Мальчик дрожит. Он смотрит на воду в серебряной чаше.
- Скажи мне, - велит Маг, - что ты там видишь. И не вздумай выдумывать, слышишь?! Просто говори, что видишь.
- Я вижу Везувий.
- Хорошо. - Маг, похоже, доволен. - А что еще?
- Я вижу огонь. Вижу, как человек падает из окна или с крыши какого-то здания. - В жизни мальчик ни разу не видел такого здания. В Помпеях точно нет ничего подобного. И одет мужчина из видения как-то странно. Но мальчик не хочет, чтобы его обвинили во лжи. Поэтому он не вдается в подробности.
- Хорошо. - Маг оборачивается к Сивилле. - Вот видишь. Все идет по плану. Сейчас как раз подходящий момент. Три мойры прядут миллионы нитей человеческих жизней; иногда эти нити сплетаются и безнадежно запутываются, и тогда кто-то из мойр сердится и дергает узел, и катастрофа становится неминуемой. Но в этом - наше с тобой преимущество. Двадцать тысяч смертей - и никто не заметит, что мы тоже умрем. В этот короткий миг всеобщей сумятицы и смятения мое последнее колдовство протянется к невозможному и изменит течение нескольких жизней, когда они все сплетутся в опасный узел… Неужели ты не понимаешь. Сивилла? Мы обменяем нашу холодную вечность на дар умереть, которым владеет вот этот мальчик…
- Хозяин… - говорит мальчик. Он видел фигуры в чаше с водой. Он видел трех мойр или кого-то похожего на трех мойр, вот только одеты они были странно… и двое из них были похожи на дряхлых стариков, хотя мойры должны быть старухами, а та, что была посередине, сидела в кресле с большими колесами, и они разговаривали на каком-то гортанном наречии, отдаленно похожим на германский язык.
- Что такое, дитя?
- Мне страшно, domine.
- Тебе и должно быть страшно. - Маг хлопает в ладоши. Входят двое мужчин из особо доверенных слуг. Им заранее объяснили, что надо делать. Они сразу хватают мальчика, кладут на стол, привязывают ремнями и затыкают рот кляпом.
Нож поблескивает в свете факелов.
- Не думай, что я хочу тебе зла, дитя. - Маг вздыхает, - воспринимай это как дар; маленькое, незначительное препятствие на пути к бесконечному будущему… и твой голос, это роскошное слияние невинности и боли, восторга и проникновенной грусти… теперь он останется таким навсегда. Возьми с собой песню в дорогу… путь будет длинным… и песня тебе пригодится… смягчать суровые сердца царей, трогать людские души до слез… чтобы смертные не заподозрили страшную правду о том, во что ты превратишься… и к тому же яички мальчика-девственника - очень сильный магический ингредиент…
Мальчик его не слышит. Один из слуг - тот, который задрал его тунику - ловко проводит ножом по его гениталиям. Он не может кричать - из-за кляпа во рту. Он ничего не видит - из-за горячих слез.
- Поверь, мальчик, мне жаль, что приходится причинять тебе боль, - говорит Маг печально, хотя мальчик его не слышит. Он чувствует только нож, разрезающий плоть. - Если бы был другой способ, я бы избавил тебя от страданий. Я знаю, что это такое - сочувствие чужой боли. Знаю. Но твоя боль - это тоже необходимая составляющая ритуала. И увы, я не могу даже заплакать над твоей болью. Умозрительно я способен представить, как тебе больно, но какой тебе в этом толк? Я должен скрепить свое сердце и быть жестоким. Потому что так надо.
Весь мир стал одной сплошной болью. В мире нет ничего, кроме боли. Но Карла - луч лунного света - слышит, что говорит Маг:
- Из боли, мальчик, рождается красота, как цветок гиацинт родился из крови убитого Гиацинта , смертного, которого любил Бог. - Пауза. А потом: - По-своему, я люблю тебя, мальчик. Насколько это вообще возможно в моем положении. Постарайся понять.
В обычной жизни Карла бы разозлилась от этих слов, но сейчас ей попросту грустно. Она чувствует то же, что чувствует ветер, что чувствует пламя. И хотя его боль пронзает и ее тоже, хотя она делает все, чтобы разделить с ним его боль, она не чувствует ничего - она потеряла способность испытывать боль.
Поэтому мальчик страдает один, отгороженный от всего временем и благословенным даром - когда-нибудь умереть.
огонь: искатель
Брайен Дзоттоли пробежал вдоль горящих домов до поворота на Главную улицу. Сэр Фрэнсис, Кейл Галлахер и принц Пратна ковыляли следом.
- Неплохо придумано. Молодец этот Майлс, - сказал Пратна. - Сжечь все дома. Замечательная идея. Теперь я не замерзну до смерти, пока буду уничтожать вампиров. Тем более что это достойное оформление для моего грандиозного спектакля…
- Быстро дайте мне вампира, - воскликнул сэр Фрэнсис. У них у всех были сумки, набитые кольями, чесноком, распятиями и деревянными молотками. Сэр Фрэнсис и Пратна поддерживали друг друга, медленно поднимаясь в гору по талому снегу. Брайен, который все еще не отошел после ночных волнений, угрюмо молчал.
