Призвав управителя дворца, он распорядился насчет иудейских юношей.
Его голос заставил Телкизу обернуться. Стоя в дверях, она еще раз оглядела все вокруг, и мягкий ковер из роз обернулся для нее тернистым лугом, свисающие с потолка гирлянды лотоса — петлями виселиц, звон чаш — : лязгом костей оживших скелетов, улыбки тупых пьяных лиц — оскалом смерти.
Нигде и ни в чем уже не было ни жизни, ни красоты. Ах, как она устала, как устала…
Сибар-Син поднялся из-за стола и, подойдя к Телкизе, предложил проводить ее.
— Пожалуй, — ответила она, — а эти все… будь они все прокляты, прокляты…
— Не оскверняй свои уста, княгиня, они созданы для наслажденья.
— Но мне все опостылело, все. Какой-то бог, сжалившись надо мной, внушил мне мысль о последнем наслаждении, которого я еще не изведала… он внушил мне мысль о смерти…
Сибар-Син посмеялся ее сумасбродству и вместе с ней вышел на галерею.
Вдруг она остановилась и порывисто схватила его за руку.
— Слышишь, Сибар-Син?
Ападана оглашалась переливами арф и пением.
— Слышишь? — снова спросила она, судорожно сжимая его руку,
— Слышу, — кивнул он, — это хор иерусалимских юношей славит гимнами наших богов. Валтасар верит, что это навлечет гнев богов на потомков Авраама и Соломона, он верит, что так ему удастся изгнать Ягве из Вавилонии. А как ты думаешь, Телкиза, удастся это ему? Да и существует ли в природе этот самый Ягве? По моему разумению, боги охраняют только сильных, что им до такого униженного племени, как эти пленные иудеи?
— Оставим богов в покое, Сибар-Син. Я знаю только, что Валтасар считает Ягве своим заклятым врагом. Ты же слышал, как он сказал, будто и мое лоно обратил Ягве в пустыню и пепел. Не случись этого, он нарек бы меня царицей Вавилонии. Он гнусен, о, как он пресмыкается перед Эсагилой! Я просто с ума схожу — меня терзает жажда мести.
Гулкое эхо песни прокатилось под сводами галереи.
— От подобной музыки слабеет воля и рушатся замыслы, — заметил обольстительный вельможа, — но мы всегда были непреклонны.
— Право, Сибар-Син, что нам музыка… это для богов, а не для людей. — Она грустно вздохнула. — Я хотела тебе сказать…
Телкиза остановилась и умолкла.
— Мысли разбегаются… Вот сейчас внутренний голос шепнул мне: к чему помышлять о мести, не лучше ли снова невинной, простодушной девочкой играть в царской аллее разноцветными камушками?..
— Ты плачешь, Телкиза?
— О! — она опустила ресницы и смахнула ими слезы.
— Тебе надо быть сильной. Крепись, ведь ты — княгиня, а слабость пристала только рабам. Ты сказала, что жаждешь мести. Отомсти, и тебе станет легче. А детские годы не возвратить. Люди обязаны идти; идти и доиграть свою роль до конца.
— Идти и доиграть свою роль до конца…. — повторила Телкиза. — Что ж, пусть так…
Она выдернула из висевшего на стене венка два нардовых стебля, размяла их в пальцах, пустила пушинки по воздуху, наблюдая их полет. Когда былинки опустились на примятые лепестки роз, женщина растоптала их ногой.
— Все суета сует… — молвила она печально и сокрушенно.
Телкиза провела рукою по холодному лбу.
— Теперь я жажду одного — смерти. Я хотела бы умирать долго-долго.
— Вино помутило твой разум, Телкиза. Только рабы мечтают о смерти.
— Я вернусь на женскую половину, — проговорила она чуть слышно и поспешила в другое крыло дворца, оставив Сибар-Сина одного.
Телкиза вернулась к пировавшим женщинам, заставив себя обворожительно улыбаться. Роскошная, ослепительная, она села за один стол со своими завистниками и восторженными почитательницами.
Телкиза заметила, что царица воспользовалась ее отсутствием и вместе со своей прислужницей понесла пророку Даниилу еду и питье с праздничного стола… Телкизу это нисколько не удивило. Привязанность царицы к иудейскому мудрецу всегда оставляла ее равнодушной. Тем менее занимало ее это в данную минуту.
Вдыхая аромат смол и цветов, Телкиза задумчиво смотрела перед собой. Душой она оставалась в ападане. Набусардар не выходил у нее из головы.
Когда утих рокот струн и замерли последние звуки песен, воины Исма-Эля доложили Набусардару, что на подступах к городу все спокойно и Вавилону не угрожает никакая опасность, предчувствие которой бесконечно томило военачальника, — он и пил меньше, и был сдержан в веселье — беспокойство не покидало его.
Лишь один раз, захваченный пением иерусалимских юношей, засмотревшись на прозрачную каплю вина, он увидел в ней погруженный во тьму борсиппский дворец. С нежностью подумал он о Нанаи, спящей под охраной стражников, вспомнил Теку, скульптора, жреца Улу. Его переполняла благодарность к той, которая носит под сердцем его первенца.
Набусардар растер пальцем каплю чудесной влаги, а голос Валтасара спугнул его сказочное видение…
— Довольны ли вы, мои боги? Кто из живущих мог бы воздать вам большие почести? — спесиво кричал царь.
Он высокомерно оглядывал сотрапезников. Когда взгляд его остановился на одном из советников, иудее, отрекшемся от своего племени и за большую сумму получившем службу у Набонида, тот решительно поднялся и сказал:
— Не дай себя обмануть, о могущественнейший из могущественных! Эти отроки поносили тебя и твоих богов, песней и музыкой несравненной возвеличивая своего Ягве.
Кровь бросилась в лицо Валтасару. Вскочив с кресла, он взревел:
— Кто тебя подкупил? И как посмел ты перед жрецами и вельможами Вавилона унизить царя царей и глумиться над всемогущими богами? Перед всем народом и гостями ты позоришь своего повелителя и оскверняешь создателя своего Мардука! Смерть тебе!
— Смерть заслуживают не я, а они, — советник указал на певцов. — Дозволь слуге твоему доказать свою правоту.
Губы Валтасара побелели.
— Именем Мардука заклинаю тебя! — настаивал советник.
Неожиданно из толпы иудейских певцов вышел юноша и сказал вельможе:
— Чего ради ты сперва предал свое племя и боги своего, а теперь выдаешь тех, кто не отрекся от Ягве и останется верен ему до самой смерти?
— Вы обманываете царя, властелина своего! — набросился на него советник. — Да, они обманули тебя, царь. Праведный гнев сотрясет тебя, если я переложу тебе с их языка на твой язык слова псалмов.
И он без промедления пересказал первую песню:
— «Будь благословенно имя Ягве отныне и присно и во веки веков. От восхода солнца до заката славься имя Ягве».
— Он правду говорит? — вскричал Валтасар, и глаза его гневно сверкнули.
— Правду, — подтвердил иерусалимский юноша, спокойно взглянув на царя глубокими, словно бездонными очами.
— Так будьте вы прокляты и да постигнет вас справедливая кара! — воскликнул царь. — Двадцати из вас гореть в печи огненной, чтобы вы почувствовали, сколь лучезарен ваш бог!
Едва он умолк, как советник при всеобщем возбуждении стал перелагать второй псалом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217