Верховный военачальник был чем-то озабочен, но сквозь тень на его лице просвечивала ласковая улыбка, с которой он обращался к ликующему народу.
Под звуки горнов и бой барабанов створы ворот распахнулись, и отряд въехал на просторный двор.
Набусардар остановился, подоспевшие конюхи подхватили брошенные им поводья, поглаживая верного коня по крутой шее.
А со второго двора уже спешили Тека и скульптор. из мастерских высыпали слуги.
Обрадованный такой встречей, Набусардар поздоровался со всеми и нетерпеливо обратился к Теке:
— Где же моя избранница?
— Твоя светлость найдет ее на террасе. Едва Тека произнесла эти слова, как стебли плюща раздвинулись, и в нимбе позолоченных солнцем волос показалось лицо дочери Гамадана.
— Нанаи! — выговорил Набусардар и, словно подхваченный ветром, кинулся к лестнице, ведущей в верхние покои.
С замирающим сердцем устремилась девушка ему навстречу. Легкокрылым мотыльком, легким облачком летела она, едва касаясь ступеней. Мысли у нее звенели, точно веселые бубенцы потешников. Любовь раскрыла свои лепестки, обнажив ликующее сердце Нанаи.
Она подбежала к нему и обвила его шею. Набусардар обнял ее и крепко прижал к груди. Обеими руками гладил он ее волосы, вплетая пальцы в их пряди.
— Нанаи, дорогая, любовь моя, жизнь моя…
— Благословение Энлилю — ты вернулся… — проговорила она.
— Любовь моя, жизнь моя… жизнь моя, любовь моя, — шептал он, ей в лицо, не зная, какое из этих слов вернее выражает переполнявшее его чувство. Вдруг он запнулся: — Это правда, будто Устига хотел лишить тебя самого прекрасного, что есть на Свете, и дал тебе яд?
— Я обо всем расскажу тебе, мой милый.
Обнявшись, поднимались они по лестнице, и Нанаи тихонько исповедовалась ему:
— Как-то во дворце появился незнакомый человек. Он назвался певцом и сказал, будто ты послал его ко мне. И я по глупости и со страху поверила его вздорным предостережениям. А когда увидела Устигу в корчах, то решила, что он умирает, и испугалась, неразумная, как бы боги в отместку не отняли жизнь у тебя. Я хотела смирить гнев богов и спасти тебя ценою собственной жизни, принять яд. Устига говорил, что у него в поле зашит мешочек с ядом. Но я не по его понуждению, а по своей воле хотела уйти в царство теней. Да только боги судили иначе; оба мы живы и я могу обнять тебя. О, я могу обнять тебя и смиренно прошу — будь милосерден к Устиге.
— Ты все еще любишь его, Нанаи? Сильно, сильнее, чем Набусардара?
— Одного тебя, мой победитель.
— Только потому, что я победитель? А что, если бы им стал Устига, — кого бы ты избрала тогда?
— Клянусь незапятнанной честью рода Гамаданов: что бы ни случилось — я буду любить одного тебя.
— Ты произнесла это с такой грустью, Нанаи, любовь моя…
— Я говорю это с грустью, потому что многое из того, с чем сталкиваемся мы на дороге жизни, нам неподвластно. Страдания персидского князя заставляют меня страдать, хоть я и понимаю, что ты держишь его в заточении как недруга Вавилонии и не вправе выпустить, пока мы враждуем с персами. Но прошу тебя об одном, Набусардар, не отправляй его обратно в подземелье! Там ужасно, там слишком ужасно даже для убийц и диких зверей. Оставь его в верхних покоях. Пусть и у него будет немного свежего воздуха и солнца.
— Ты любишь его, Нанаи! — Набусардар холодно посмотрел на нее.
— О, если бы ты мог заглянуть в мое сердце, сомнения твои рассеялись бы, мой дорогой.
На повороте лестницы они остановились передохнуть.
Тревога и опасения, связанные с Устигой, не покидали Набусардара, хотя он и не придал особого значения высеченному на перстне приказу Кира, — враг ведь отступил от стен Вавилона! Он лишь распорядился усилить стражу во дворце и набить двойную решетку на окне комнаты, где лежал Устига.
Затем все сошлись в кабинете Набусардара для дружеской беседы.
Первым заговорил Гедека, осведомившись, долго ли еще будет бесноваться демон войны.
— Я не случайно приехал, — оживился Набусардар, — персы отступают, и надо полагать — войне скоро конец.
— Конец? — воскликнула Нанаи, и слезы радости зазвенели в ее голосе.
— Полагаю, что так, хотя твердой уверенности у меня нет. Персидское войско отошло от стен Вавилона — это правда, лишь несколько отрядов закрепилось на подступах к городу — возможно, для того, чтобы прикрыть отступление основных сил.
— Господин, — разрыдалась Тека, — все, что прикопила я, служа твоему роду, я с благодарностью приношу в жертву богам.
