Одутловатое лицо богини обрамляли густые, ниспадавшие до плеч волосы. Округлые формы се слепили наготой. Выпуклый живот напоминал крышку на глиняном сосуде для зерна, толстые бедра были уродливы. Сие божественное лоно почиталось источником жизни и благополучия! Руки богини были сведены под полушариями грудей, своим молоком небесная Нинмаха вскормила младенцев богов. Прическу ее венчали булавки и броши из золота, слоновой кости и драгоценных каменьев. Шею украшало баснословно дорогое ожерелье, которое пожертвовал царь Валтасар, умоляя богиню предотвратить нападение персов на Вавилон.
Мать богов Нинмаха была для халдеев воплощением женской красоты. Когда Набусардар вспомнил об этом, губы его сами собою растянулись в усмешке. Лабаши, строитель храма Э-мах, должно быть, только потому осмелился причислить свою статую к сонму богов, что никогда не видывал тела, подобного телу Нанаи. Нанаи по праву могла возвышаться у алтаря на удивление всему миру! Сам царь счел бы честью поклоняться ей и шептать пылкие слова любви. Перед ней склонились бы ниц вавилонские вельможи и ползали у ее ног.
Сановник, ведавший хозяйством, коснулся его плеча и тихо напомнил:
— Светлейший! Царь уже в дверях, а ты все стоишь.
Набурсардар не сразу нашелся, что ответить. Лоб его взмок, по бороде стекал пот.
Лишь выйдя из храма, он ожил и поспешил вдогонку свите.
На нижнем дворе, где, стоя у дверей царских служб, их приветствовали чиновники Валтасара, за Набусардаром увязался хранитель печати и негромко сказал:
— Ты сегодня так истово молился, истовей самого царя, хотя персы тебя не страшат, ты даже замешкался у алтаря.
— Разумеется, князя не страшат персы, — вмешался в разговор сановник по торговым делам, — и божественную Нинмаху Набусардар просил не о даре мудрости, силы и мужества, а…
— А ты ясновидец, достойнейший, — укоризненно усмехнулся первый советник, — ты проницательнее Дельфийского оракула.
— Богам было угодно, чтобы я заглянул в сердце верховного военачальника. Представьте себе, предводитель наших войск молил Нинмаху не об укреплении армии, а о том, чтоб она ниспослала нам столько же волов, сколько Набусардар потребовал от нас для своих солдат. И эта его молитва пришлась нам весьма кстати. Клянусь Мардуком, я уже вознамерился было пахать на рабах.
— Новые законы запрещают это, светлейший, — невозмутимо заметил Набусардар.
— Зато благодаря тебе нынче дозволено отбирать у вельмож последнюю скотину, убивать ее на бойне и раздавать мясо городской черни. Ты изменяешь своему сословию. Голодранцы тебе милее господ.
— Сейчас не время говорить об этом, светлейший, — заметил вновь назначенный сановник, в ведении которого были дороги.
— А я рад случаю, — вспыхнул сановник по торговым делам, — высказать, что думаю. И если Набусардар не образумится, я — заявляю это во всеуслышание — не премину возместить недостающее тягло рабами.
— Я не советовал бы тебе, светлейший, делать это, — с угрозой произнес Набусардар, — не советовал бы я тебе в нынешние времена приучать рабов к мысли, что можно пахать и на людях. Как бы самому не очутиться в ярме!
Сановник лишь хмыкнул в ответ, покусывая губы от злости. В молчании прошли они через двойную дверь во внутренний двор, а оттуда — в зал, где вершилось правосудие и где царь самолично выносил и утверждал приговоры.
Здесь Валтасару было угодно принять персов.
Царь сидел в судейском кресле, глядя прямо перед собой. Он постукивал каблуком по его подножию, держа одну руку под мантией. Затем встал, спустился по ступенькам к сановникам и опять остановился в молчании, задумчиво расчесывая пальцами курчавую бороду. Видно, невеселые мысли роились в его голове.
Наконец он подняв глаза и молвил:
— Мой отец, царь Набонид, — пленник Кира. Держава Набонида пала, только Вавилон, верховным властелином и правителем коего я являюсь, стоит неколебимо. Я знаю, в тяжкую годину для народа единственная его опора — царь. Перед алтарем Великой Матери я просил богиню укрепить наш ум, ниспослать нам силу и мужество, чтобы спасти Вавилон от гибели и разрушения. С минуты на минуту сюда войдут персидские послы. Одним богам известно, с чем они к нам пожаловали. Но я, мои верные, я, ваш царь, хочу быть с вами и народом нашим до последнего вздоха.
