Нинмаха благословила мои чресла, но демоны обратили лоно царицы Вавилонии в пустыню и пепел. Но теперь, хорошенько слушай, Набусардар, у меня будет наследник! Его носит под сердцем та скифка. Она зачала от моего семени, от царского семени, и родит втайне, и как только сын мой узрит свет Шамаша, мудрый Иги-Ану перенесет его в опочивальню царицы. Царица в глазах всех будет ему законной матерью, а скифка — кормилицей. Теперь и ты посвящен в тайну нашего рода. Я хотел, чтобы ты знал это, чтобы ты знал это и радовался вместе со мной! У меня будет наследник, потомок, наш род умножится и будет повелевать тысячами многие тысячелетия. Нынче я счастлив вдвойне. Я не последний в роду, а Кир, этот бескрылый орел, битым возвращается в Персию.
— Это еще неизвестно, государь. Его войско всего лишь отошло от городских стен.
— Возвращается, конечно. Кончилось это страшное кровопролитие! И я хочу радоваться, как радовался в пору беззаботной юности. Сердце мое ликует, как некогда в молодости. И ничто его больше не гнетет, ничто… — Царь наклонился к Набусардару. — Да будет благословенно лоно Дарии! Вот отчего я так радуюсь. И да сотрясаются от нашего веселья земля и небо!
Он сбросил с себя покрывало и вскочил, затем, схватив с кресла плащ, небрежно накинул его на плечи.
— Куда ты, государь? Да будет мне позволено напомнить тебе, что война еще не окончена и поспешность к добру не приведет. Персидское войско отошло не далее чем к горизонту.
— Я потому и спешу, — ответил Валтасар. — Пока их еще можно видеть на горизонте! Собственными глазами желаю видеть, как удирает персидский лев. Проводи меня на крышу дворца.
Кутаясь в плащ, Валтасар ринулся к двери. Царь так стремительно мчался по комнатам, коридорам, мимо стражи, что Набусардар едва поспевал за ним. Запыхавшись, Валтасар остановился на террасе и жадным взором оглядел окрестность.
Светало, и город вокруг, казалось, был окутан тонкой вуалью. В парках пробуждались птицы, журчали фонтаны. Небо на востоке порозовело, пробились первые лучи солнца, скользнув по верхушкам вавилонских холмов. Со стороны Евфрата тянуло прохладой, воды реки волновала легкая зыбь. Возле плотины, к северу от города, покачивались на волнах персидские суда.
Заметив это, Валтасар спросил:
— Персы остались на кораблях?
— Нет, государь, корабли брошены неприятелем. Валтасар расхохотался, мятый ночной балахон затрясся, прикрытые плащом плечи содрогались. Царь смеялся от души, так что даже слезы выступили у него на глазах.
Персов уже не было видно, но Валтасар живо представил себе картину бесславного отступления опаснейшего из всех властелинов мира. Воображение рисовало ему песчаную пустыню, где в страхе перед неприступными стенами священного Мардукова города мчались запряженная шестеркой белых коней колесница бога Солнца и запряженная четверкою боевая колесница царя Кира.
Словно желая вдоволь насытиться и насладиться воображаемым зрелищем, Валтасар воскликнул:
— Разве не говорил я тебе, заносчивый сын Камбиза, что Вавилония — это не Мидия и не Сирия?! Что Вавилон не Иерусалим или Ниневия, а царь Валтасар не чета Астиагу и Седехиашу?
Он выпятил грудь и расправил плечи, преисполнившись сознания собственного достоинства и гордости.
— Ты не думаешь, князь, — обратился он к Набусардару, — что /это самая крупная победа Вавилонии? Навуходоносор разрушил Иерусалим и Ниневию, я же сокрушил Кира. А это труднее, это куда труднее! Теперь тень Навуходоносора не затмит меня своим величием. Имя мое засияет, подобно солнцу, вот этому солнцу, которое всходит над моей вольной державой. Все статуи Навуходоносора я прикажу утопить в Евфрате. Со стен летнего и зимнего дворцов сдеру барельефы с его изображениями. Я не желаю более оставаться в тени! Наружные стены и покои зимнего и летнего дворцов я прикажу украсить сценами из моей собственной жизни. Бронзовые плиты длиной во весь тронный зал поведают о тщетной попытке персов овладеть Вавилоном и о моем триумфе. Я великий, непобедимый государь! Не так ли, мой верховный военачальник?
Уклоняясь от ответа на столь вздорную тираду, Набусардар поправил сползавшую с плеча Валтасара мантию и, словно не слыша царя, заботливо спросил:
— Тебе не холодно, светлейший?
Он умышленно переводил разговор на другое, но царь не понял его уловки.
