— «О дщерь вавилонская, быть тебе поверженной, благословен тот, кто отметит тебе за содеянное нам зло».
— Я велел угостить их с царского стола, — захлебываясь, прохрипел Валтасар. — Отныне пеплом кормите двадцать других, покуда не испустят дух. Советник пересказал и третий псалом:
— «Все боги всех племен — не более как идолы. Ягве же сотворил небеса, укрепил твердь земную и всякого судит по справедливости своей. Он покарает тех, кто говорит камню: ты создал меня! Но явит он милость верным, вызволит их души из рук святотатцев, ибо всемогущ он».
— В яму их, в яму, к львам! — хрипел Валтасар. — Слушать больше не желаю! Двадцати другим выколоть глаза, остальным привязать на шею камень и бросить в Евфрат!
Валтасар в исступлении рухнул в царское кресло. Когда он пришел в себя, стражники уже выводили иерусалимских юношей. Царь тупо смотрел им вслед помутившимся взором и порывисто дышал. Он тер ладонью веки и давился слюной. С ужасом осознав, что произошло, он боялся взглянуть на гостей. Как всегда, приходя в ярость, царь терял над собой власть, в глазах у него темнело, к горлу подступала тошнота. Наверное, Мардук теперь отвернется от него и ослабит его мощь. Но в душе, желая задобрить бога, Валтасар клялся извести иудеев всех до единого.
— Да, да, я исполню это… — бормотал он, покачивая тяжело опущенной головой.
Валтасар страдал, страдал невыносимо. Двести тысяч персов одолел, а совладать с племенем израильтян и иудеев не может. От стен Вавилона отогнал тучи персидского войска, а изгнать Ягве из Вавилона не в силах.
Внезапно царя осенила мысль. Лицо его оживилось на короткий миг, приняло выражение умиротворенности. Царь упивался про себя воображаемой картиной.
— А все-таки я его одолею! — воскликнул он с твердой уверенностью.
Чтобы и бог иудеев понял, как велика его, Валтасара, власть в Вавилонии, что воля его — закон для подданных, в свою честь он прикажет поднять священные сосуды Соломонова храма, которые вывез из Иерусалима Навуходоносор; ныне числом в четыре тысячи пятьсот они хранятся среди сокровищ, недавно, по уговору, возвращенных ему Эсагилой. Сосуды эти священны, и никто из смертных не смеет прикасаться к ним, но как раз поэтому он и велит принести их, наполнить вином и осушить во здравие Валтасара, повелителя мира.
Царь тотчас распорядился доставить священные сосуды в ападану.
Заключая с царем союз, Исме-Адад обязался возвратить эти сосуды, — так как Храмовый Город похитил их из царской сокровищницы после смерти Навуходоносора, — и слово свое сдержал. Он не собирался препятствовать Валтасару, но, страшась за свою жизнь, позволил себе напомнить царю, что эти сосуды священны и никто, кроме богов, не вправе касаться их своими устами.
— А я — разве не сын богов? — подивился Валтасар речам верховного жреца.
— Даже сын богов не смеет этого допустить, так повелел Мардук.
— Так кто же распоряжается в Халдейском царстве — Мардук или Валтасар? — вскричал царь; недобрым огнем вспыхнули его глаза.
Боясь осквернить сосуды, жрецы и вельможи поддержали Исме-Адада, убеждая царя, что обычай требует чтить чужеземных богов.
Валтасар пришел в бешенство.
— Знаю я, все вы считаете меня слабовольным. По всему царству разослал я шпионов и знаю, что обо мне шепчут. Но затем я и созвал вас, чтобы вы убедились в моей силе.
Тогда поднялся мудрый рабианум Идин-Амуррум и учтиво сказал:
— Даже Навуходоносор, хотя и был он владыкой могущественным и непобедимым, не позволил себе осквернить сосуды и поместил их в святилище Мардука.
— Разве я не могущественнее Навуходоносора? Разве Навуходоносор, а не Валтасар одолел Кира? — вскипел царь.
Желая успокоить его, гости лицемерно грянули:
— Ты, о великий, наш царь!
— То-то. — Он принял славословие вельмож за чистую монету, и у него отлегло от сердца.
Между тем рабы вносили сверкавшие золотом священные сосуды, расставляя их на столах. Согласно приказу царя, никто не был обойден — даже гетеры и развратники.
Четыреста виночерпиев, держа на плечах узкогорлые тирские кувшины, наполненные изысканнейшими винами, приготовленными из лучших сортов винограда на острове Хиос, в городе Лампсак, на острове Крит ив городах Загра и Гурния, на острове Лесбос и в городе Библ — вино из этого города имело аромат ранних фиалок, — вбежали в залу под звуки двойных флейт и египетских систр.
Валтасар приказал гостям снять золотые венцы и сам снял драгоценную тиару. Затем в ападане появились рабы с серебряными подносами. На одних грудами возвышались миртовые венки, на других — широкие микенские чаши с дорогой эссенцией. Рабыни, вереницей входя под сень ападаны, . брали с серебряных подносов венки и, окуная их в дорогие благовонные эссенции, возлагали затем на головы гостей.
Самый красивый венок из лавровых веток и золотых ягод, смоченный самой дорогой эссенцией, перевязанный лентами, украшенный каменьями, был возложен на голову царя. Виночерпии сняли с плеч серебряные кувшины, и в золотые чаши струями полились вина, впитавшие в себя огненные лучи южного солнца.
Для его величества царя Валтасара густым и алым, как кровь, вином наполнили золотую чашу с двумя ручками, выделявшуюся своими размерами и формой.
Взяв сосуд обеими руками, Валтасар поднялся с кресла.
Глаза его сверкали, щеки лоснились, высокий лоб казался несокрушимым, как гранитный лоб священного быка.
Голос царя звенел, взывая к гостям:
— Пейте, жрецы и вельможи! Пейте во славу Валтасара!
Он первым поднял чашу и пригубил вино.
Ив то же мгновение пламя свечей затрепетало и померкло.
Леденящий ветер пронесся по зале.
На стене появилась тень, и чья-то рука, повергнув пирующих в неописуемый ужас, начертала:
«МЕНЕ, ТЕКЕЛ, ФАРЕС».
Чаша выпала из рук царя Валтасара.
Он не сводил с надписи глаз, чувствуя, как все тело его охватывает дрожь. Виски покрылись каплями пота. Все замерло.
Долго стоял Валтасар, онемев, и все, что было в ападане живого, безмолвствовало вместе с ним.
Когда же кто-то осмелился пошевелиться, Валтасар горестно воскликнул:
— Перст судьбы! Предостережение!
Несколько опомнившись от потрясения, царь приказал созвать всех мудрецов, звездочетов и толкователей.
Но никто из мудрецов и толкователей не мог объяснить, что означают загадочные письмена.
Весть о случившемся облетела дворец, и в ападану с женской половины поспешила царица.
Она посоветовала обратиться к пророку Даниилу, который, наверное, разгадает значение слов.
Пророк вошел в сопровождении стражников. С первого взгляда было заметно, как потускнели за время заточения его глаза, сколько прибавилось морщин на его старческом лике. Но ум, дар природы, ничто не могло ослабить, и Даниил так истолковал вещие слова:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217