- А где остальные?
Терри стоял перед входом в аптеку и отчаянно махал руками. По Главной улице было никак не проехать. Машина, которую Брайен оставил у аптеки, была почти полностью погребена под снегом.
- Что там парнишка кричит? - нахмурился Кейл Галлахер.
- Керосин, мистер Галлахер! И бутан! И горючая жидкость!
- В чем дело?
- У вас в аптеке! В подсобке!
Дверь аптеки открылась. Стивен с Пи-Джеем вышли на улицу, волоча за собой по громадной канистре.
- Господи Боже, - прошептал Кейл. - Весь город. Дотла. Брайен заметил, что сэр Фрэнсис весь дрожит от возбуждения. А вот Пратна, наоборот, был спокоен и невозмутим. Лицо у него было как маска - непроницаемая, непонятная. Терри крикнул:
- Мы хотим подорвать вашу машину. Можно?
- Вы все сумасшедшие! - закричал в ответ Кейл. Стивен захохотал, как безумный ученый из фильма ужасов. Его смех пронесся зловещим эхом по пустынной улице. Терри побежал им навстречу - по тропинке, которую они со Стивеном и Пи-Джеем протоптали в снегу, добираясь до аптеки.
- Пойдемте, Брайен, - крикнул он на бегу. - В зал игровых автоматов.
- В зал игровых автоматов?
- Там может быть кто-то из них.
- Мы с вами, - высказались в один голос сэр Фрэнсис и Пратна.
- Да на хрен надо, - огрызнулся Терри, к Брайен увидел, что глаза у парнишки горят словно у одержимого. - Я уже прибил родного брата и, блин, еще штук шесть вампиров, пока вы там дома сидели.
Опять налетел ветер. Улицу заволокло дымом. Брайен вошел в зал игровых автоматов. Кровавая бойня… Все автоматы работали: сверкали, гудели, свистели, мерцали и требовали дополнительных четвертаков настойчивыми электронными голосами. Рядом со старым “Пэкманом” стоял подросток в пижаме и с коробкой для школьных завтраков в руках. Из двух крошечных ранок у него на шее сочилась кровь. На полу перед “Пьющими кровь” сидела женщина средних лет. Ее сложенные на груди руки были забрызганы кровью - давно засохшей. Повсюду валялись части человеческих тел: левая стопа, палец, целая кисть, часть щеки с ухом… Стены были буквально залиты кровью, к которой прилипли кусочки мозгов и ошметки кожи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
- Скажи мне, - велит Маг, - что ты там видишь. И не вздумай выдумывать, слышишь?! Просто говори, что видишь.
- Я вижу Везувий.
- Хорошо. - Маг, похоже, доволен. - А что еще?
- Я вижу огонь. Вижу, как человек падает из окна или с крыши какого-то здания. - В жизни мальчик ни разу не видел такого здания. В Помпеях точно нет ничего подобного. И одет мужчина из видения как-то странно. Но мальчик не хочет, чтобы его обвинили во лжи. Поэтому он не вдается в подробности.
- Хорошо. - Маг оборачивается к Сивилле. - Вот видишь. Все идет по плану. Сейчас как раз подходящий момент. Три мойры прядут миллионы нитей человеческих жизней; иногда эти нити сплетаются и безнадежно запутываются, и тогда кто-то из мойр сердится и дергает узел, и катастрофа становится неминуемой. Но в этом - наше с тобой преимущество. Двадцать тысяч смертей - и никто не заметит, что мы тоже умрем. В этот короткий миг всеобщей сумятицы и смятения мое последнее колдовство протянется к невозможному и изменит течение нескольких жизней, когда они все сплетутся в опасный узел… Неужели ты не понимаешь. Сивилла? Мы обменяем нашу холодную вечность на дар умереть, которым владеет вот этот мальчик…
- Хозяин… - говорит мальчик. Он видел фигуры в чаше с водой. Он видел трех мойр или кого-то похожего на трех мойр, вот только одеты они были странно… и двое из них были похожи на дряхлых стариков, хотя мойры должны быть старухами, а та, что была посередине, сидела в кресле с большими колесами, и они разговаривали на каком-то гортанном наречии, отдаленно похожим на германский язык.
- Что такое, дитя?
- Мне страшно, domine.
- Тебе и должно быть страшно. - Маг хлопает в ладоши. Входят двое мужчин из особо доверенных слуг. Им заранее объяснили, что надо делать. Они сразу хватают мальчика, кладут на стол, привязывают ремнями и затыкают рот кляпом.
Нож поблескивает в свете факелов.
- Не думай, что я хочу тебе зла, дитя. - Маг вздыхает, - воспринимай это как дар; маленькое, незначительное препятствие на пути к бесконечному будущему… и твой голос, это роскошное слияние невинности и боли, восторга и проникновенной грусти… теперь он останется таким навсегда. Возьми с собой песню в дорогу… путь будет длинным… и песня тебе пригодится… смягчать суровые сердца царей, трогать людские души до слез… чтобы смертные не заподозрили страшную правду о том, во что ты превратишься… и к тому же яички мальчика-девственника - очень сильный магический ингредиент…
Мальчик его не слышит. Один из слуг - тот, который задрал его тунику - ловко проводит ножом по его гениталиям. Он не может кричать - из-за кляпа во рту. Он ничего не видит - из-за горячих слез.