— Не надо спешить, — остановил ее верховный военачальник, — хотя его величество Валтасар первым ступил на сей ложный путь… Люди в Вавилоне не помнят себя от радости — пляшут, поют, кричат. На улицы выкатили бочки с вином, пьют без удержу. Царь заразился веселостью гуляк и приказал в честь победы устроить пир, еще невиданный в Вавилоне. Я предостерегал его, говорил, что рано. Да он заупрямился, закапризничал, как всегда. Говорит, в такой день никому ни в чем не будет отказа, вино, как воды Евфрата, потечет через весь Город Городов. Солдаты будут угощаться заодно с горожанами — в домах, на площадях, в садах и на улицах. Женщины будут ублажать победителей.
— Господин мой… — Испуг мелькнул в глазах Нанаи.
Набусардар нахмурился.
— А самые красивые должны принадлежать царю, дорогая, — с суровой горькой усмешкой добавил Набусардар. — Вот какой чести могут тебя удостоить!
— О, ради Энлиля, — ужаснулась она, — ради священного Энлиля, творца вселенной…
Услыхав о причуде царя, Тека задрожала. Она была свидетельницей великой любви. Набусардара к Нанаи и понимала, что творится в душе ее господина.
Прихоть Валтасара ошеломила и Гедеку, но, храня спокойствие, он сказал:
— Если царь остановит свой выбор на Нанаи, я берусь подыскать продажную женщину, внешне похожую на твою избранницу, светлейший, пусть та за золото подарит царю свое тело и ласки. Лишь бы Валтасар не догадался о подвохе! Если нет у него почтения к тому, кто два года защищал Вавилон и его самого, то поделом ему быть обманутым.
— Нет, мастер, — возразил военачальник. — Довольно обмана и лжи. Нанаи станет моей законной женой. Царь должен это осознать. За победу над персами я не потребую иной награды, кроме благородного титула для дочери Гамадана. Награды будут присуждаться в день праздника. Вот тогда я испрошу у царя позволенья, чтобы Нанаи в соответствии с законом могла стать спутницей моей жизни. — Набусардар задумался. — Правда, однажды царь отказал мне, но я не хочу обходить закон.
— Извини меня, светлейший, но, пожалуй, в таком деле хитрость надежнее просьбы, — возразил Гедека. — На сей раз я советую тебе прибегнуть к ней, хотя, как ты знаешь, сердцу моему всегда чуждо было лукавство. Я не верю в великодушие нашего государя, и мне жаль Нанаи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217
Под звуки горнов и бой барабанов створы ворот распахнулись, и отряд въехал на просторный двор.
Набусардар остановился, подоспевшие конюхи подхватили брошенные им поводья, поглаживая верного коня по крутой шее.
А со второго двора уже спешили Тека и скульптор. из мастерских высыпали слуги.
Обрадованный такой встречей, Набусардар поздоровался со всеми и нетерпеливо обратился к Теке:
— Где же моя избранница?
— Твоя светлость найдет ее на террасе. Едва Тека произнесла эти слова, как стебли плюща раздвинулись, и в нимбе позолоченных солнцем волос показалось лицо дочери Гамадана.
— Нанаи! — выговорил Набусардар и, словно подхваченный ветром, кинулся к лестнице, ведущей в верхние покои.
С замирающим сердцем устремилась девушка ему навстречу. Легкокрылым мотыльком, легким облачком летела она, едва касаясь ступеней. Мысли у нее звенели, точно веселые бубенцы потешников. Любовь раскрыла свои лепестки, обнажив ликующее сердце Нанаи.
Она подбежала к нему и обвила его шею. Набусардар обнял ее и крепко прижал к груди. Обеими руками гладил он ее волосы, вплетая пальцы в их пряди.
— Нанаи, дорогая, любовь моя, жизнь моя…
— Благословение Энлилю — ты вернулся… — проговорила она.
— Любовь моя, жизнь моя… жизнь моя, любовь моя, — шептал он, ей в лицо, не зная, какое из этих слов вернее выражает переполнявшее его чувство. Вдруг он запнулся: — Это правда, будто Устига хотел лишить тебя самого прекрасного, что есть на Свете, и дал тебе яд?
— Я обо всем расскажу тебе, мой милый.
Обнявшись, поднимались они по лестнице, и Нанаи тихонько исповедовалась ему:
— Как-то во дворце появился незнакомый человек. Он назвался певцом и сказал, будто ты послал его ко мне. И я по глупости и со страху поверила его вздорным предостережениям. А когда увидела Устигу в корчах, то решила, что он умирает, и испугалась, неразумная, как бы боги в отместку не отняли жизнь у тебя. Я хотела смирить гнев богов и спасти тебя ценою собственной жизни, принять яд. Устига говорил, что у него в поле зашит мешочек с ядом. Но я не по его понуждению, а по своей воле хотела уйти в царство теней. Да только боги судили иначе; оба мы живы и я могу обнять тебя. О, я могу обнять тебя и смиренно прошу — будь милосерден к Устиге.
