Бывший император напоминал
не то базарного торговца, не то мелкого жулика.
Верхний этаж тюрьмы с чадящими у камер факелами казался чуть ли не
уютным по сравнению с жутким подвалом. Стражники продолжали толкать свои
тележки: пока что они раздали еду только в шесть или семь камер. Движения
их были отработаны почти до автоматизма: миска похлебки налево, краюха
хлеба направо, по кувшину с водой в обе стороны, и тележка скрипнула,
процедура повторяется.
- Эй ты! - крикнул кто-то из ближайшей камеры. - Да, ты, чужеземец!
Марк хотел уже продолжать свой путь - он был уверен, что здесь с ним
никто не заговорит, - но повторный возглас остановил его. Он с
любопытством огляделся и не сразу узнал Тарона Леймокера в ветхой одежде
заключенного. Бывший адмирал здорово исхудал, а его волосы и борода
превратились в грязную и всклокоченную гриву. Месяцы, проведенные в
полумраке, лишили его знаменитого морского загара, но когда Скаурус
подошел ближе, то увидел, что Леймокер по-прежнему подтянут, как и
полагалось моряку. Камера была аккуратной и, насколько это возможно,
чистой. Если уж на то пошло, она была чище, чем лестница и коридор.
- Что тебе нужно от меня, Леймокер? - спросил трибун не слишком
дружелюбно. Человек, стоящий за ржавой решеткой, чуть не убил его в
морском сражении и был брошен сюда за попытку убить Императора, которого
поддерживал римлянин.
- Я хочу, чтобы ты передал Гаврасу мою просьбу, если сможешь, -
сказал адмирал. Он просил, но его глубокий хриплый голос каким-то образом
превратил эту просьбу в подобие команды.
Марк промолчал, и Леймокер, прочитав на его лице колебания,
продолжал:
- Я не такой идиот, чтобы попросить его выпустить меня на свободу. Я
знаю, что это невозможно. Но передай ему, чужеземец, что он держит за
решеткой невинного человека. Клянусь Фосом и его лучезарным светом,
надеждой на рай и страхом перед адским льдом Скотоса, клянусь прахом моих
родителей и памятью предков - я невиновен. - Он очертил знак солнца на
груди и хрипло повторил: - Он держит в неволе невиновного человека!
Заключенный из соседней камеры, тощий человек с узким и хитрым лицом,
сладенько ухмыльнулся Скаурусу:
- Ага, мы все тут невинные! - Его смешок превратил это слово в
грязную насмешку.
Римлянин заколебался. Леймокер был грязен и бос, но говорил все так
же уверенно и был убежден в своей правоте. Как и в первую их встречу, он
показался Марку не способным на предательство, и слова его не были похожи
на ложь. Они встретились глазами, и трибун первым отвел взгляд.
Тележка с едой скрежеща покатилась дальше.
- Я попробую что-нибудь сделать, - сказал Марк.
Леймокер кивнул и прижал правую руку к сердцу - имперский салют
старшему по званию. Если это было актерской игрой, подумал Скаурус, то она
заслуживала награды.
Он стал жалеть о своем обещании, еще прежде чем вернулся во дворец.
Словно без этого у него не было причин для головной боли... А теперь ему
предстоит убедить Гавраса в том, что тот допустил ошибку. Туризин не
доверял своим советникам, больше, чем Маврикиос, и имел на то веские
причины. Трибун боялся даже подумать о том, что произойдет, если император
узнает о его намерении дезертировать вместе с намдалени... Можно, правда,
попробовать действовать через Алипию Гавру, это умерит подозрение
Туризина, так как просьба будет исходить от двух человек. По крайней мере,
это позволит трибуну узнать, что думает принцесса об экс-адмирале, и лучше
судить о Леймокере. Возможно, она даже знает, где находится этот проклятый
налоговый документ, подумал Марк.
Мизизиос, прислужник-евнух, ушел, неслышно касаясь сандалиями
мозаичного пола. Маленький дворец этот служил личными покоями
императорской семье, и пол и стены его были богато украшены слоновой
костью и красным деревом.
- Да, конечно, впусти его, - услышал Скаурус голос принцессы.
Мизизиос поклонился и повернул серебряную ручку двери, открывая ее
перед Скаурусом. Евнух последовал было за трибуном в комнату, но Алипия
знаком приказала ему удалиться.
- Дай нам поговорить наедине, - приказала принцесса и, увидев, что
тот заколебался, добавила: - Иди, иди, моя честь в полной безопасности.