- Поверь, мальчик, мне жаль, что приходится причинять тебе боль, - говорит Маг печально, хотя мальчик его не слышит. Он чувствует только нож, разрезающий плоть. - Если бы был другой способ, я бы избавил тебя от страданий. Я знаю, что это такое - сочувствие чужой боли. Знаю. Но твоя боль - это тоже необходимая составляющая ритуала. И увы, я не могу даже заплакать над твоей болью. Умозрительно я способен представить, как тебе больно, но какой тебе в этом толк? Я должен скрепить свое сердце и быть жестоким. Потому что так надо.
Весь мир стал одной сплошной болью. В мире нет ничего, кроме боли. Но Карла - луч лунного света - слышит, что говорит Маг:
- Из боли, мальчик, рождается красота, как цветок гиацинт родился из крови убитого Гиацинта , смертного, которого любил Бог. - Пауза. А потом: - По-своему, я люблю тебя, мальчик. Насколько это вообще возможно в моем положении. Постарайся понять.
В обычной жизни Карла бы разозлилась от этих слов, но сейчас ей попросту грустно. Она чувствует то же, что чувствует ветер, что чувствует пламя. И хотя его боль пронзает и ее тоже, хотя она делает все, чтобы разделить с ним его боль, она не чувствует ничего - она потеряла способность испытывать боль.
Поэтому мальчик страдает один, отгороженный от всего временем и благословенным даром - когда-нибудь умереть.
огонь: искатель
Брайен Дзоттоли пробежал вдоль горящих домов до поворота на Главную улицу. Сэр Фрэнсис, Кейл Галлахер и принц Пратна ковыляли следом.
- Неплохо придумано. Молодец этот Майлс, - сказал Пратна. - Сжечь все дома. Замечательная идея. Теперь я не замерзну до смерти, пока буду уничтожать вампиров. Тем более что это достойное оформление для моего грандиозного спектакля…
- Быстро дайте мне вампира, - воскликнул сэр Фрэнсис. У них у всех были сумки, набитые кольями, чесноком, распятиями и деревянными молотками. Сэр Фрэнсис и Пратна поддерживали друг друга, медленно поднимаясь в гору по талому снегу. Брайен, который все еще не отошел после ночных волнений, угрюмо молчал.
- А где остальные?
Терри стоял перед входом в аптеку и отчаянно махал руками. По Главной улице было никак не проехать. Машина, которую Брайен оставил у аптеки, была почти полностью погребена под снегом.
- Что там парнишка кричит? - нахмурился Кейл Галлахер.
- Керосин, мистер Галлахер! И бутан! И горючая жидкость!
- В чем дело?
- У вас в аптеке! В подсобке!
Дверь аптеки открылась. Стивен с Пи-Джеем вышли на улицу, волоча за собой по громадной канистре.
- Господи Боже, - прошептал Кейл. - Весь город. Дотла. Брайен заметил, что сэр Фрэнсис весь дрожит от возбуждения. А вот Пратна, наоборот, был спокоен и невозмутим. Лицо у него было как маска - непроницаемая, непонятная. Терри крикнул:
- Мы хотим подорвать вашу машину. Можно?
- Вы все сумасшедшие! - закричал в ответ Кейл. Стивен захохотал, как безумный ученый из фильма ужасов. Его смех пронесся зловещим эхом по пустынной улице. Терри побежал им навстречу - по тропинке, которую они со Стивеном и Пи-Джеем протоптали в снегу, добираясь до аптеки.
- Пойдемте, Брайен, - крикнул он на бегу. - В зал игровых автоматов.
- В зал игровых автоматов?
- Там может быть кто-то из них.
- Мы с вами, - высказались в один голос сэр Фрэнсис и Пратна.
- Да на хрен надо, - огрызнулся Терри, к Брайен увидел, что глаза у парнишки горят словно у одержимого. - Я уже прибил родного брата и, блин, еще штук шесть вампиров, пока вы там дома сидели.
Опять налетел ветер. Улицу заволокло дымом. Брайен вошел в зал игровых автоматов. Кровавая бойня… Все автоматы работали: сверкали, гудели, свистели, мерцали и требовали дополнительных четвертаков настойчивыми электронными голосами. Рядом со старым “Пэкманом” стоял подросток в пижаме и с коробкой для школьных завтраков в руках. Из двух крошечных ранок у него на шее сочилась кровь. На полу перед “Пьющими кровь” сидела женщина средних лет. Ее сложенные на груди руки были забрызганы кровью - давно засохшей. Повсюду валялись части человеческих тел: левая стопа, палец, целая кисть, часть щеки с ухом… Стены были буквально залиты кровью, к которой прилипли кусочки мозгов и ошметки кожи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111