Прошу и вас не посрамить честь предков и не изменить родине, что бы ни случилось.
Никогда еще никто из присутствующих не слыхал от Валтасара столь многозначительных слов. Сановники с нетерпением ждали, что последует дальше.
А царь, словно его и в самом деле осенила божественная Нинмаха, продолжал:
— Обычно осаждающие требуют сдать город без боя…
По залу пронесся ропот.
— Вы полагаете, что Кир выслал своих гонцов с иной целью? — спросил Валтасар.
— Да! — лаконично ответил один из сановников.
— Ты так считаешь, светлейший? — Царь наклонился в сторону наместника Борсиппы.
— Да, царь царей, — подтвердил тот, — сдается мне, персы хотят помириться с нами, ибо чувствуют себя недостаточно сильными. Сановники живо восприняли это предложение, а многие согласились с высказанным мнением.
— Со времени династии ассирийских Саргонов, с тех пор, как Навуходоносор превратил Вавилон в неприступную твердыню, никто еще не отваживался посягнуть на него с оружием в руках, — продолжал наместник.
— Золотые слова! — подхватил главный казначей.
— Кир тоже храбрился, покуда не подошел к стенам нашей несокрушимой твердыни. А увидел ее — и поостыл.
— Все мы того же мнения, — подал голос верховный судья, опираясь на трезубец, знак своего сана, — все мы того же мнения и убеждены, что даже самый могущественный завоеватель дрогнет перед творением нашего прославленного властелина, премудрого Навуходоносора. Однако Кир не отступил. Его не пугает толща стен, — голос судьи набирал силу, — просто он хочет облегчить себе задачу и войти победителем через открытые ворота.
— Рад, что мысль твоя, благородный рабианум, не сбилась с пути истинного, — похвалил Набусардар речь Идин-Амуррума. — Да, Кир не откажется от намерения взять Вавилон, ибо не Халдейское царство, а захват Вавилона — его цель. Сомневающиеся скоро убедятся в этом. Я разделяю мнение царя и верховного судьи.
— Верховный военачальник потому держит их сторону, — язвительно заметил сановник по торговым делам, — чтобы его не обвиняли в ограблении знати.
— Только подлец мог вымолвить такое, только наш общий враг, — ответствовал на это Набусардар.
Сановник по торговым делам поднял руки, судорожно растопырив костлявые пальцы, готовый вцепиться в Набусардара.
— Уважай хоть царя. — Один из советников схватил его за руки, силой заставляя опустить их.
— Разумеется! — в запальчивости крикнул сановник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217
Мать богов Нинмаха была для халдеев воплощением женской красоты. Когда Набусардар вспомнил об этом, губы его сами собою растянулись в усмешке. Лабаши, строитель храма Э-мах, должно быть, только потому осмелился причислить свою статую к сонму богов, что никогда не видывал тела, подобного телу Нанаи. Нанаи по праву могла возвышаться у алтаря на удивление всему миру! Сам царь счел бы честью поклоняться ей и шептать пылкие слова любви. Перед ней склонились бы ниц вавилонские вельможи и ползали у ее ног.
Сановник, ведавший хозяйством, коснулся его плеча и тихо напомнил:
— Светлейший! Царь уже в дверях, а ты все стоишь.
Набурсардар не сразу нашелся, что ответить. Лоб его взмок, по бороде стекал пот.
Лишь выйдя из храма, он ожил и поспешил вдогонку свите.
На нижнем дворе, где, стоя у дверей царских служб, их приветствовали чиновники Валтасара, за Набусардаром увязался хранитель печати и негромко сказал:
— Ты сегодня так истово молился, истовей самого царя, хотя персы тебя не страшат, ты даже замешкался у алтаря.
— Разумеется, князя не страшат персы, — вмешался в разговор сановник по торговым делам, — и божественную Нинмаху Набусардар просил не о даре мудрости, силы и мужества, а…
— А ты ясновидец, достойнейший, — укоризненно усмехнулся первый советник, — ты проницательнее Дельфийского оракула.
— Богам было угодно, чтобы я заглянул в сердце верховного военачальника. Представьте себе, предводитель наших войск молил Нинмаху не об укреплении армии, а о том, чтоб она ниспослала нам столько же волов, сколько Набусардар потребовал от нас для своих солдат. И эта его молитва пришлась нам весьма кстати. Клянусь Мардуком, я уже вознамерился было пахать на рабах.
— Новые законы запрещают это, светлейший, — невозмутимо заметил Набусардар.