В ее голосе горечи не меньше, чем властности, подумал Марк. Алипия,
впрочем, была достаточно приветлива и, предложив римлянину стул, угостила
его пирожными, булочками и бокалом вина.
- Благодарю, Ваше Высочество, и прошу извинить за то, что я вторгся к
вам без предупреждения.
Марк с удовольствием откусил от булочки. Она была начинена изюмом и
орехами, приправами куда более приятными, чем те, которыми нашпиговал гуся
хозяин таверны. Этот жареный гусь все еще отзывался недоброй памятью в его
желудке.
- Мой дядя сказал вам, что все, связанное с чиновничьими делами,
должно иметь для вас первостепенное значение, не так ли? - сказала Алипия,
слегка приподняв брови.
Было это выражением удивления или легкого сарказма? Марк не умел
читать мысли принцессы и подумал, что у нее есть большое преимущество
перед ним: она-то, похоже, видела его насквозь.
- Если я помешал вашим занятиям... - начал он.
- Ничего, что не могло бы подождать. - Алипия указала на стол,
заваленный книгами и свитками документов, точно так же, как и его рабочий
стол. Скаурус прочитал набранное золотом заглавие одной из книг в кожаном
переплете - "Хроника семи царей". Принцесса проследила за его взглядом и
кивнула:
- История - занятие, требующее особого отношения и времени.
Стол сделан был из простой сосны, но выглядел лучше, чем тот, что
стоял у Марка. Остальная мебель, в том числе и стулья, на которых сидели
Алипия и трибун, выглядела более чем скромно. Единственным украшением в
комнате было висевшее над столом изображение Фоса, сухое, суровое лицо
божества.
На первый взгляд принцесса казалась такой же сухой и строгой. Одета
она была в простую широкую блузу и темно-коричневую юбку. Драгоценностей
на ней не было, волосы стянуты на затылке узлом. Но в глазах Алипии,
редкостного для видессианки зеленого цвета, поблескивали иронические
огоньки, и это скрадывало ее напускную суровость.
- Ну и о каком же чернильном деле мы будем сейчас говорить? -
спросила она насмешливо.
- Дело пустяковое, - признался Марк. - Не можете ли вы мне сказать,
куда пропали донесения из Кибистры?
- Не знаю. Но ведь ты можешь попросить мага помочь отыскать их.
- Конечно! - сказал Скаурус, пораженный простотой решения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
не то базарного торговца, не то мелкого жулика.
Верхний этаж тюрьмы с чадящими у камер факелами казался чуть ли не
уютным по сравнению с жутким подвалом. Стражники продолжали толкать свои
тележки: пока что они раздали еду только в шесть или семь камер. Движения
их были отработаны почти до автоматизма: миска похлебки налево, краюха
хлеба направо, по кувшину с водой в обе стороны, и тележка скрипнула,
процедура повторяется.
- Эй ты! - крикнул кто-то из ближайшей камеры. - Да, ты, чужеземец!
Марк хотел уже продолжать свой путь - он был уверен, что здесь с ним
никто не заговорит, - но повторный возглас остановил его. Он с
любопытством огляделся и не сразу узнал Тарона Леймокера в ветхой одежде
заключенного. Бывший адмирал здорово исхудал, а его волосы и борода
превратились в грязную и всклокоченную гриву. Месяцы, проведенные в
полумраке, лишили его знаменитого морского загара, но когда Скаурус
подошел ближе, то увидел, что Леймокер по-прежнему подтянут, как и
полагалось моряку. Камера была аккуратной и, насколько это возможно,
чистой. Если уж на то пошло, она была чище, чем лестница и коридор.
- Что тебе нужно от меня, Леймокер? - спросил трибун не слишком
дружелюбно. Человек, стоящий за ржавой решеткой, чуть не убил его в
морском сражении и был брошен сюда за попытку убить Императора, которого
поддерживал римлянин.
- Я хочу, чтобы ты передал Гаврасу мою просьбу, если сможешь, -
сказал адмирал. Он просил, но его глубокий хриплый голос каким-то образом
превратил эту просьбу в подобие команды.
Марк промолчал, и Леймокер, прочитав на его лице колебания,
продолжал:
- Я не такой идиот, чтобы попросить его выпустить меня на свободу. Я
знаю, что это невозможно. Но передай ему, чужеземец, что он держит за
решеткой невинного человека. Клянусь Фосом и его лучезарным светом,
надеждой на рай и страхом перед адским льдом Скотоса, клянусь прахом моих
родителей и памятью предков - я невиновен. - Он очертил знак солнца на
груди и хрипло повторил: - Он держит в неволе невиновного человека!
