Алипия была из императорской семьи, и в ее жилах текла та
же кровь, что и у Гавраса, но почему этот чужеземец удостоен такой
привилегии?
- Не обращай внимания, Кабасилиас, - обратился к нему Туризин. - Мой
брат разрешал ему это, и я тоже разрешаю. В большинстве случаев он
заслуживает такой чести.
Кабасилиас поклонился и, пятясь, ушел, но его кривившиеся губы ясно
свидетельствовали о полном несогласии с таким пренебрежением к
императорскому сану.
- Ну, эпаптэс и командир Скаурус, как там поживают наши любезные
чернильные души? - Гаврас приподнял бровь и взглянул на трибуна. - Все еще
покупают себе грифельные доски, украшенные золотом, и счеты с костяшками
из рубинов и серебра?
- Что касается досок и счетов, то подобных растрат мною не
обнаружено, однако прочее мне не так легко выяснить.
Марк рассказал Императору о потерянном налоговом документе, подумав,
что лучше начать с легкого разговора, чтобы затем уже плавно перейти к
трудному, из-за которого он, собственно, и явился.
- Я думал, ты знаешь меня достаточно хорошо, чтобы не приходить сюда
с такой чепухой, - нетерпеливо сказал Туризин, едва дослушав трибуна. -
Если тебе угодно, можешь послать донесение Баанесу, только не трать мое
время на эту чушь.
Скаурус терпеливо выслушал Императора. Как и Маврикиос, его младший
брат ценил прямоту. Марк приступил к главной, волновавшей его теме. Но
едва он упомянул имя Тарона Леймокера, Туризин вскочил с трона и закричал
громовым голосом:
- Нет, клянусь навозной бородой Скотоса! Неужели и ты стал
предателем?
Его гневный голос заполнил Тронный зал; дворецкий от неожиданности
выронил красивую толстую свечу, которую держал в руке. Свеча потухла.
Ругательство, произнесенное тонким голосом евнуха, эхом отозвалось на
проклятия Туризина. Муниций просунул голову в полуоткрытую дверь, чтобы
узнать, не случилось ли чего.
- Именно вы говорили мне, что Леймокер не способен на ложь, -
настаивал Марк. Будь на его месте человек, родившийся в Империи, он уже
отступил бы.
- Да, я говорил это и чуть не заплатил жизнью за свою глупость, -
возразил Туризин. - А теперь ты хочешь, чтобы я опять сунул себе змею за
пазуху, чтобы она смогла укусить меня, на этот раз смертельно. Пусть гниет
под землей и молится Фосу, чтобы смерть пришла к нему скорее.
- Дядя, я думаю, что ты неправ, - произнесла молчавшая до этой минуты
Алипия. - Единственное доброе чувство ко мне во время правления Сфранцезов
- видит Фос, я мало видела тогда доброты! - исходило от Леймокера. Если не
считать его драгоценных кораблей, он сущий ребенок и понимает в политике
не больше, чем приемный сын Марка.
Трибун моргнул, услышав, что она говорит о Мальрике и запросто
называет его самого по имени. Такое обращение принято только между очень
близкими друзьями, хотя принцессе, возможно, не знаком этот римский
обычай.
- Ты ведь знаешь, что я говорю правду, дядя, - продолжала Алипия. -
Сколько лет ты знаешь Леймокера? Больше пяти, не так ли? Тебе известно,
что он за человек. Неужели ты действительно думаешь, что он может вести
двойную игру?
Император с силой ударил кулаком позолоченный подлокотник старинного
трона, и тот, не привыкший к такому жестокому обращению, застонал в знак
протеста. Туризин подался вперед, чтобы придать своим словам еще больше
силы.
- Человек, которого я знал, не мог нарушить слова. Но Леймокер сделал
это, и значит, я совсем его не знал. От кого больше зла - от того, кто
показывает свою подлость всему миру, или от того, кто скрывает ее до
случая, чтобы выплеснуть на доверчивых дураков?
- Хороший вопрос для жреца, - кивнула Алипия, - но не слишком
уместный, если Леймокер невиновен.
- Я _б_ы_л _т_а_м_, девочка, я дрался с наемниками и видел свеженькие
золотые Сфранцезов в кошельках убийц. Пусть твой Леймокер объяснит, откуда
они взялись, и тогда я отпущу его на свободу.
Император засмеялся, но в его горьком смехе прозвучала боль. Марк
знал, что бесполезно возражать ему в эту минуту; уверенный в том, что был
предан человеком, которого считал честным, Гаврас не мог согласиться ни с
одним доводом в его защиту.
- Благодарю вас, по крайней мере, за то, что выслушали меня, - сказал
трибун. - Я дал слово, что расскажу вам все, о чем он просил.