— Ты все еще любишь его, Нанаи? Сильно, сильнее, чем Набусардара?
— Одного тебя, мой победитель.
— Только потому, что я победитель? А что, если бы им стал Устига, — кого бы ты избрала тогда?
— Клянусь незапятнанной честью рода Гамаданов: что бы ни случилось — я буду любить одного тебя.
— Ты произнесла это с такой грустью, Нанаи, любовь моя…
— Я говорю это с грустью, потому что многое из того, с чем сталкиваемся мы на дороге жизни, нам неподвластно. Страдания персидского князя заставляют меня страдать, хоть я и понимаю, что ты держишь его в заточении как недруга Вавилонии и не вправе выпустить, пока мы враждуем с персами. Но прошу тебя об одном, Набусардар, не отправляй его обратно в подземелье! Там ужасно, там слишком ужасно даже для убийц и диких зверей. Оставь его в верхних покоях. Пусть и у него будет немного свежего воздуха и солнца.
— Ты любишь его, Нанаи! — Набусардар холодно посмотрел на нее.
— О, если бы ты мог заглянуть в мое сердце, сомнения твои рассеялись бы, мой дорогой.
На повороте лестницы они остановились передохнуть.
Тревога и опасения, связанные с Устигой, не покидали Набусардара, хотя он и не придал особого значения высеченному на перстне приказу Кира, — враг ведь отступил от стен Вавилона! Он лишь распорядился усилить стражу во дворце и набить двойную решетку на окне комнаты, где лежал Устига.
Затем все сошлись в кабинете Набусардара для дружеской беседы.
Первым заговорил Гедека, осведомившись, долго ли еще будет бесноваться демон войны.
— Я не случайно приехал, — оживился Набусардар, — персы отступают, и надо полагать — войне скоро конец.
— Конец? — воскликнула Нанаи, и слезы радости зазвенели в ее голосе.
— Полагаю, что так, хотя твердой уверенности у меня нет. Персидское войско отошло от стен Вавилона — это правда, лишь несколько отрядов закрепилось на подступах к городу — возможно, для того, чтобы прикрыть отступление основных сил.
— Господин, — разрыдалась Тека, — все, что прикопила я, служа твоему роду, я с благодарностью приношу в жертву богам.
— Не надо спешить, — остановил ее верховный военачальник, — хотя его величество Валтасар первым ступил на сей ложный путь… Люди в Вавилоне не помнят себя от радости — пляшут, поют, кричат. На улицы выкатили бочки с вином, пьют без удержу. Царь заразился веселостью гуляк и приказал в честь победы устроить пир, еще невиданный в Вавилоне. Я предостерегал его, говорил, что рано. Да он заупрямился, закапризничал, как всегда. Говорит, в такой день никому ни в чем не будет отказа, вино, как воды Евфрата, потечет через весь Город Городов. Солдаты будут угощаться заодно с горожанами — в домах, на площадях, в садах и на улицах. Женщины будут ублажать победителей.
— Господин мой… — Испуг мелькнул в глазах Нанаи.
Набусардар нахмурился.
— А самые красивые должны принадлежать царю, дорогая, — с суровой горькой усмешкой добавил Набусардар. — Вот какой чести могут тебя удостоить!
— О, ради Энлиля, — ужаснулась она, — ради священного Энлиля, творца вселенной…
Услыхав о причуде царя, Тека задрожала. Она была свидетельницей великой любви. Набусардара к Нанаи и понимала, что творится в душе ее господина.
Прихоть Валтасара ошеломила и Гедеку, но, храня спокойствие, он сказал:
— Если царь остановит свой выбор на Нанаи, я берусь подыскать продажную женщину, внешне похожую на твою избранницу, светлейший, пусть та за золото подарит царю свое тело и ласки. Лишь бы Валтасар не догадался о подвохе! Если нет у него почтения к тому, кто два года защищал Вавилон и его самого, то поделом ему быть обманутым.
— Нет, мастер, — возразил военачальник. — Довольно обмана и лжи. Нанаи станет моей законной женой. Царь должен это осознать. За победу над персами я не потребую иной награды, кроме благородного титула для дочери Гамадана. Награды будут присуждаться в день праздника. Вот тогда я испрошу у царя позволенья, чтобы Нанаи в соответствии с законом могла стать спутницей моей жизни. — Набусардар задумался. — Правда, однажды царь отказал мне, но я не хочу обходить закон.
— Извини меня, светлейший, но, пожалуй, в таком деле хитрость надежнее просьбы, — возразил Гедека. — На сей раз я советую тебе прибегнуть к ней, хотя, как ты знаешь, сердцу моему всегда чуждо было лукавство. Я не верю в великодушие нашего государя, и мне жаль Нанаи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217