Заключенный из соседней камеры, тощий человек с узким и хитрым лицом,
сладенько ухмыльнулся Скаурусу:
- Ага, мы все тут невинные! - Его смешок превратил это слово в
грязную насмешку.
Римлянин заколебался. Леймокер был грязен и бос, но говорил все так
же уверенно и был убежден в своей правоте. Как и в первую их встречу, он
показался Марку не способным на предательство, и слова его не были похожи
на ложь. Они встретились глазами, и трибун первым отвел взгляд.
Тележка с едой скрежеща покатилась дальше.
- Я попробую что-нибудь сделать, - сказал Марк.
Леймокер кивнул и прижал правую руку к сердцу - имперский салют
старшему по званию. Если это было актерской игрой, подумал Скаурус, то она
заслуживала награды.
Он стал жалеть о своем обещании, еще прежде чем вернулся во дворец.
Словно без этого у него не было причин для головной боли... А теперь ему
предстоит убедить Гавраса в том, что тот допустил ошибку. Туризин не
доверял своим советникам, больше, чем Маврикиос, и имел на то веские
причины. Трибун боялся даже подумать о том, что произойдет, если император
узнает о его намерении дезертировать вместе с намдалени... Можно, правда,
попробовать действовать через Алипию Гавру, это умерит подозрение
Туризина, так как просьба будет исходить от двух человек. По крайней мере,
это позволит трибуну узнать, что думает принцесса об экс-адмирале, и лучше
судить о Леймокере. Возможно, она даже знает, где находится этот проклятый
налоговый документ, подумал Марк.
Мизизиос, прислужник-евнух, ушел, неслышно касаясь сандалиями
мозаичного пола. Маленький дворец этот служил личными покоями
императорской семье, и пол и стены его были богато украшены слоновой
костью и красным деревом.
- Да, конечно, впусти его, - услышал Скаурус голос принцессы.
Мизизиос поклонился и повернул серебряную ручку двери, открывая ее
перед Скаурусом. Евнух последовал было за трибуном в комнату, но Алипия
знаком приказала ему удалиться.
- Дай нам поговорить наедине, - приказала принцесса и, увидев, что
тот заколебался, добавила: - Иди, иди, моя честь в полной безопасности.
В ее голосе горечи не меньше, чем властности, подумал Марк. Алипия,
впрочем, была достаточно приветлива и, предложив римлянину стул, угостила
его пирожными, булочками и бокалом вина.
- Благодарю, Ваше Высочество, и прошу извинить за то, что я вторгся к
вам без предупреждения.
Марк с удовольствием откусил от булочки. Она была начинена изюмом и
орехами, приправами куда более приятными, чем те, которыми нашпиговал гуся
хозяин таверны. Этот жареный гусь все еще отзывался недоброй памятью в его
желудке.
- Мой дядя сказал вам, что все, связанное с чиновничьими делами,
должно иметь для вас первостепенное значение, не так ли? - сказала Алипия,
слегка приподняв брови.
Было это выражением удивления или легкого сарказма? Марк не умел
читать мысли принцессы и подумал, что у нее есть большое преимущество
перед ним: она-то, похоже, видела его насквозь.
- Если я помешал вашим занятиям... - начал он.
- Ничего, что не могло бы подождать. - Алипия указала на стол,
заваленный книгами и свитками документов, точно так же, как и его рабочий
стол. Скаурус прочитал набранное золотом заглавие одной из книг в кожаном
переплете - "Хроника семи царей". Принцесса проследила за его взглядом и
кивнула:
- История - занятие, требующее особого отношения и времени.
Стол сделан был из простой сосны, но выглядел лучше, чем тот, что
стоял у Марка. Остальная мебель, в том числе и стулья, на которых сидели
Алипия и трибун, выглядела более чем скромно. Единственным украшением в
комнате было висевшее над столом изображение Фоса, сухое, суровое лицо
божества.
На первый взгляд принцесса казалась такой же сухой и строгой. Одета
она была в простую широкую блузу и темно-коричневую юбку. Драгоценностей
на ней не было, волосы стянуты на затылке узлом. Но в глазах Алипии,
редкостного для видессианки зеленого цвета, поблескивали иронические
огоньки, и это скрадывало ее напускную суровость.
- Ну и о каком же чернильном деле мы будем сейчас говорить? -
спросила она насмешливо.
- Дело пустяковое, - признался Марк. - Не можете ли вы мне сказать,
куда пропали донесения из Кибистры?
- Не знаю. Но ведь ты можешь попросить мага помочь отыскать их.
- Конечно! - сказал Скаурус, пораженный простотой решения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118