Рейчел. Тебе эта книжка не нравится, потому что ее
написали для мальчиков, понимаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164
ребенка тоже не стоит, потому что тогда сам брак подвергается опасности.
Выйдя замуж в восемнадцать и став матерью в двадцать, современная девушка
вступает в тот период (занимающий 20-25 лет), когда вся ее жизнь в
основном посвящена материнским заботам. Если предположить, что этот период
закончится, когда младшему ребенку исполнится, скажем, четырнадцать лет,
то жене и матери стукнет сорок (или около того), когда она наконец получит
право на заслуженный отдых. В этом возрасте учиться новой профессии
поздновато, а уходить на покой еще рано. Некоторые женщины постараются
найти утешение в роли бабушки, но еще нестарый человек не может (или не
должен) посвящать все свое время воспитанию внучат.
Именно теперь, может быть, нам захочется сказать, что жизнь, увы, полна
трудностей, от которых никуда не денешься. Но рассматриваемая проблема, в
частности, возникла совсем недавно, и теоретически она вполне разрешима. В
прежнее время родители обычно распределяли свои обязанности между
няньками, кормилицами, гувернантками и учителями. В трудовых семьях детей
отдавали в подмастерья с семи лет, а работать они начинали и с пяти.
Только в двадцатом веке возникло убеждение, что родители должны лично
заботиться о воспитании своих детей-подростков. Один из современников
королевы Виктории отмечает в своем дневнике, что его отец разговаривал с
ним всего один раз. Другой викторианец похвалил нянюшку, проходившую мимо,
за то, что у нее такие чистенькие детки, а она ему ответила, что детишки,
которых он не узнал, его собственные чада. В восемнадцатом веке, при
тогдашнем образе жизни, приемные родители были необходимы - хотя бы для
того, чтобы воспитывать городских детей на свежем воздухе. Многие из ныне
здравствующих леди практически не встречались со своими малолетними
отпрысками, а собственных родителей они припоминают смутно, потому что те
никогда не заглядывали в детскую. Если в доме хватает прислуги, мать может
видеться со своими детьми по нескольку минут в день, а отцу ничего не
стоит вообще с ними не сталкиваться. Но обстоятельства переменились, и
теперь все члены семьи живут в обстановке, которую многие уже стали
считать "естественной"; но никто не предвидел, к чему все это приведет.
Выигрывают ли от этого дети, еще неизвестно, а вот родители, безусловно,
многое теряют. Годы и годы подряд - полжизни! - они вынуждены
приспосабливать все свои разговоры к уровню маленького ребенка или
школьника. В их собственном умственном развитии наступает полный застой.
Очень немногие люди понимают, в какой мере разговоры способствуют
нашему развитию (или задерживают его). Может быть, наш ум зависит от
воспитания, но умение применять его на практике оттачивается в спорах. Мы
обучаем друг друга уговорами и спорами, насмешкой и разумными доводами. И
больше всего мы можем почерпнуть от людей необыкновенных, мудрое и тонкое
красноречие которых заставляет нас внимать их речам в молчании. Но если от
общения с такими людьми наш разум становится острее, то разговор с
узколобыми и недалекими людьми его только притупляет. Наши попытки поучать
малышей и подростков приводят к одному: в конце концов мы сами скатываемся
на доступный им уровень понимания. Они набираются ума-разума, а мы его
теряем; мы настолько выдыхаемся, стараясь растолковать им начало алфавита,
что сами уже не в силах добраться до середины. Поучающий расплачивается
тем, что сам перестает развиваться. Мы видим, что для школьных учителей
это стало правилом, недаром их всегда считают не совсем настоящими
взрослыми. Но мы не замечаем, что эта судьба в какой-то мере постигает и
родителей. Мы никогда не видим линии, ограничивающей наш собственный
умственный горизонт. Наш разум - предмет измерения - одновременно является
и единственной доступной нам мерой. У нас нет возможности узнать,
насколько умнее мы были бы в других условиях. И все же мы изо дня в день
позволяем нашему разуму притупляться. Когда семейство викторианской эпохи
рассаживалось вокруг обеденного стола, соблюдалось одно правило: старшие
говорят, младшие слушают. Некоторые темы в разговоре не затрагивались,
отдельные вопросы обсуждались по-французски, но младшим было чему
поучиться. Более того, у них была возможность осознать собственное
невежество и научиться выражать свои мысли более связно. В наши дни
разглагольствуют дети, а слушают родители - пользы никакой и ни для кого,
а вред вполне очевидный.
Чтобы наглядно представить себе это, соберем к ужину современное
семейство. Отец вернулся из города в предместье, ребята пришли из школы. В
семье, кроме родителей, две дочери, Джоанна и Рейчел (десяти и семи лет),
и один сын, Тимоти, пяти лет. Девочки учатся в одной школе, а Тимоти ходит
в детский садик рядом с домом. Скрытый магнитофон запечатлевает для
потомков следующую беседу:
Папа. Скажи-ка, Тимоти, что ты сегодня узнал в детском садике?
Тимоти. Ничего.
Папа. Что же вы делали целый день?
Тимоти. Нам давали печеные яблоки и пирог.
Мама. А перед этим?
Тимоти. Сосиски с фасолью.
Рейчел. У него только еда на уме.
Тимоти. Врешь! У-у, противная!
Мама. Ну, будет, будет. А что у тебя, Джоанна?
Джоанна. А у нас новенькая учительница. Зовут мисс Кроули, и все
говорят, училка что надо, только вот очки носит.
Рейчел. Спорим - ты уже нацелилась пролезть в любимчики.
Джоанна. Нет уж, пусть Диана подлизывается.
Рейчел. Конечно, Диана всегда первая.
Джоанна. А вот и нет. Мисс Кроули сказала, что у меня талант и рисую я
лучше всех.
Рейчел. А ты бы лучше не путала про Библию!
Джоанна. Ты же обещала. Не смей! Молчи!
Рейчел. Подумаешь! Вот смех!.. Как это... Исав был обезьяночеловеком...
Джоанна. Не смей, Рейчел! (Кричит.) ЗАТКНИСЬ!!!
Мама. Не шумите, дети. Тим, ты нашел свой комикс? Он лежал на кухонном
столе.
Тимоти. Мировая книжка! Там про кота Клаудиуса, он плавать не умеет, а
рыбки ему хочется. Там такой пруд (чертит пальцем на скатерти): вот здесь
забор, а тут - будка, в ней живет собака Кусака, она ненавидит кошек. А у
Клаудиуса удочка, во-о-т такой длины (широко разводит руки) и крючок на
конце, и он ка-ак размахнется (показывает, сбивая при этом свою кружку с
молоком)...
Мама. Скорее неси тряпку, вытирай!
Постепенно порядок восстанавливается.
Рейчел. А книжка все равно дурацкая. Для малышни.
Тимоти. Неправда! Врешь! (Ревет.)
Мама. Нельзя так, Рейчел. Тебе эта книжка не нравится, потому что ее
написали для мальчиков, понимаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164