Марку не хватало их обоих: отважного Сенпата с его лютней и дерзкими
шутками и его жены, которую трибун полюбил за смелость и ясную голову. Он
слегка им завидовал, считая образцом счастливой семейной пары.
Неврат медленно подошла к нему, осторожно ступая в темноте. Ее
черные, блестящие волосы, падали локонами на плечи. Как обычно, она была
одета как солдат: в тунику и штаны, на поясе у нее висел меч.
- Что ты делаешь здесь в такой поздний час?
- Почему бы мне и не побродить в такой поздний час? - парировала
Неврат. - Я представляю себя кошкой, крадущейся в темноте, к тому же ночь
такая красивая... Ты не находишь?
- А? Да, пожалуй, красивая ночь, - ответил Скаурус машинально. Какая
бы красота ни окружала его, она была для него потеряна.
- У тебя все в порядке? - неожиданно спросила Неврат, коснувшись
рукой его плеча.
- Нет, не очень, - ответил он после долгой паузы.
- Могу ли я чем-нибудь помочь?
Прямой и точный вопрос. Неврат была из тех, кто задает подобные
вопросы только тогда, когда в них есть явная необходимость.
- Спасибо. Боюсь, что от моих бед нет лекарства. - Он боялся, что она
будет настаивать, но Неврат только кивнула:
- Я надеюсь, ты излечишься и очень скоро. - Она отпустила его плечо и
через минуту исчезла в темноте.
Марк продолжал брести вперед без определенной цели. Он был уже далеко
за пределами укреплений Гавраса, двое солдат прошли рядом, не заметив его
присутствия.
- ...И когда его отец спросил, почему тот плачет, он ответил:
"Сегодня утром пришел булочник и съел ребенка!" - произнес один из солдат,
и оба громко засмеялись. Судя по голосам, они были изрядно навеселе.
Скаурус не знал всего анекдота, но концовка показалась ему забавной, и он
невольно усмехнулся.
Мимо проскакал всадник, что-то напевая себе под нос. Неожиданно песня
смолкла: похоже, всадник впотьмах налетел на кого-то. Послышались
приглушенные ругательства. Приглядевшись, Марк увидел поднимавшуюся с
земли женщину. Она тоже заметила трибуна и двинулась ему навстречу. Не
было нужды спрашивать, почему она бродит в темноте: юбка с широким
разрезом раскрывалась при каждом шаге, обнажая ее белые ноги. В отличие от
солдат, она сразу заметила трибуна и уверенно подошла к нему. Девушка была
худой и смуглой, от нее пахло старыми духами, вином и потом. Ее улыбка,
почти невидимая в темноте, была профессионально-призывной.
- Ты рослый парень, - сказала она, оглядев Марка с головы до ног. У
нее был столичный выговор, быстрый и резкий, почти стаккато. - Хочешь
пойти со мной? Я сделаю так, что лицо твое перестанет быть мрачным. Тебе
полегчает, обещаю.
Скаурус усмехнулся. Завязки на ее корсаже были почти распущены,
маленькая грудь матово светилась в темноте. Он почувствовал напряжение,
словно кираса стала ему тесной и затрудняла дыхание, хотя доспехов на нем
не было.
- Пойдем, - согласился он. - Это далеко?
- Не очень. Покажи деньги. - велела она, сразу переходя к делу.
Марк вспомнил, что, кроме плаща, на нем ничего нет, даже сандалии
остались в палатке. Но когда он с сожалением развел руками, на
указательном пальце тускло блеснуло серебро. Он снял кольцо и протянул
девушке.
- Подойдет?
Она взяла кольцо, вгляделась, затем, улыбнувшись трибуну, дотронулась
до него своими уверенными, умелыми пальцами.
Как она и говорила, ее палатка была неподалеку. Снимая плащ, Скаурус
подумал о том, что девушка едва ли принесет ему то облегчение, которое он
искал. Все еще сомневаясь, он лег рядом и обнял ее.
7
- Казды взяли Резаину?! - спросил Гай Филипп у Виридовикса с
изумлением в голосе. - Когда ты это услышал?
- Один моряк сказал. Он говорит, что уверен в этом. Они ведь плавают
по всему свету, эти моряки, и узнают новости раньше других.
- И эти новости всегда плохие, - сказал Марк, зачерпывая ложкой
неизменную утреннюю кашу. - Далеко на юге сдалась Кибистра, а теперь еще и
это.
Падение Резаины было большим ударом. Этот город лежал в двух днях
пути к югу от залива Риякс, к востоку от Амориона. Если он действительно
пал, то казды бросятся теперь на фанатиков Земаркоса, засевших в Аморионе.
Города западных провинций сдавались под ударами захватчиков один за
другим, в то время как осада Видессоса все еще тянулась и тянулась без
всякого видимого результата. Кое-кто, правда, уходил из города: одни
спускались со стен, другие уплывали на маленьких лодках, принося вести о
том, что в крепости туже затянули пояса. Говорили они и о жестоком и
жадном правительстве, но какими бы ни были трудности, испытываемые
Сфранцезами, на двойных стенах столицы и высоких башнях ее постоянно
маячили солдаты, по-прежнему готовые защищать город.
- У Туризина не слишком много шансов, - мрачно сказал трибун. - Он не
может вернуться через Бычий Брод на тот берег, чтобы начать войну с Каздом
- сначала ему нужно одолеть Ортайяса и Варданеса. Но к тому времени как
Гаврас побьет их, у него уже не останется земель - кочевники завоюют
Империю, пока он осаждает свою столицу.
- Все, что нам нужно сейчас, - это победа. И чем быстрее, тем лучше.
Но это означает штурм, и я дрожу всякий раз, когда думаю об этом, -
проворчал Гай Филипп.
- Ни разу не видал я еще двух таких мрачных мужиков, - заметил
Виридовикс. - Мы не можем идти, мы не можем остаться. Драться мы тоже не
можем. Так, может, просто напьемся, если уж не остается ничего другого?
- Я слышал советы, которые нравились мне меньше, чем этот, - хмыкнул
Гай Филипп.
Отсутствие логики, обычное для кельта, раздражало Марка. Усмехнувшись
и склонив голову, он иронически спросил:
- Ну и что же нам теперь делать, когда ты перебрал все варианты?
- Я еще не исчерпал их, милый мой римлянин, - парировал кельт, и
глаза его сузились. - Ты оставил в стороне коварство и заговор, а Гаврас
этих возможностей не забывает. Ты слишком честен и доверчив, чтобы найти
выход, но, как знать, не отыщут ли его другие?
Скаурус одобрительно замычал - в словах Виридовикса была доля правды.
Однако ему не слишком понравилось то, что кельт подразумевал под словами
"честен и доверчив". "Простофиля" - вот что имел он в виду. Марк не думал,
что заслужил такое определение.
Марк не стал повторять ночи, проведенной с проституткой. Ее объятия
не решили проблем, которые возникли у него с Хелвис. Раздоры их, если уж
на то пошло, стали глубже. Все чаще и чаще тишина, разделявшая их,
напоминала душное одеяло. Трибун вздохнул с облегчением, когда неприятные
мысли эти были прерваны появлением рослого видессианина - императорского
гонца для поручений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118