Долго ли продрогнуть на утреннем холодке! К тому же он в ночном одеянии да легких сандалиях. В пылу воодушевления он не заметил, как сполз плащ… Глядишь, демоны уже расставили ловушки, но твой военачальник заботится не только о войске, но и о тебе. Верно, враки все это, будто он помышляет о троне. Должно быть, это завистники и угодники сеют такие слухи.
Растроганный Валтасар взглянул на Набусардара и поблагодарил:
— Спасибо, князь. Мне не холодно. Только нить разговора из-за тебя потерял, и теперь, осени меня хоть вся священная троица, ни за какое золото в недрах Пактола не вспомню, о чем бишь хотел я тебе поведать…
— Ты говорил о пиршестве в честь отступления персидского войска.
— Верно! Об этом. И еще я сказал, что. коль скоро война окончена, мои воины, могут покинуть стены и веселиться вместе со всеми.
— А что, если персы вернутся?
— И в самом деле… Хорошо, что ты не упустил этого из вида. Оставь солдат на стенах, но кое-кому из них. позволь все же забыть о крови и смерти за бочонком вина да куском жирного воловьего мяса на вертеле. Я приду проведать моих воинов, пускай полюбуются на своего непобедимого властелина.
— Да будет по-твоему, мой царь, — поклонился Набусардар, пряча усмешку.
Внизу послышались торопливые шаги и стук котурнов.
Набусардар обернулся. За развесистыми ветвями плакучих ив мелькнули фигуры военачальников секретной службы, прибывших с плотины Набонида на Евфрате.
— Что случилось? — не дожидаясь, когда они поднимутся, крикнул Набусардар.
— Мы с вестью к его величеству. Раскрыт заговор. Ночью мы заметили, как шевельнулись камни в плотине Набонида, неподалеку от Храмового Города, почти напротив башни Этеменанки. Смотрим — четыре больших камня разом провалились внутрь и из бреши показался нос челна с тремя закутанными фигурами. Лодка поплыла по течению, а камни снова поднялись и прикрыли отверстие. Наша стража под мостом перехватила пловцов и всех троих передала в руки дознателей, поскольку выяснилось…
— Кто это был? — в один голос вскричали Валтасар с Набусардаром.
— Два эсагильских жреца, младшие уманы, и с ними одна из твоих наложниц, царь и повелитель мира, — Дария, дочь скифского князя Сириуша…
— О-у-у, — точно шакал, взвыл Валтасар и, чувствуя приступ дурноты, схватил Набусардара за руку.
— Как вы поступили с ними? — сурово осведомился Набусардар.
Услыхав в ответ, что Дария ожидает царского приговора в темнице, а уманов вызвался судить судейский двор Эсагилы, убитый горем Валтасар бросился на грудь Набусардара и прошептал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217
— Это еще неизвестно, государь. Его войско всего лишь отошло от городских стен.
— Возвращается, конечно. Кончилось это страшное кровопролитие! И я хочу радоваться, как радовался в пору беззаботной юности. Сердце мое ликует, как некогда в молодости. И ничто его больше не гнетет, ничто… — Царь наклонился к Набусардару. — Да будет благословенно лоно Дарии! Вот отчего я так радуюсь. И да сотрясаются от нашего веселья земля и небо!
Он сбросил с себя покрывало и вскочил, затем, схватив с кресла плащ, небрежно накинул его на плечи.
— Куда ты, государь? Да будет мне позволено напомнить тебе, что война еще не окончена и поспешность к добру не приведет. Персидское войско отошло не далее чем к горизонту.
— Я потому и спешу, — ответил Валтасар. — Пока их еще можно видеть на горизонте! Собственными глазами желаю видеть, как удирает персидский лев. Проводи меня на крышу дворца.
Кутаясь в плащ, Валтасар ринулся к двери. Царь так стремительно мчался по комнатам, коридорам, мимо стражи, что Набусардар едва поспевал за ним. Запыхавшись, Валтасар остановился на террасе и жадным взором оглядел окрестность.
Светало, и город вокруг, казалось, был окутан тонкой вуалью. В парках пробуждались птицы, журчали фонтаны. Небо на востоке порозовело, пробились первые лучи солнца, скользнув по верхушкам вавилонских холмов. Со стороны Евфрата тянуло прохладой, воды реки волновала легкая зыбь. Возле плотины, к северу от города, покачивались на волнах персидские суда.
Заметив это, Валтасар спросил:
— Персы остались на кораблях?
— Нет, государь, корабли брошены неприятелем. Валтасар расхохотался, мятый ночной балахон затрясся, прикрытые плащом плечи содрогались. Царь смеялся от души, так что даже слезы выступили у него на глазах.