- В таком случае, ты только напрасно потерял время.
- Я этого не думаю.
- Бывают минуты, чужеземец, когда ты испытываешь мое терпение, -
сказал Император с опасной ноткой в голосе.
Скаурус встретил его взгляд, подавив вспыхнувший в нем на мгновение
страх. Многое в том положении, которое он занимал в Видессосе, держалось
на том, чтобы не дать императорской власти согнуть себя. Человеку,
родившемуся в республиканском Риме, это давалось проще, чем видессианину,
но столкнуться лицом к лицу с разгневанным Туризином - и не уступить, не
опустить глаз - для этого нужно было иметь мужественное сердце.
Гаврас тяжело и разочарованно вздохнул.
- Кабасилиас! - позвал он, и дворецкий появился рядом с ним еще до
того, как его имя перестало отдаваться эхом в высоком Тронном зале.
Император резко мотнул головой в сторону своей племянницы и трибуна,
предоставив Кабасилиасу самостоятельно решать, какой именно смысл вложен в
это простое движение.
Дворецкий сделал все, что было в его силах, однако его поклоны и
пышные фразы, казалось, только подчеркивали грубость Императора.
Придворные повытягивали шеи, размышляя о том, много ли потеряли посетители
в глазах Императора. Вероятно, многим кажется, что я впал в немилость,
подумал Марк и засмеялся беззвучным смехом - фатализм, достойный халога.
Когда они вновь проходили через Великие ворота, Алипия остановилась,
чтобы поговорить с легионерами, после чего направилась к императорскому
дворцу.
Скаурус пошел к себе, чтобы продиктовать письма Баанесу Ономагулосу;
почерк Пандхелиса был куда более разборчивым, чем его собственный. После
того как дело было закончено, он облегченно улыбнулся и двинулся к
казарме.
Но хорошее настроение трибуна длилось недолго. Навстречу ему с
кувшином вина в руке и улыбкой ожидания на лице шел Виридовикс. Кельт
весело помахал Марку рукой и нырнул в маленькую дверь, ведущую в другое
крыло дворца. Может быть, я все-таки должен был утопить его, сердито
подумал трибун. Неужели Виридовикс не понимает, что играет с огнем?
Осторожностью он был наделен в той же мере, в какой Тарон Леймокер -
хитростью. Что он будет делать дальше?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
же кровь, что и у Гавраса, но почему этот чужеземец удостоен такой
привилегии?
- Не обращай внимания, Кабасилиас, - обратился к нему Туризин. - Мой
брат разрешал ему это, и я тоже разрешаю. В большинстве случаев он
заслуживает такой чести.
Кабасилиас поклонился и, пятясь, ушел, но его кривившиеся губы ясно
свидетельствовали о полном несогласии с таким пренебрежением к
императорскому сану.
- Ну, эпаптэс и командир Скаурус, как там поживают наши любезные
чернильные души? - Гаврас приподнял бровь и взглянул на трибуна. - Все еще
покупают себе грифельные доски, украшенные золотом, и счеты с костяшками
из рубинов и серебра?
- Что касается досок и счетов, то подобных растрат мною не
обнаружено, однако прочее мне не так легко выяснить.
Марк рассказал Императору о потерянном налоговом документе, подумав,
что лучше начать с легкого разговора, чтобы затем уже плавно перейти к
трудному, из-за которого он, собственно, и явился.
- Я думал, ты знаешь меня достаточно хорошо, чтобы не приходить сюда
с такой чепухой, - нетерпеливо сказал Туризин, едва дослушав трибуна. -
Если тебе угодно, можешь послать донесение Баанесу, только не трать мое
время на эту чушь.
Скаурус терпеливо выслушал Императора. Как и Маврикиос, его младший
брат ценил прямоту. Марк приступил к главной, волновавшей его теме. Но
едва он упомянул имя Тарона Леймокера, Туризин вскочил с трона и закричал
громовым голосом:
- Нет, клянусь навозной бородой Скотоса! Неужели и ты стал
предателем?
Его гневный голос заполнил Тронный зал; дворецкий от неожиданности
выронил красивую толстую свечу, которую держал в руке. Свеча потухла.
Ругательство, произнесенное тонким голосом евнуха, эхом отозвалось на
проклятия Туризина. Муниций просунул голову в полуоткрытую дверь, чтобы
узнать, не случилось ли чего.
- Именно вы говорили мне, что Леймокер не способен на ложь, -
настаивал Марк. Будь на его месте человек, родившийся в Империи, он уже
отступил бы.
