– Мы считаем, что с уходом Ааля змеиное гнездо пособников Гонсета перестанет существовать. С остальными людьми, непричастными к предательству, Сегеш готов сотрудничать, как и с любой другой вольной ватагой.
– Невеселый выбор, мужики, смекаете? – Дудан обозрел сумрачных товарищей. – Либо бойня кровавая, либо голова атамана.
– Опомнитесь, братья! – вскричал Ааль, спускаясь на пару ступенек. – Неужели вы бесчестьем и моей жизнью оплатите свое спокойствие?
– Не кипятись, атаман, – поморщился Дудан. – Люди здесь разумеют, что такое честь. Если б все было просто, мы без колебаний приняли бы последний бой… Но как ответишь на рассказ Оприньи?
– Оприньи? – Ааль чуть замешкался. – Ума не приложу! Опринья – весьма уважаемый человек, и я не знаю, какое наваждение заставляет его произносить столь чудовищные вещи. Я никогда не работал на мелонгов, братья! Что сделать в доказательство, коль скоро годы совместной борьбы потеряли вес? Какую клятву принести? Или, может, самому перерезать себе глотку, чтобы вы поверили?… Опринья, по сути, говорил все со слов Бархата. А где сам Бархат? Вдруг он почему-то решил оклеветать меня?
– Бархат у нас в плену, – отозвался Шагалан скучающим голосом. – Если пожелаете разбираться досконально, то услышите и его. Только зачем Бархату зря очернять вас, господин атаман? Он сознался в своем грехе, Ряж и Царапа – подтвердили действием. Хотите нас уверить, будто находились в полном неведении об их черных делишках?
– Воистину так! Обвиняйте меня в доверчивости или слепоте, но никак не в предательстве!
Юноша, склонив голову набок, наблюдал за разошедшимся разбойником.
– А если побеседовать с Гармасом? Ведь он известил Мигуна о затевающейся встрече? Что за спешные покупки потребовались? Вдобавок такие, чтобы по возвращении докладывать лично вам.
Испуганно дернувшийся молодой парень в окружении Ааля, как понял Шагалан, и был незадачливым гонцом.
– Клевета от первого до последнего слова!– рявкнул атаман, багровея. – Ложь и еще раз ложь! Я не готов сейчас же разгрести эту гору измышлений, но по-прежнему клянусь в своей невиновности! А вы-то чего молчите, братья? На ваших глазах чужак втаптывает в грязь честное имя…
– Ай вправду, – перебил разведчик, – каково же ваше слово, господа ватажники? Вы узнали обо всем приключившемся нынче ночью. Если нужно, выскажется Эркол, он тоже присутствовал при некоторых событиях. Пора принимать решение.
Выборные неуверенно переглянулись, начали о чем-то шептаться. Сбоку к ним ненароком приблизился Кабо – значит, ватажники решают и собственную судьбу. В свою очередь Шагалан неспешно поднялся по ступенькам, встал подле Оприньи, покосился вверх. Дело предстояло непростое: пробить четыре копья, заполняющих узкий проход лестницы. Ааль замер в напряжении, зло барабаня пальцами по перилам…
Наконец Дудан выпрямился. Медленно огладил бороду, прокашлялся:
– Рассудили мы… похоже… в пуху у тебя рыльце, атаман.
Раздосадованный Ааль грохнул кулаком и отвернулся, а разбойник продолжал:
– Про меру вины не скажу, но выяснять такое требуется с дотошностью. И осмотрительно, разумеется, – с виселицы-то человека уже не воротишь. Разберемся без пристрастия, внимательно. Если виновен – ответишь, нет – оправдаешься.
– И на том спасибо, старики, – сквозь зубы процедил Ааль, утратив к обсуждению всякий интерес. – Я, конечно, приму любую волю ватаги, но… обидели вы меня недоверием крепко, до глубины души… Если уж так… командуйте всем сами, без атамана. Понадоблюсь – я в своих покоях.
Резко дернув плечом, он скрылся в дверном проеме. Свита, настороженно озирающаяся, двинулась следом.
– Вишь, как случилось-то… – нарушил растерянное молчание Куля. – И куда ж теперь?
– Вот что, молодые господа… – Кабо оказался к Дудану ближе, поэтому фраза адресовалась ему. – Должно тушить страсти. Мы уберем народ со стен и пустим в лагерь, к примеру, дюжину ваших бойцов. На это вы удалите остальных в сторонку, снимете осаду.
– Еще Ааль, – напомнил Кабо.
– Да, атаман останется под стражей до приговора. Тут другой вопрос… – Старик замялся. – Мне нужна уверенность, что лагерь не пожгут и не разорят. Мы же по доброй воле соглашаемся на требования Сегеша, не хотелось бы столкнуться с вероломством.
– Без обмана. – Подошедший Шагалан ответил твердо, хотя вовсе не был убежден до конца. – Мы с напарником сами проследим. Если достаточно нашего ручательства, считайте, получили его. Однако есть ли резон, господа ватажники, беречь вам отныне свой поселок? Ведь вряд ли пересидите здесь даже грядущую зиму. Никогда вас не удивляло: все лесные ватаги непрерывно бегают от врагов, ровно звери дикие, а вы месяцами вольготно обретаетесь на одном месте, в добротных домах, не особо-то и скрываясь? Сколько раз беспокоили поселок патрули? Что, авторитет Ааля? У вас появилась теперь возможность побеседовать с людьми Сегеша, еще более славного атамана. От них услышите, как живут настоящие повстанцы. – Пожилые мужики понуро внимали словам юноши. – Не авторитет Ааля вас уберегал, а его измена! А коль скоро заговор разоблачен и разгромлен, то теряется смысл и терпеть вас, братья. По-прежнему сомневаетесь, что мелонги знают об этом райском уголочке не хуже вас? Рано или поздно, едва до Гонсета дойдет весть о провале, сюда пожалуют панцирники и уничтожат все и вся, до последней курицы. Хотите дождаться?
– А чего же делать? – насупился кто-то из выборных.
– Вам решать, вы и думайте. По мне – не задерживаться ни на день, собирать пожитки – ив лес. Если угодно, можете спрятать ратников около поселка, пусть подтвердят мое пророчество.
– Легко вам рассуждать, – буркнул Дудан. – «Собрать пожитки». Порушить хозяйство? Кинуться с бабами и ребятишками, со скотиной в чащи накануне холодов? Да это истребит нас верней любых панцирников!
– Тоже правда. Отвыкли, видать, от вольных походов, жирком обросли… Тогда вставайте под руку Сегеша, он сам к этому склоняется. Спокойной жизни не обещаю, зато веселых драк – в избытке. Да и к кому же кроме-то податься вам, горемычным? Хочешь не хочешь, а слава о ватаге Ааля пойдет скверная, разве что Сегеш поймет, как и к чему было.
– О-хо-хо, – покачал седой головой Дудан. – Круто все менять-то приходится, по живому ломать. И ведь кабы только…
Невнятный приглушенный шум. За секунду он оформился в топот, а затем из-за угла терема вылетела группа верховых. Пятеро всадников и три оседланные лошади на поводу, вспоров захлебнувшийся искрами костер, устремились в сторону ворот. Их проводили удивленными взглядами.
– Атаман, мать его!… – первым взревел Кабо, легко выдернул у ближайшего разбойника алебарду и рванулся следом.
Шагалан побежал почти машинально, еще не осознав до конца происшедшего, понимание вызревало на бегу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140