— Зато благодаря тебе нынче дозволено отбирать у вельмож последнюю скотину, убивать ее на бойне и раздавать мясо городской черни. Ты изменяешь своему сословию. Голодранцы тебе милее господ.
— Сейчас не время говорить об этом, светлейший, — заметил вновь назначенный сановник, в ведении которого были дороги.
— А я рад случаю, — вспыхнул сановник по торговым делам, — высказать, что думаю. И если Набусардар не образумится, я — заявляю это во всеуслышание — не премину возместить недостающее тягло рабами.
— Я не советовал бы тебе, светлейший, делать это, — с угрозой произнес Набусардар, — не советовал бы я тебе в нынешние времена приучать рабов к мысли, что можно пахать и на людях. Как бы самому не очутиться в ярме!
Сановник лишь хмыкнул в ответ, покусывая губы от злости. В молчании прошли они через двойную дверь во внутренний двор, а оттуда — в зал, где вершилось правосудие и где царь самолично выносил и утверждал приговоры.
Здесь Валтасару было угодно принять персов.
Царь сидел в судейском кресле, глядя прямо перед собой. Он постукивал каблуком по его подножию, держа одну руку под мантией. Затем встал, спустился по ступенькам к сановникам и опять остановился в молчании, задумчиво расчесывая пальцами курчавую бороду. Видно, невеселые мысли роились в его голове.
Наконец он подняв глаза и молвил:
— Мой отец, царь Набонид, — пленник Кира. Держава Набонида пала, только Вавилон, верховным властелином и правителем коего я являюсь, стоит неколебимо. Я знаю, в тяжкую годину для народа единственная его опора — царь. Перед алтарем Великой Матери я просил богиню укрепить наш ум, ниспослать нам силу и мужество, чтобы спасти Вавилон от гибели и разрушения. С минуты на минуту сюда войдут персидские послы. Одним богам известно, с чем они к нам пожаловали. Но я, мои верные, я, ваш царь, хочу быть с вами и народом нашим до последнего вздоха.
Прошу и вас не посрамить честь предков и не изменить родине, что бы ни случилось.
Никогда еще никто из присутствующих не слыхал от Валтасара столь многозначительных слов. Сановники с нетерпением ждали, что последует дальше.
А царь, словно его и в самом деле осенила божественная Нинмаха, продолжал:
— Обычно осаждающие требуют сдать город без боя…
По залу пронесся ропот.
— Вы полагаете, что Кир выслал своих гонцов с иной целью? — спросил Валтасар.
— Да! — лаконично ответил один из сановников.
— Ты так считаешь, светлейший? — Царь наклонился в сторону наместника Борсиппы.
— Да, царь царей, — подтвердил тот, — сдается мне, персы хотят помириться с нами, ибо чувствуют себя недостаточно сильными. Сановники живо восприняли это предложение, а многие согласились с высказанным мнением.
— Со времени династии ассирийских Саргонов, с тех пор, как Навуходоносор превратил Вавилон в неприступную твердыню, никто еще не отваживался посягнуть на него с оружием в руках, — продолжал наместник.
— Золотые слова! — подхватил главный казначей.
— Кир тоже храбрился, покуда не подошел к стенам нашей несокрушимой твердыни. А увидел ее — и поостыл.
— Все мы того же мнения, — подал голос верховный судья, опираясь на трезубец, знак своего сана, — все мы того же мнения и убеждены, что даже самый могущественный завоеватель дрогнет перед творением нашего прославленного властелина, премудрого Навуходоносора. Однако Кир не отступил. Его не пугает толща стен, — голос судьи набирал силу, — просто он хочет облегчить себе задачу и войти победителем через открытые ворота.
— Рад, что мысль твоя, благородный рабианум, не сбилась с пути истинного, — похвалил Набусардар речь Идин-Амуррума. — Да, Кир не откажется от намерения взять Вавилон, ибо не Халдейское царство, а захват Вавилона — его цель. Сомневающиеся скоро убедятся в этом. Я разделяю мнение царя и верховного судьи.
— Верховный военачальник потому держит их сторону, — язвительно заметил сановник по торговым делам, — чтобы его не обвиняли в ограблении знати.
— Только подлец мог вымолвить такое, только наш общий враг, — ответствовал на это Набусардар.
Сановник по торговым делам поднял руки, судорожно растопырив костлявые пальцы, готовый вцепиться в Набусардара.
— Уважай хоть царя. — Один из советников схватил его за руки, силой заставляя опустить их.
— Разумеется! — в запальчивости крикнул сановник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217