- Да, я говорил это и чуть не заплатил жизнью за свою глупость, -
возразил Туризин. - А теперь ты хочешь, чтобы я опять сунул себе змею за
пазуху, чтобы она смогла укусить меня, на этот раз смертельно. Пусть гниет
под землей и молится Фосу, чтобы смерть пришла к нему скорее.
- Дядя, я думаю, что ты неправ, - произнесла молчавшая до этой минуты
Алипия. - Единственное доброе чувство ко мне во время правления Сфранцезов
- видит Фос, я мало видела тогда доброты! - исходило от Леймокера. Если не
считать его драгоценных кораблей, он сущий ребенок и понимает в политике
не больше, чем приемный сын Марка.
Трибун моргнул, услышав, что она говорит о Мальрике и запросто
называет его самого по имени. Такое обращение принято только между очень
близкими друзьями, хотя принцессе, возможно, не знаком этот римский
обычай.
- Ты ведь знаешь, что я говорю правду, дядя, - продолжала Алипия. -
Сколько лет ты знаешь Леймокера? Больше пяти, не так ли? Тебе известно,
что он за человек. Неужели ты действительно думаешь, что он может вести
двойную игру?
Император с силой ударил кулаком позолоченный подлокотник старинного
трона, и тот, не привыкший к такому жестокому обращению, застонал в знак
протеста. Туризин подался вперед, чтобы придать своим словам еще больше
силы.
- Человек, которого я знал, не мог нарушить слова. Но Леймокер сделал
это, и значит, я совсем его не знал. От кого больше зла - от того, кто
показывает свою подлость всему миру, или от того, кто скрывает ее до
случая, чтобы выплеснуть на доверчивых дураков?
- Хороший вопрос для жреца, - кивнула Алипия, - но не слишком
уместный, если Леймокер невиновен.
- Я _б_ы_л _т_а_м_, девочка, я дрался с наемниками и видел свеженькие
золотые Сфранцезов в кошельках убийц. Пусть твой Леймокер объяснит, откуда
они взялись, и тогда я отпущу его на свободу.
Император засмеялся, но в его горьком смехе прозвучала боль. Марк
знал, что бесполезно возражать ему в эту минуту; уверенный в том, что был
предан человеком, которого считал честным, Гаврас не мог согласиться ни с
одним доводом в его защиту.
- Благодарю вас, по крайней мере, за то, что выслушали меня, - сказал
трибун. - Я дал слово, что расскажу вам все, о чем он просил.
- В таком случае, ты только напрасно потерял время.
- Я этого не думаю.
- Бывают минуты, чужеземец, когда ты испытываешь мое терпение, -
сказал Император с опасной ноткой в голосе.
Скаурус встретил его взгляд, подавив вспыхнувший в нем на мгновение
страх. Многое в том положении, которое он занимал в Видессосе, держалось
на том, чтобы не дать императорской власти согнуть себя. Человеку,
родившемуся в республиканском Риме, это давалось проще, чем видессианину,
но столкнуться лицом к лицу с разгневанным Туризином - и не уступить, не
опустить глаз - для этого нужно было иметь мужественное сердце.
Гаврас тяжело и разочарованно вздохнул.
- Кабасилиас! - позвал он, и дворецкий появился рядом с ним еще до
того, как его имя перестало отдаваться эхом в высоком Тронном зале.
Император резко мотнул головой в сторону своей племянницы и трибуна,
предоставив Кабасилиасу самостоятельно решать, какой именно смысл вложен в
это простое движение.
Дворецкий сделал все, что было в его силах, однако его поклоны и
пышные фразы, казалось, только подчеркивали грубость Императора.
Придворные повытягивали шеи, размышляя о том, много ли потеряли посетители
в глазах Императора. Вероятно, многим кажется, что я впал в немилость,
подумал Марк и засмеялся беззвучным смехом - фатализм, достойный халога.
Когда они вновь проходили через Великие ворота, Алипия остановилась,
чтобы поговорить с легионерами, после чего направилась к императорскому
дворцу.
Скаурус пошел к себе, чтобы продиктовать письма Баанесу Ономагулосу;
почерк Пандхелиса был куда более разборчивым, чем его собственный. После
того как дело было закончено, он облегченно улыбнулся и двинулся к
казарме.
Но хорошее настроение трибуна длилось недолго. Навстречу ему с
кувшином вина в руке и улыбкой ожидания на лице шел Виридовикс. Кельт
весело помахал Марку рукой и нырнул в маленькую дверь, ведущую в другое
крыло дворца. Может быть, я все-таки должен был утопить его, сердито
подумал трибун. Неужели Виридовикс не понимает, что играет с огнем?
Осторожностью он был наделен в той же мере, в какой Тарон Леймокер -
хитростью. Что он будет делать дальше?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118