Персов уже не было видно, но Валтасар живо представил себе картину бесславного отступления опаснейшего из всех властелинов мира. Воображение рисовало ему песчаную пустыню, где в страхе перед неприступными стенами священного Мардукова города мчались запряженная шестеркой белых коней колесница бога Солнца и запряженная четверкою боевая колесница царя Кира.
Словно желая вдоволь насытиться и насладиться воображаемым зрелищем, Валтасар воскликнул:
— Разве не говорил я тебе, заносчивый сын Камбиза, что Вавилония — это не Мидия и не Сирия?! Что Вавилон не Иерусалим или Ниневия, а царь Валтасар не чета Астиагу и Седехиашу?
Он выпятил грудь и расправил плечи, преисполнившись сознания собственного достоинства и гордости.
— Ты не думаешь, князь, — обратился он к Набусардару, — что /это самая крупная победа Вавилонии? Навуходоносор разрушил Иерусалим и Ниневию, я же сокрушил Кира. А это труднее, это куда труднее! Теперь тень Навуходоносора не затмит меня своим величием. Имя мое засияет, подобно солнцу, вот этому солнцу, которое всходит над моей вольной державой. Все статуи Навуходоносора я прикажу утопить в Евфрате. Со стен летнего и зимнего дворцов сдеру барельефы с его изображениями. Я не желаю более оставаться в тени! Наружные стены и покои зимнего и летнего дворцов я прикажу украсить сценами из моей собственной жизни. Бронзовые плиты длиной во весь тронный зал поведают о тщетной попытке персов овладеть Вавилоном и о моем триумфе. Я великий, непобедимый государь! Не так ли, мой верховный военачальник?
Уклоняясь от ответа на столь вздорную тираду, Набусардар поправил сползавшую с плеча Валтасара мантию и, словно не слыша царя, заботливо спросил:
— Тебе не холодно, светлейший?
Он умышленно переводил разговор на другое, но царь не понял его уловки.
Долго ли продрогнуть на утреннем холодке! К тому же он в ночном одеянии да легких сандалиях. В пылу воодушевления он не заметил, как сполз плащ… Глядишь, демоны уже расставили ловушки, но твой военачальник заботится не только о войске, но и о тебе. Верно, враки все это, будто он помышляет о троне. Должно быть, это завистники и угодники сеют такие слухи.
Растроганный Валтасар взглянул на Набусардара и поблагодарил:
— Спасибо, князь. Мне не холодно. Только нить разговора из-за тебя потерял, и теперь, осени меня хоть вся священная троица, ни за какое золото в недрах Пактола не вспомню, о чем бишь хотел я тебе поведать…
— Ты говорил о пиршестве в честь отступления персидского войска.
— Верно! Об этом. И еще я сказал, что. коль скоро война окончена, мои воины, могут покинуть стены и веселиться вместе со всеми.
— А что, если персы вернутся?
— И в самом деле… Хорошо, что ты не упустил этого из вида. Оставь солдат на стенах, но кое-кому из них. позволь все же забыть о крови и смерти за бочонком вина да куском жирного воловьего мяса на вертеле. Я приду проведать моих воинов, пускай полюбуются на своего непобедимого властелина.
— Да будет по-твоему, мой царь, — поклонился Набусардар, пряча усмешку.
Внизу послышались торопливые шаги и стук котурнов.
Набусардар обернулся. За развесистыми ветвями плакучих ив мелькнули фигуры военачальников секретной службы, прибывших с плотины Набонида на Евфрате.
— Что случилось? — не дожидаясь, когда они поднимутся, крикнул Набусардар.
— Мы с вестью к его величеству. Раскрыт заговор. Ночью мы заметили, как шевельнулись камни в плотине Набонида, неподалеку от Храмового Города, почти напротив башни Этеменанки. Смотрим — четыре больших камня разом провалились внутрь и из бреши показался нос челна с тремя закутанными фигурами. Лодка поплыла по течению, а камни снова поднялись и прикрыли отверстие. Наша стража под мостом перехватила пловцов и всех троих передала в руки дознателей, поскольку выяснилось…
— Кто это был? — в один голос вскричали Валтасар с Набусардаром.
— Два эсагильских жреца, младшие уманы, и с ними одна из твоих наложниц, царь и повелитель мира, — Дария, дочь скифского князя Сириуша…
— О-у-у, — точно шакал, взвыл Валтасар и, чувствуя приступ дурноты, схватил Набусардара за руку.
— Как вы поступили с ними? — сурово осведомился Набусардар.
Услыхав в ответ, что Дария ожидает царского приговора в темнице, а уманов вызвался судить судейский двор Эсагилы, убитый горем Валтасар бросился на грудь Набусардара и прошептал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217